Книга Изменяю по средам - Алена Левински

Ничего, оклемается, перенервничал просто. Рожать с женой – это не шутки, это для сильных мужчин.

Время для человека, который не рожает, летит быстро, и день его наполнен всякой ерундой: противным писком будильника, запахом сбежавшего кофе, ароматом слойки с лимоном, ощущением того, что ничего не успеваешь, дурными мыслями и подозрениями, диалогом с призраком дохлой вороны.

А в это время, пока часы для тебя бегут друг за другом, как одинаковые полосатые зебры, кто-то рожает, орет благим матом, упирается пятками в кушетку, проклинает все на свете, ненавидит мир, себя, детей, мужчин, женщин, животных и птиц и хочет одного – чтоб это кончилось. И плевать, как выглядишь, и глубоко по барабану впечатление, которое производишь, и нет места любви в этой колючей боли… Так вот, время для того, кто рожает, идет медленно… Безумно медленно, отвратительно медленно…

Мы сегодня встали в семь, когда у Катьки начались схватки. Завтракали, поднимали Гришку, бежали в сад. В половине десятого я уже была в редакции. Время пролетело незаметно. А именно тогда человек рожал. Человека.

Я молча сидела на полу, не вытирая слез.

Гришка соскочил с дивана и обнял меня:

– Мама, а почему ты плачешь?

– Не знаю, малыш…

Толстого вороньего призрака на серванте не было.

На часах половина первого. Завтра рано вставать, а сон не идет. В кухне темно и тихо, только идеально круглая луна, желтая, как сливочный сыр, светит в окно, да рыжий поганец-Кеша урчит, прилепившись к ноге. От кота пахнет селедкой: не иначе, свекровь опять скормила ему селедочный хвост. Я отщипнула маковой булки и задумалась: «Что делать? Что делать с презервативом, найденным у Антона в потайном кармане?» Димкин звонок отвлек меня от собственных проблем, а сейчас, когда домашние уснули, дурные мысли вернулись.

– Булки дать? – спросила я кота.

– Мур-р-р-р, – ответил он, сощурившись.

– Ведь не будешь же есть, паршивец, – недоверчиво сказала я.

– Му-р-р-р, – обижено отозвался кот.

Типа обижаешь, чего это не буду?

– Ну ладно, посмотрим.

Я села на узорчатый линолеум, опершись на теплую ребристую батарею, и покрошила на пол мягкую внутренность булки. Кот понюхал, облизнулся, сел копилкой напротив меня и, зажмурившись, заурчал.

– Ешь, паразит, – грозно зашептала я.

– Мур-р-р, – отказался кот, перебирая коготками.

– Сволочь ты рыжая, – вздохнула я. – Бесполезная животина. Может, ты знаешь, что делать, а?

– Пойди пни Антона в бок и спроси, что за фигня, – ответил тихо Кеша, не открывая зеленых глаз.

– Дельный совет. Главное – мудрый. А если он встанет, молча соберет вещи и уйдет в ночь?

– В ночь – не уйдет, ты же знаешь Антона.

– Нет, я его совсем не знаю. Я думала, что знаю, а оказалось – нет.

– Все равно пни, – настаивал кот.

– А если он будет молчать, как он это умеет? А утром уедет на работу и позвонит, чтобы сказать, что подает на развод и уходит к молодой красивой А.

– Ну и фиг с ним, туда ему и дорога. К его сладкой А. Пусть попробует.

– А если попробует и ему понравится?

– Ну и фиг с ним, – повторил кот. – Не велика потеря.

– Ничего себе, не велика! Он мой муж.

– Гулящий.

– Он Гришкин отец.

– От Гришки он никуда не денется, можешь не сомневаться.

– А если эта родит ему тройню? Еще как денется…

– Ну и фиг с ним.

– Вот заладил… Как это фиг с ним? Это у Гришки надо спросить – фиг или не фиг.

– Я свое мнение высказал, – сверкнул на меня глазом кот и показал шершавый розовый язык. – Если не интересно, зачем спрашиваешь?

– А кого мне еще спросить?

– Маша? С кем ты разговариваешь? – послышался испуганный голос свекрови.

Мария Петровна стояла в дверях, вся в белом – в длинной рубашке с рюшами и в махровом банном халате. На лице озабоченность. Я резво вскочила с полу, Кеша юркнул под стол.

– Я ни с кем не разговариваю… Я просто размышляю вслух о новой статье.

– А почему в темноте? – подозрительно спросила свекровь.

– Из экономии, – не моргнув глазом, соврала я. – Электричество подорожало, вы говорили…

– Еще и как! – тут же переключилась Мария Петровна. – В позапрошлом месяце заплатили двести рублей, а в этом уже двести пятьдесят! А я вам всегда говорила: вы много света жжете. Я предупреждала, а вы все равно жжете.

И, продолжая ворчать, свекровь скрылась в туалете. Вскоре оттуда под размеренное журчание донеслось:

– Мы всегда экономили. Никогда зря лампочку не включали. И утюг зря не включали, только холодильник работал. А когда родился Антоша…

Что произошло после этого знаменательного события, я так и не узнала. Речь свекрови заглушил сливной бачок.

Я потрогала в кармане жесткую упаковку презерватива. Кот спрятался, поделиться больше было не с кем. Внутренний голос посоветовал положить чужое на место.

Глава 13

Судьбоносная бомба

В метро рядом уселась сумасшедшая и поет – отвлекает меня от скорбных мыслей. Я сделала вид, что читаю книгу, хотя застряла на двадцатой странице с того момента, как вошла в вагон. Уже который день пытаюсь читать нашумевший роман «Рублевские супруги» Лилианны Вольской. Предположительно это детектив, но действие разворачивается вяло, героиня сочувствия не вызывает, как не вызывает и интереса к своим поступкам и рассуждениям. Язык откровенно беден, очень удручает отсутствие в тексте прилагательных.

Мои мысли занимает презерватив, найденный в куртке Антона. Сейчас он едет со мной на работу, тихо лежит в сумке, в тайном кармане, где я храню одинокие сигареты, на тот случай, если опять захочется курить.

Сумасшедшая перестала петь и заглянула мне в книжку. Я молчу, уткнувшись в двадцатую страницу.

– Проворовались, – весело и громко сказала сумасшедшая, – и сидят, книжки читают.

Выйти, что ли, на следующей остановке?

Безумная соседка осторожно закрыла серым пальцем первые строчки в моей книжке и удовлетворенно захихикала. Я немного отстранилась, не глядя на нее.

– Замутили головы, – неожиданно рассердилась она, – вот что надо читать. – И ловким жестом фокусника достала из-за пазухи старый номер журнала «Галя».

От бумаги пахнуло тепло-кислым запахом бомжатины, я невольно вздрогнула и подняла глаза на нашу читательницу. Ей было лет пятьдесят, зубы почти полностью отсутствовали, на голове – потрепанная соломенная шляпа с бумажной розой, на шее – ядовито-оранжевый, как будни украинской революции, платок. Так вот она какая, моя читательница! Нет, это уже слишком.