Книга Прибыль на людях - Ноам Хомский

Давайте вернемся к господствующей доктрине: «победа Америки в холодной войне» стала победой демократии и свободного рынка. В отношении демократии эта доктрина отчасти права, хотя нам следует понять, что имеется в виду под «демократией»: направляемый сверху контроль, имеющий целью «защитить зажиточное меньшинство от большинства». А как насчет свободного рынка? Здесь мы тоже обнаруживаем, что доктрина весьма отдалена от реальности, что опять-таки иллюстрируется примером с Гаити.

Снова рассмотрим пример с НАФТА, с соглашением, целью которого является загнать Мексику в рамки экономической дисциплины, которая защитит инвесторов от опасности «демократических изменений». И это не «соглашение по свободной тор говле». Скорее ему свойственна крайняя степень протекционизма, направленного на создание дополнительных препятствий для восточно-азиатских и европейских конкурентов. К тому же с глобальными соглашениями оно разделяет такие антирыночные принципы, как ограничения в «правах на интеллектуальную собственность», причем столь чрезмерные, что богатые общества никогда не принимали их в ходе своего развития. Теперь же они намереваются воспользоваться ими ради защиты базирующихся в их странах корпораций, что приводит, например, к разрушению фармацевтической промышленности в более бедных странах и, в частности, к торможению технологических нововведений, таких, как совершенствование производственных процессов для запатентованных продуктов, допускаемых традиционным патентным режимом. Если прогресс не приносит выгоду «денежным мешкам», он остается таким же благим пожеланием, как и рынок.

Есть также вопросы о характере «торговли». Как сообщалось, больше половины торговли США с Мексикой состояло из сделок внутри американских фирм, после принятия НАФТА более 15 %. Уже десять лет назад заводы в северной Мексике, на большинстве которых работало малое количество рабочих и которые фактически не были связаны с мексиканской экономикой, производили 33 % моторных блоков, используемых в автомобилях США, и 75 процентов других важнейших компонентов. Происшедший после заключения НАФТА, в 1994 году, развал мексиканской экономики не затронул лишь очень богатых и американских инвесторов (защищенных гарантиями, данными американским правительством) и привел к росту американо-мексиканской торговли, когда новый кризис, ввергнув население в еще более глубокую нищету, «превратил Мексику в дешевый [то есть в еще более дешевый] источник промышленных товаров, где зарплата в промышленности составляет 1/10 американской» сообщает деловая пресса. Согласно некоторым специалистам, половина американской торговли во всем мире состоит из таких центральным образом направляемых сделок, и то же самое во многом можно сказать о других индустриальных державах, хотя к выводам об организациях с ограниченной публичной отчетностью следует относиться с осторожностью. Некоторые экономисты убедительно описали мировую систему как систему «корпоративного меркантилизма», далекого от идеала свободной торговли. Имплицитно приходя к аналогичному мнению, Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) делает вывод, что «преимущества конкуренции и международного разделения труда в высокотехнологичных отраслях промышленности сегодня обеспечивает не столько невидимая рука рынка, сколько конкуренция между олигополиями и стратегическое взаимодействие между фирмами и правительствами».

Даже фундаментальная структура экономики США нарушает столь приветствуемые неолиберальные принципы. Основная тема стандартного труда по истории американского бизнеса состоит в том, что «современное бизнес-предприятие блокирует рыночные механизмы в координации экономической деятельности и размещении ресурсов экономики», производя множество сделок внутри фирм. Подобного рода политика представляет собой еще один существенный отход от рыночных принципов. Но существует и много других сходных отклонений. Рассмотрим, например, судьбу принципа Адама Смита, согласно которому свободное передвижение людей к примеру, через государственные границы представляет собой важный компонент свободной торговли. Если мы обратимся к миру транснациональных корпораций, для которого характерны стратегические союзы с могущественными государствами и их решающая поддержка, то разрыв между доктринами и реальностью станет непреодолимым.

Публичные заявления следует интерпретировать в свете этих реальностей. К их числу относится призыв Клинтона к торговле, а не помощи для Африки, содержащий ряд оговорок к выгоде американских инвесторов, а также напыщенную риторику, которая ухитряется избежать, к примеру, продолжительного перечисления подобных попыток и того факта, что до этого грандиозного нововведения у США была наиболее скупая программа помощи по сравнению с другими развитыми странами. Или же возьмем очевидный образец, рассмотрим очерк Честера Крокера, где описываются планы рейгановской администрации по Африке на 1981 год. «Мы поддерживаем возможности для открытого рынка, доступ к ключевым ресурсам и расширение африканской и американской экономики, сказал он, а также хотим ввести африканские страны «в главное русло свободной рыночной экономики». Цинизм этого заявления вроде бы превышает цинизм, свойственный лидерам «сдержанного натиска» на «экономику свободного рынка». Но версия Крокера достаточно честна, если ее пропустить сквозь призму реально существующей рыночной доктрины. Рыночные возможности и доступ к ресурсам предназначены для иностранных инвесторов и их местных партнеров, а экономикам придется развиваться специфическим путем, защищая «зажиточное меньшинство от большинства». Выходит, зажиточные заслуживают государственной поддержки и государственных субсидий. Да и как им еще процветать ради всеобщей выгоды?

Разумеется, Соединенные Штаты не одиноки в своей концепции «свободной торговли», даже если их идеологи зачастую руководят хором циников. Опубликованный в 1992 году доклад ООН по развитию содержал вывод, что разрыв между богатыми и бедными странами, увеличивавшийся начиная с 1960 года, в значительной мере объясняется протекционистскими мерами, принимаемыми богатыми странами. Доклад же 1994 года пришел к выводу, что «индустриальные страны, нарушая принципы свободной торговли, приносят развивающимся странам убытки приблизительно в 50 млрд. долларов в год, что практически равно общему потоку зарубежной помощи, направляемому в развивающиеся страны». Большая часть этих нарушений состоит в субсидировании экспорта со стороны государства. Доклад ООН за 1996 год сообщает, что разрыв между богатейшими и беднейшими 20 % населения земного шара увеличился с 1960 по 1989 годы на 50 % и прогнозирует рост неравенства в мире из-за процесса глобализации. Это растущее неравенство распространяется и в богатых обществах, причем США лидируют, а Великобритания отстает лишь ненамного. Деловая пресса ликует по поводу «грандиозного» и «ошеломляющего» роста прибыли, аплодируя необычайной концентрации богатств в руках нескольких процентов населения, тогда как для большинства продолжается застой или даже упадок.

Корпоративные средства массовой информации, администрация Клинтона и глашатаи американского образа жизни надменно предлагают себя в качестве образца для остального мира; в хоре приветствий самим себе не слышны результаты наглой социальной политики последних лет. Например, по «основным показателям», только что опубликованным ЮНИСЕФ, мы узнаем, что Соединенные Штаты имеют наихудшие показатели среди индустриальных стран по таким параметрам, как смертность среди детей до пяти лет они идут наравне с Кубой, нищей страной третьего мира, подвергающейся непрестанным атакам сверхдержавы Западного полушария в течение сорока лет. США также удерживают рекорды по голоду, детской бедности и прочим основным социальным показателям.