Книга Начало России - Валерий Шамбаров

В Англии о проблемах веры принялся толковать философ и теолог из Оксфордского университета Джон Уиклиф.

Доказывал, что власть папы вовсе не от Бога, да и вообще, церковная иерархия не нужна. Заодно с индульгенциями отрицал паломничества, безбрачие священнослужителей – пускай лучше женятся, чем заглядываются на крестных дочерей, племянниц или мальчиков. А божественные поучения люди должны воспринимать прямо из Священного Писания. Чтобы оно было доступно не только священнослужителям, знающим латынь, Уиклиф взялся переводить Библию на английский язык. В Германии и Польше возникла другая ересь. Сектанты переняли «тайную мудрость» у каббалистов, отвергали таинства, священников, иконы. На Руси эту ересь назвали стригольниками – ее приверженцы по-иудейски совершали обрезание, «стригли» себе крайнюю плоть [95].

Но всю европейскую жизнь, и церковную, и светскую, грозно перетряхнула эпидемия «черной смерти». Исследователи называют разное количество погибших – 25 млн., 40 млн., 60 млн. В любом случае, очень много. Вымирали города, деревни. Ужас вызывал массовые истерии. Где-то люди упивались и предавались общему разврату, старались напоследок натешиться. В других местах появлялись проповедники, предрекая общую смерть, звали каяться. Процессии флагеллянтов бичевали сами себя, превращая спины в кровавые ошметки. По разным городам громили еврейские кварталы, прошел слух, что поветрие вызвали иудеи, хотевшие уничтожить христианский род.

Чума исчезла, страшно проредив население – и как бы разделила две эпохи. До «черной смерти» и после нее. До нее осталось то, что ученые назовут Средневековьем, а после началась «эпоха Возрождения». Тон задали итальянцы. Уцелевшие не верили своему счастью. В сознании укоренялось, что если уж выжили, надо сполна насладиться жизнью, взять от нее все мыслимые и немыслимые удовольствия. Общие настроения выразил Боккаччо. Он был большим другом евреев и еретиком, утверждал, что все религии равны. Но был и блестящим литератором, выплеснул очумевшую радость в «Декамероне». Книга приобрела бешеную популярность, заменяла людям Библию. Чума разорвала семьи, оставила после себя вдов, вдовцов, сирот, выбирай на любой вкус! Да и женатые мужчины, замужние дамы пускались во все тяжкие, супружеская верность стала восприниматься смешным пережитком прошлого.

Немало князей, купцов, банкиров одним махом умножили богатства – получили наследства перемерших родственников. Раньше деньги копили за семью замками, тряслись над ними. Теперь это казалось глупым. Покойники-то копили, и что толку? Богачи спешили воспользоваться своими состояниями, начали возводить дворцы, устраивать балы, маскарады. Для пущего украшения жизни привлекали художников, скульпторов, поэтов, хорошо платили. Заказчики определяли и сюжеты. Мадонн и святых стали писать со знаменитых куртизанок, по возможности выставлять обнаженное тело, множились композиции «кающихся магдалин», полуголых мучениц и мучеников. Но христианская тематика все же не позволяла показывать все что хочется, и на выручку пришло язычество. Иконы во дворцах вытеснялись картинами, статуями аполлонов, венер, нимф [51].

Ну а термин «эпоха Возрождения» пустили в ход подхалимы. В Средние века часто говорили об упадке по сравнению с Древним Римом. Сейчас подразумевалось, что его величие возрождается. Итальянских князьков их приближенные сравнивали с цезарями и августами. Хотя на самом-то деле возрождались только худшие черты Римской империи: разврат, цинизм, бездуховность. От «возрождения» не осталась в стороне и церковь. Опять же, чума поспособствовала. Опустели кафедры священников, кардиналов, епископов, аббатов. Эти должности были весьма доходными, их правдами и неправдами старалась заполучить знать. Католическая церковь и прежде имела очень заметный уклон в «мирскую» жизнь, а теперь ее густо разбавили светские люди, не имеющие понятия о церковных службах, но не желающие отставать от «мирских» вельмож. Епископы заводили целые гаремы наложниц, монастыри содержали кабаки и прочие увеселительные заведения. Петрарка писал: «Достаточно увидеть Рим, чтобы потерять веру».

Стиралась грань между знатными дамами и проститутками. Пресытившись обычным распутством, тянулись к извращениям. Связи с лицами своего пола стали обыденным явлением. Королеве Жанне Неапольской муж мешал развлекаться так, как ей хочется, и прелестная женщина приказала задушить супруга между двумя матрасами. А миланский герцог Джан Галеацци Висконти тешился охотами. Выбирал в тюрьме мужчин или женщин, выпускал нагишом на улицы и гнался на коне с собаками, пуская стрелы. Если «добыча» оставалась жива, герцог «жарил» ее, бросая в большую печь [12].

Англии и Франции «возрождение» пока не коснулось. Чума так жестоко потрепала их, что прервала Столетнюю войну. Стороны заключили перемирие. Но англичане вошли во вкус сражаться на чужой территории, привозить богатые трофеи. Закопав на лондонском кладбище 50 тыс. трупов и обнаружив, что эпидемия прекратилась, они стали подкатываться к Эдуарду III – надо бы еще повоевать, рано кончили. Король и сам приходил к аналогичному мнению. В 1355 г. снова высадил армию на материке.

А французский властитель Иоанн Добрый и сам любил подраться. Современники отмечали, что он «бился как герой и как грубая скотина». К тому же, «медленно соображал и был слишком упрям». Никаких выводов из прошлых поражений он не сделал. Под Пуатье повторилось та же история, что и под Креси. Французские рыцари беспорядочно кидались в атаку, английские лучники их расстреливали. Иоанн с сыном Филиппом попали в плен. К ним отнеслись с величайшим почетом, поселили в роскошных аппартаментах, разрешили вызвать из Парижа всю прислугу, включая шутов. Катились непрерывные праздники, англичане весело отмечали победы, прогуливали награбленное, Иоанна непременно приглашали, и англичанки наперебой старались утешить его.

Дофину (наследнику) Карлу, оставшемуся править Францией, приходилось куда тяжелее. Позор под Пуатье возмутил народ. С французов драли огромные подати на войну, и куда пошли их деньги? Теперь начали трясти новые подати, на выкуп короля. Крестьян сгоняли ремонтировать крепости. А чтобы остановить англичан, правительство применило тактику «выжженой земли» – французские войска принялись уничтожать свои же деревни. Терпение лопнуло. Под предводительством Этьена Марселя взбунтовался Париж. Крепостные брались за косы и вилы, их возглавил Гильом Каль. Громили замки, истребляли хозяев и их слуг. Французские дворяне презрительно прозвали крестьян «жаками-простаками», и восстание получило наименование Жакерии.

С «жаками» аристократы все-таки справились, это было полегче, чем с интервентами. Этьена Марселя убили, Гильома Каля поймали и надели на голову раскаленную железную корону. Толпу полубезоружных сермяжников рыцарская конница встретила у города Мо и расплющила сталью доспехов, сдавшихся перевешали. Однако в стране было худо. С властями почти не считались, посвсюду бесчинствовали шайки солдат, собирались в банды крестяне, да и рыцари тоже.

Английский Эдуард III прикинул, что завоевывать всю Францию и наводить в ней порядок будет слишком хлопотно, лучше не спешить. Правительство дофина Карла сумело сторговаться с ним. Эдуард отказывался от титула короля Франции, отпускал Иоанна, но за это ему уступали третью часть територии и платили немыслимый выкуп, 3 млн. золотых экю. Чтобы собрать такую сумму, королю, по выражению историков, пришлось даже «продать свою плоть и кровь» – за 600 тыс. он отдал одиннадцатилетнюю дочь Изабеллу в жены миланскому герцогу Висконти. Тому самому, который охотился за людьми. Педофилия входила в круг его увлечений, принцессу он купил.