Книга Великий Александр Македонский. Бремя власти - Михаил Елисеев

И началась подготовка к штурму, который, по мысли Александра, должен был стать решающим: в македонском лагере день и ночь кипела работа, сооружались осадные башни, тараны и черепахи, вязались лестницы, выкатывались на боевые позиции баллисты и катапульты. А пока сооружалась осадная техника, пехотинцы день за днем, под яростным обстрелом врага заваливали громадный ров – царь хотел подтащить осадные башни вплотную к стенам. Македонец лично объезжал свои войска, проверял качество осадных работ, стараясь ничего не упустить, изучал городские укрепления, выискивая наиболее слабое место в обороне. А когда приготовления были закончены и осадная техника двинулась к стенам, осажденный гарнизон ночью сделал вылазку. Для македонцев это было полной неожиданностью, стража не смогла сдержать натиск атакующих, но из лагеря подбегали те, кто успел проснуться, и в итоге совместными усилиями им удалось отбросить врагов в город. Для персов эта атака закончилась плачевно – поставленных целей не достигли, потеряли 170 человек, а командовавший отрядом македонский перебежчик Неоптолем погиб. Но это было только начало, решающая битва за Галикарнас еще только начиналась…

«Александр, расположившись лагерем возле города, повел осаду деятельным и устрашающим образом. Сначала он посылал войска на приступы, которые следовали один за другим, и целый день проводил в сражении; затем подвел разные машины; рвы перед городом засыпал под прикрытием трех «черепах» и начал таранами бить по башням и стенам между башнями. Когда часть стены рухнула, солдаты, прокладывая себе путь в рукопашных схватках, ворвались через пролом в город. Мемнон сначала легко отражал приступы македонцев, так как в городе у него было много воинов» (Диодор). Сражение в проломе закончилось победой персов, так как их командующий правильно определил место, где противник будет наносить главный удар – севернее ворот Тетрапилон. Там, где внешняя стена рушилась под ударами таранов и катапульт, воины гарнизона спешно возвели внутреннюю стену, благо людей пока хватало, мало того, по сообщению Диодора, осажденными: «выстроена была деревянная башня высотой в 100 локтей, и в ней было полно стрел для катапульт». Когда начался приступ и с грохотом, вздымая клубы серой пыли, стала рушиться городская стена, македонские командиры были уверены, что именно сейчас им удастся прорваться в город. Но когда под рев боевых труб тяжелая пехота пошла в атаку, то наличие второй внутренней стены стало для осаждающих полной неожиданностью. Македонцев, вошедших в пролом и оказавшихся в ловушке, поражали в лицо и с флангов, разве что не с тыла. Не желая губить воинов понапрасну, Александр велел отступить. Между тем бои за Галикарнас достигли своего высшего накала: «Перед городом происходили большие сражения; македонцы значительно превосходили врага храбростью; преимущество персов состояло в их числе и подготовленности. Стоявшие на стенах помогали им в бою и стрелами с катапульт убивали и ранили врагов» (Диодор). Мемнон не собирался отсиживаться в обороне, он прекрасно понимал, что любые стены, как бы высоки и прочны они ни были, рано или поздно будут разрушены – дело лишь во времени! А время сейчас работало на него: чем дольше македонская армия топчется под Галикарнасом, чем большие она несет потери, которые трудно восполнить, тем больше шансов на то, что Царь царей успеет собрать армию и прибыть в Малую Азию. Хотя возможно, что родосец надеялся обойтись без участия Дария и справиться своими силами. И основания для этого у него были – приближалась зима, а в отсутствие у Александра флота, который мог бы снабжать его армию по морю, должен был остро встать вопрос с продовольствием. А вот осажденные недостатка пока ни в чем не испытывали, разве что людские потери росли с катастрофической быстротой. Однако, понимая всю опасность, которую представляла осадная техника македонской армии для полуразрушенных городских укреплений, командование гарнизона решило повторить попытку по ее уничтожению.

Атака на македонские позиции началась успешно, и часть осадной техники в итоге удалось поджечь: «Часть защитных сооружений, стоявших близко от стены, сгорела; обгорела и одна деревянная башня, но все остальное уберегли воины Филоты и Гелланика, которым была поручена охрана этих сооружений» (Арриан). В этот критический момент Александр быстро сориентировался в обстановке и двинул на выручку свежие войска. Вот как описал Диодор действия и персов, и греков в этом сражении: «Одни тушили огонь, взвивавшийся высоко над машинами, другие избивали врага, схватившись врукопашную; третьи за рухнувшими стенами складывали другие стены и делали их прочнее старых. Военачальники Мемнона сражались в первых рядах и вручали богатые подарки отличившимся; обе стороны горели несказанной ревностью победить». Бой не прекращался ни на минуту, македонцы и персы сошлись лицом к лицу, уступать не хотел никто, слишком велика была цена поражения. «Галикарнасцы, правда, вначале брали верх по причине высокого местоположения: они не только били в лоб людей, оберегавших машины; с башен, уцелевших по обеим сторонам рухнувшей стены, была для них возможность поражать врага, подходившего ко второй стене» (Арриан). Ход битвы постоянно менялся – в некоторых местах защитникам города удавалось оттеснить македонцев от города, в других, наоборот, царские воины отбросили врага к городским укреплениям. «Некоторые среди всех этих ужасов начинали падать духом, но ободряющие слова начальников опять вливали в них мужество, и они исполнялись свежих сил» (Диодор). Однако постепенно Мемнон осознал, что если бой затянется, то он рискует превратиться в полномасштабное полевое сражение, исход которого предсказать нетрудно; поэтому он приказал трубить отбой. Побросав ставшие ненужными факелы, греческие наемники сдвинули большие щиты и начали отступать к городским воротам, отражая атаки македонцев. Вскоре сражение закончилось, на плечах врага солдатам Александра в город ворваться не удалось, и он отвел свои войска от города. Битва за Галикарнас продолжалась.

* * *

Вино, как известно, ума никому не добавляет. И македонцы в этом отношении не являются исключением из правил, а скорее наоборот – тоже выпить не дураки и лишний стаканчик мимо рта не пронесут. Обычно думают, что это только русский человек так может – махнул, и потянуло на подвиги, горы своротит, и море по колено. А вот и нет, македонская душа – она тоже загадочная, и не все ее поступки подлежат пониманию и логическому объяснению. Дело было так: сидели два товарища из подразделения тяжелой пехоты, которой командовал Пердикка, у себя в палатке и выпивали. В отличие от греков, которые пили вино разбавленным, македонцы этим не грешили и поганить благородный напиток водой считали кощунством. Судя по всему, этим солдатам хотелось не просто напиться и забыться, а как положено – выпить и поговорить. Вот эти-то разговоры их до добра и не довели: о чем говорить двум солдатам на войне? Конечно, о том, кто, сколько врагов убил, кто в каких делах явил примеры высокой доблести и героизма, за что был отмечен начальством, и т. д. и т. п. А в итоге перешли на личности – кто из них двоих храбрее, кто сильнее и умнее. А чтобы не быть голословными и обвиненными в пустой болтовне, решили подтвердить свои слова делом и забраться на стену городского Акрополя. Сказано – сделано, и боевые товарищи, покачиваясь от количества выпитого, направились к черневшим в ночи стенам Акрополя, на которых маленькими точками мерцали факелы дозорных. Мы не знаем, с песнями или без подошли к стенам города эти двое, но как бы там ни было, их заметили. Диодор так и пишет: «какие-то солдаты Пердикки, напившись, полезли ночью очертя голову на стены Акрополя». Но мало того, что эту парочку заметили со стен, судя по всему, их захотели взять в плен, со всеми вытекающими последствиями. Однако воинское мастерство отмирает в последнюю очередь: «Македонцы убили подошедших ближе, а в тех, кто остановился подальше, стали метать дротики; но на стороне врага было и численное превосходство, и место для него было выгодным: галикарнассцы сбегали и бросали дротики сверху» (Арриан). Шум у стены разбудил многих в македонском лагере, похватав оружие, они бросились на помощь своим. «В это время подоспел еще кое-кто из воинов Пердикки, прибежали еще люди из города, и перед стеной завязалась жаркая схватка; македонцы опять отбросили вышедших за ворота и чуть было не захватили город» (Арриан). Но персидское командование вновь оказалось на высоте: «Мемнон и его помощники, понимая неопытность атакующих, выступили с отрядом, значительно большим, отогнали македонцев и многих убили. Узнав об этом происшествии, многие македонцы бросились на помощь; завязалась жестокая сеча, и когда на поле битвы появился со своими воинами Александр, то персы отступили и заперлись в городе» (Диодор). Сражение было жестоким и кровопролитным, потери обе стороны понесли значительные, но гораздо примечательнее были его последствия. «Царь попросил через глашатая выдать для похорон трупы македонцев, павших за стенами» – такую вот ценнейшую информацию поведал нам Диодор. Казалось бы, ничего особенного, попросил – и попросил, но дело в том, что, по законам войны того времени, тот, кто обращался с подобной просьбой к противнику, признавал себя побежденным! Ни до, ни после в полководческой карьере Великого Македонца подобного не было, случай сам по себе уникальный, который наглядно показывает все трудности, с какими столкнулся царь во время боев за столицу Карии. Можно только догадываться, какие чувства бушевали в душе Александра, когда он отправлял в город парламентеров, практически расписываясь перед врагом в собственном бессилии. Характерна реакция на это персидского командования: греки Фрасибул и Эфиальт выступили за отказ в просьбе Александру, а вот Мемнон решил иначе и просьбу македонского царя удовлетворил. Казалось, защитники города могли чувствовать себя победителями – но все было не так однозначно.