Книга Чистилище. Забытые учителя - Александр Токунов

— Простите… я не хотел…

— Ничего, мой мальчик, — взгляд Клёна потеплел, — только Всевышний имеет право судить людей и только он разберётся, кто из нас в итоге был прав. Гораздо важнее то, что внуки Ахмада вырастут хорошими людьми. Рождены они были в любви и взаимопонимании, а это важнее, чем вера. Запомни одно: хороший человек всегда остаётся хорошим человеком — независимо от веры. Лицемерие — более страшный грех, нежели неверие. А плохой человек так и подохнет скотом, и никакие обряды, никакое лицедейство ему в этом не помогут. Посмотри на Михася, на Лизавету — хорошие ребята, и это главное: эти дети — надежда нашей общины. Есть люди, которые неспособны заботиться об общем благе. Даже под угрозой уничтожения человечества как вида такие паразиты должны быть уничтожены!

— А как же Объединённый генералитет? — в беседу вступил Кирилл.

— Эти должны быть уничтожены в первую очередь, но сейчас они сильны. — Клён вздохнул. — Они построили надобщественную эксплуататорскую надстройку и не смогут выжить без своих рабов, в то время как бывшие рабы выживают вполне успешно — посмотрите на общину МГУ. Но генералитет будет всеми силами стараться воспрепятствовать этому.

— Но как, учитель? — удивился Блюмквист. — Как можно навязать свою волю людям наверху, сидя при этом в бункерах?

— Мальчик мой, у тебя доброе и открытое сердце. Уже сейчас они поставили своих агентов во главе подавляющего большинства московских общин. Не смогли они пока внедриться только в общину Аэропорта, в общину МГУ и к нам. МГУ защищаем мы, а аэропортовских они просто боятся. Но если всё будет так развиваться и далее, то падение этих общин — лишь вопрос времени…

— Как население других анклавов может им верить? — удивился Владимиров.

— Кирилл, когда-то я прочитал одну хорошую книгу. Там некий президент, великий и мудрый объединитель человечества, загнал его на космические станции, где его можно было контролировать. Здесь у нас роль станций выполняют бункеры, а человечество в массе своей похоже на стадо овец: им всё равно, кто их пасёт, — лишь бы луга были сочны да не было волков. Населению остальных бункеров кажется, что их политики и генералы — герои, спасающие человечество. Это подкрепляется различного рода образовательными программами и пропагандой. Дети мои, вы не представляете, как легко можно скрыть правду, разбавив её лёгкой и приятной ложью, демонизировав и вирус, и саму фигуру доктора Вильмана, исказив все возможные мотивы и выставив себя в самом лучшем свете…

— Но откуда вы всё это знаете?

— Когда-то давно у меня был агент в Израиле — генерал Моисей Исаакович Броцман. Он меня и предупредил о начале Эпидемии. Броцман говорил, что евреи давно занимаются разработкой бактериологического оружия против арабов, так что применение израильтянами этого оружия было лишь вопросом времени. Вильман их опередил, и они получили своё. Во времена до Эпидемии в Израиле о Вильмане знали всего два человека. О том, что такое оружие будет изготовлено рано или поздно, знали практически все президенты государств, и они готовились к этому… — Клён прокашлялся. — Но я отвлёкся. Сейчас Объединённый генералитет стаскивает к себе все ценности и ресурсы. Не удивлюсь, если на их подуровнях хранятся старинные произведения искусства, объекты культурного наследия России. Эти генералы — сволочи, которые заботятся только о том, чтобы продлить своё удовольствие, затуманить свой ум развратом и алкоголем. Думаю, старые вина они употребляют буквально из пипеток. Они, как и те, кого мы свергли тридцать три года назад, не думают о том, что будет завтра, они не хотят думать о том, что бункеры не вечны. Население бункеров не сможет поддерживать существование человечества, просто не вытянет: перекрёстное скрещивание, вымирание и вырождение — вот что нас ждёт. Поэтому забота о зарах — наш первостепенный шаг…

— Что же будет с нами? — осведомился Карпов-младший.

— А вот это уже вам решать! Все вы люди семейные, у вас много детей, вот и делайте всё, чтобы их защитить. Я бы, возможно, спокойно умер здесь, и все вы считали бы меня Великим Имамом, но я не могу себе позволить этого, ибо я не могу уподобиться индивидам из Объединённого генералитета. Если мы можем оказать помощь угнетаемым — мы должны это сделать. Нам нужно найти нового лидера для исламской общины.

— Каковы будут наши действия? — практичность Блюмквиста не изменила ему и здесь.

— Мы должны лететь на Готланд. Однако не для того, чтобы искать там милости Вильмана — это пустая трата ресурсов, которая может привести к краху, — пояснил Клён. — Но всё же не использовать эту возможность мы не можем. Мы не должны следовать пути, который предрёк для всего человечества Вильман, мы должны создать государство заражённых, объединив все общины сначала Москвы, а потом и России. У нас уже есть опыт Верхнего города и МГУ, так жить вполне можно. Есть старая поговорка: на Аллаха надейся, а верблюда привязывай. Мы не можем этим не воспользоваться — это есть наш джихад на пути Всевышнего. Пойдя на этот шаг, мы всё равно окажемся в выигрыше: даже если мы умрём на этом пути, Всевышний простит нам грехи и введёт в рай.

На этой торжественной ноте Клён закончил разговор. Ученики тут же разбились на группы и начали обсуждать услышанное.

К Клёну подошла Аиша Эттингер, она выглядела чем-то обеспокоенной.

— Хотелось бы внести ясность в наши отношения, — начала она. — Пять лет прошло с тех пор, как я заразилась. Я живу в доме Вайсов, но ты приходишь ко мне как гость, а не как муж…

— Ты же понимаешь, что я отвечаю за весь анклав, за всех и каждого, — в голосе Клёна слышалась грусть. — Я был вынужден пожертвовать личным счастьем. Всё эти тридцать три года над нашим анклавом висела угроза, и я не думаю, что они просто так остановятся на достигнутом. К сожалению, среди нас есть те, кто играет на руку Объединённому генералитету, — те самые лицемеры-приспособленцы. Я ошибался, когда думал, что можно будет построить хорошее общество на таком плохом материале. Я надеялся, что паразитов и их детей можно будет перевоспитать, но перевоспитались лишь единицы — остальные так и остались скотами, они уже не боятся меня и стараются проворачивать свои дела за моей спиной. Я стар, и пусть лучше они предадут меня сейчас, пока я ещё в силе и смогу подавить мятеж, чем тогда, когда я уже ничего не смогу контролировать. Знаешь, Аиша, за свою жизнь я понял, что политик не может не врать. Иначе он не политик, а идиот. Он просто не имеет права говорить правду, в противном случае он тут же закончится как политик. Мы, советские люди, жившие тогда, считали, например, что врать плохо. И что политик врать не должен, что он должен говорить правду. Какая ерунда! Они все лицемеры и приспособленцы. Любой, кто вступил в политику, будет вынужден пройти по этому пути, а вот останется ли он после этого человеком — это уже большой вопрос…

Аиша слушала молча, не перебивая, и Клён решил продолжить:

— Один политик, с которым я говорил (было это на закрытом приёме, раньше такие приёмы называли «без галстуков» и вели на них себя естественно, сбросив маски, в которых выходили к включенным камерам), он сказал мне: «Ты апеллируешь к разуму избирателя. А я не могу обращаться к тому, чего нет. Поэтому я обращаюсь к инстинктам…» Масса, по определению, безответственна и бездумна, они предпочитают не думать о своём завтра, именно поэтому шайке лжецов и лицемеров так просто управлять бункерами. Я и сам порой думаю, что нисколько не лучше их, потому что всех обнадёживаю…