Книга Врата Небес - Антон Карелин

15

Он мчался сквозь подлесок, прошибая телом вязкий, поглотивший небо и землю туман, ежесекундно рискуя свалиться в колючий покров неровной земли; кусты нещадно хлестали его, молодые деревья вырастали из густых белесых клочьев мокрыми черными стволами, отдавшими здешнему холоду зелень рано опавшей листвы; сзади нарастало черное гудение, пронизанное алыми всполохами — Тварь мчалась еще быстрее, он чувствовал ее напряжением спины, дрожью, схватывающей поясницу; волосы на затылке вставали дыбом.

Подлесок все тянулся и тянулся — уже десять ударов сердца, — когда бегущий сообразил, что такого быть не может. Чернеющий страх накрыл его с головой, но вовремя пришла спасительная мысль: значит, я бегу вдоль леса!

На секунду он замедлил бег, потому что стремительные в такт дыханию и движению мысли уже ломались, сталкиваясь друг с другом; в голове царил полный сумбур, и желание спастись отступило в глубину рассудка, уступив, наконец, лихорадочному раздумью, куда повернуть, чтобы оказаться в лесу, — налево или направо?!

Но, к несчастью, он не успел как следует остановиться: инерция бросила корпус вперед, ноги заплелись одна о другую, толкая его в мокрую грязную траву.

Страх настигал, пульсирующее черное гудение усилилось, алые волны гуляли в глазах, вспыхивая болью и рождая сотрясающую тело дрожь.

Он вскочил, бросился направо, начиная движение на четвереньках и выпрямляясь, шатаясь, балансируя на скользкой траве и на краю давимого ужасом сознания — сзади, шагах в ста, раздалось утробное рычание Твари.

Сдавленно вскрикнув, он пролетел несколько метров в рванувшем поясницу прыжке — и вдруг потерял почву под ногами.

Она ударила его миг спустя — ударила крепче дубовой гробовой доски; он скатился по склону, ломая кусты, и достиг подошвы холма прежде, чем туман успел поглотить крик его боли.

Кажется, мстительная земля разделалась с топтавшими ее ногами; по крайней мере он не мог встать. Наскоро выломанную минутами назад дубину во время падения вырвали жадные кусты, оставался только кинжал за голенищем, — а Вельх слишком хорошо знал, чего стоит оружие против этой, взращенной Мастерами своего дела Твари.

— Мать милосердия, — хрипло позвал он, обращаясь в туман, стирая с лица капли росы, грязь и непозволительные для мужчины слезы, — Отец воинов, простите. Я не успел, — на него упала длинная вытянутая алая тень, и гудение смолкло. Красные всполохи опасности растеклись по земле и, затихая, клокотали в траве, по которой мягко и неслышно ступала Тварь.

Приговоренный к смерти смотрел на нее и не шевелился в оцепенении. Он никогда не видел такой огромной и страшной собаки.

Тварь остановилась в пяти шагах от него, наполовину показавшись из тумана. В угольных глазах с красными блестками отражался сжавшийся на траве человек, рука которого, подрагивая, тянулась к спрятанному в голенище сапога ножу.

Медленно, не спуская с человека тяжелого ненавидящего взгляда, Тварь припала к земле, готовясь к единственному прыжку; ощерила побеленную слюной пасть, перестала сдерживать рвущееся сквозь клыки клокотание. И прыгнула.

Мясо рванулось в сторону, словно предугадав неуловимо-быстрый прыжок, но движения его сковывали ужас и слабость: оно не успело увернуться и распласталось на земле, опрокинутое, раздавленное, уже не сопротивляющееся.

«Горло!» — вел радостный, алкающий крови инстинкт, но жестокий приказ «Глаза!» вывернул морду вверх, взметнул мощную лапу и обрушил ее на искаженное беззащитное лицо.

Снизу ударил крик, но странно не был похож он на вопли обычного корма — в нем пробуждалась дикая ненависть, Бездна, леденящая кровь. Тварь, не раздумывая, рванула горло — клыки сомкнулись, вспарывая и отрывая горячую кровоточащую плоть, и в тот же миг острый привкус опасности рванул ее в сторону — оставить мясо, кинуться навстречу возникшему в трех прыжках отсюда неизвестному, движущемуся со стороны леса врагу, — но неумолимый приказ в замедленных, тягучих мгновениях не позволил отступить от жертвы, пока она не издохла; пища, захлебывающаяся кровавым ревом, внезапно содрогнулась, и шерсть Твари начала вставать дыбом; в тумане родился странный звенящий звук, и тут же в бок Твари ударила легкая колющая боль вошедшего в тело прута. Не обращая внимания, она снова рванула мощными челюстями кусок бьющегося в конвульсиях мяса, но плоть его вдруг стала очень жесткой, стремительно обрастая странной серой кожей, покрытой редкими белесыми пятнами.

Боевая ярость родилась в собачьей груди, снова запела тетива, и еще один тонкий омеловый прут без наконечника вошел в тело, пробивая неуязвимую шкуру. Утробный рык Гончей смешался с ревом содрогающейся жертвы, и Тварь преступила приказ. Оставив второй глаз, она вцепилась обрастающему шерстью мясу в глотку, намереваясь покончить с ним немедленно, потому что второй враг с его сумасшедшей скоростью метания прутьев начинал становиться опасен, и острия его живого оружия жгли.

Но клыки с трудом вошли в вязкое тело, и вкус крови на сей раз породил в Адской Гончей страх, потому что это не было плотью и кровью человека.

Раны зарастали на глазах, превращаясь в шрамы и рубцы, и рев поверженной жертвы неожиданно смолк. Серые руки вцепились в загривок неуязвимой Твари, отрывая ее от земли, и, приподняв огромное тело, швырнули ее в сторону. Упав, Тварь вскочила с пугающей плавной быстротой и развернулась в сторону ускользающей добычи, но добыча и не думала ускользать.

Звонкоголосый враг рванул собачий слух кратким свистом и новой омеловой болью, но не от нее смешались в черном сердце ярость и страх, не от нее дрогнули передние лапы, ясно говорящие: «Бежать!»

Тварь застыла, припав к земле, и горлом шло низкое клокочущее рычание. А впереди вставала другая Тварь, на двух ногах, неуклюжая и молчаливая — и внимательно смотрела на адского охотника пылающими алыми глазами на сером овале нечеловеческого лица.

«Бежать!» — сказали дыбом вставшая шерсть и холод, родившийся в вечно голодном брюхе, но сзади ударил неоспоримый, ненарушаемый приказ: «УБЕЙ». И Тварь рванулась вперед, опережая мгновение и новый свист звонкоголосого врага, стремясь убить, пусть даже умереть.

Размытая серая тень скользнула навстречу, вскидывая руки, и сомкнувшиеся железные тиски одним резким движением вырвали собачий череп из позвоночной дуги. Хруст, тишина и шелест колышимой ветром травы достигли собачьего слуха. Гончая осознала, что огромное тело невесомо повисло в руках серокожего существа и что она перестает его чувствовать. Потом все стало красным, а затем накатила тьма.

Глава вторая

РОЖДЕННЫЕ В ДРЕВНЕМ ЛЕСУ

18 июня 259 года, 1 час 57 минут утра.

От Старшего Наблюдателя области Северных Княжеств.

Секретно. Только для Мастеров Седьмой и выше ступеней.

Всем Мастерам, Высоким Мастерам и Наблюдателям: ВНИМАНИЕ: Два часа назад в северной части континента БЫЛИ АКТИВИРОВАНЫ И ОТКРЫТЫ ВРАТА НЕБЕС!