Книга Милые женушки - Эбби Дрейк

У сына загорелись глаза.

– Начнем с незаменимого Интернета, – сказал он. – Это решение всех проблем, известных человечеству.

Но Дана покачала головой:

– Я пообещала Китти, но теперь даже не знаю, Сэм. Когда я подвозила ее, к ней пришла ее дочь. Она зашла, чтобы сказать, что существует страховка и что в случае смерти Винсента деньги получает Китти.

– Личная страховка? Черт, это делу не поможет.

Сэм, естественно, был на стороне Китти, потому что именно она была жертвой несправедливости.

– Самое худшее в том, что страховка большая. Два миллиона долларов. Но Китти говорит, что не знала о ее существовании.

– Два миллиона бешеных долларов? О, мам, что же нам делать?

Дана поставила чашку, закрыла глаза, глубоко вздохнула. Потом сказала:

– Мы все расскажем полиции. И отправимся туда прямо сейчас.

– Я же говорила, мы отстали от жизни, – настаивала Бриджет, когда Дана позвонила ей после того, как вернулась из полицейского участка, где они с Сэмом рассказали детективу Джонсону все, что знали, в том числе и о том, что Лорен была любовницей Винсента Делано до Иоланды и что Кэролайн и Джек ссорились из-за того, что та дала Винсенту деньги, хотя никто не знает сколько и почему. Потом Бриджет спешно добавила: – А теперь положи трубку и позвони на мобильный.

Дана не стала спрашивать Бриджет зачем. Пока что Бриджет единственная, кто не был связан с Винсентом, единственная, чье имя, будь оно на веб-сайте, не вело бы по ссылке на страничку с убийством.

– Не хочешь пообедать со мной и Сэмом? – спросила Дана. – Стивен будет в Чикаго до завтра.

– С удовольствием, но не могу. Жду важного звонка.

– Скажи, чтобы звонили на мобильный. Пойдем с нами, ну пожалуйста. У нас с Сэмом голова пухнет от этой новой информации. Помоги нам разобраться со всем этим.

– Но Эйми дома.

– А. Ну да. Я и забыла. Ты не хочешь, чтобы твоя четырнадцатилетняя дочь узнала всю подноготную Нью-Фоллс.

Бриджет засмеялась:

– Нет. Но если ты хочешь поговорить, можешь отправиться со мной завтра днем.

– Отправиться с тобой? Куда?

– На химиотерапию. В полвторого. Я еще не говорила Рэндаллу и Эйми, и компания мне не помешает.

Дана сказала, что заедет за ней к часу.

– Кто звонил? – спросила Эйми, неспешно входя в гостиную и плюхаясь рядом с Бриджет. – Чем занимаешься?

Она была молодой и умной и уже такой tres[25]взрослой. Но Дана была права: Эйми не должна знать о грязном белье жителей Нью-Фоллс.

– Дана Фултон, а я пуговицы перешиваю. – После того блейзера лавандового цвета она перешила пуговицы еще на полудюжине других жакетов, двух платьях и трех кардиганах. – Твоя маман толстеет. – Она подняла глаза и внимательно посмотрела на дочь. – А ты хорошеешь. – Эйми провела день с Крисси, ее давней подругой детства. В отличие от Эйми Крисси была некрасивой.

– Папа постоянно говорит, что я красивая.

– Твой папа тебя испортит. – Бриджет улыбнулась. Как она могла не улыбаться? Ее дочь действительно была красивой, с мягкими чертами, которые придавали привлекательности ее телу, в отличие от угловатой Элиз Делано, которая, до Эйми, была самой красивой девушкой, рожденной в Нью-Фоллсе.

– Чем ты занималась весь день, маман? – спросила Эйми. – Практикуешься в искусстве швеи, кутюрье?

– Работая своими руками, обогащаешь душу. – Бриджет не могла сказать, что ждала звонка от Люка, который все никак не звонил.

– А можно, я буду работать своими руками, когда вырасту? Я думаю, что хотела бы стать врачом. Педиатром, может.

Бриджет впервые слышала, что ее дочь хочет стать врачом.

– Если это тебе подойдет, – сказала она. – Главное – не рассчитывай на то, что тебя будет содержать мужчина. Каждая женщина должна иметь свою собственную карьеру. – Она снова улыбнулась. – Даже такая испорченная женщина, как ты.

– Или ты, маман. – Эйми засмеялась.

– Или я.

На секунду Эйми задумалась об этом. А потом спросила:

– Ты жалеешь, что у тебя только один ребенок?

Бриджет укололась, извинилась по-французски:

– Вот черт! – а потом сказала: – Ты замечательная. Еще дюжина детей вполне сгодились бы, но они не могли бы стать тобой. – Ее сердце заболело, когда она сказала это, словно бы иголка уколола то место, где покоился Ален. Когда-то она хотела рассказать о нем Эйми; черт, она всегда хотела рассказать и Рэндаллу. Но время и течение жизни постоянно вмешивались, и теперь такое признание было бы запоздавшим до неприличия. Кроме того, если Рэндалл и Эйми будут думать, что Люк просто старый друг семьи, так лучше, так даже лучше, снова и снова повторяла сама себе Бриджет.

– Я так понимаю, это значит, что ты меня любишь.

Мать положила иголку.

– Mon Dieu, quelle question![26]А теперь расскажи-ка мне, что вы с Крисси делали сегодня.

– Ходили в «Блумингсдейл». Болтались без дела, в общем.

– Ты тратила деньги своего папы?

– Oui. Un peu.[27]

Бриджет снова улыбнулась. Ей нравилось слушать, как ее дочь говорит по-французски. Она представила ее в «Сан-Мари де ля мер»: морской бриз развевает ее изумительные волосы, теплое солнце золотит ее совершенную кожу – и задумалась о том, как бы выглядел в четырнадцать лет Ален и был бы он таким же прекрасным, как Эйми.

– Маман, – сказала дочь, понижая тон, – я хочу тебе кое-что сказать, но не хочу огорчать тебя.

Первое, о чем подумала Бриджет, – что у Эйми есть бойфренд, а потом ей пришла другая мысль, которая испугала ее еще больше – что она, mon dieu, беременна. Сильно сжав в руках иголку, Бриджет выдавила из себя улыбку, которая подразумевала: «Взгляните, я само спокойствие».

– Ты можешь рассказать мне все, ты же знаешь.

Эйми закрыла глаза.

– Я не хочу возвращаться назад в школу во Францию, маман. Пожалуйста, не заставляй меня возвращаться туда.

Да, беременность не самая плохая вещь.

Лоррейн приготовила на обед рубленую телятину. Хорошо, что сегодня понедельник, потому что иначе семейство Хэйнз осталось бы без обеда.

Бриджет села на свое место за зимбабвийским столом, развернула льняную салфетку и небрежно бросила ее на колени, потому что она сейчас хотела только одного – закричать изо всех сил.