Книга Прогулка без морали - Наталья Рощина

— Интересно. — Степанида снова посмотрела в окно на раскрасневшегося Вадима. Он совсем не был похож на легкомысленного, прожигающего жизнь юнца. Что же это значило тогда? — И как на это смотришь ты?

— Я не ревную его к прошлому. Со мной все будет иначе, я знаю. Они его использовали, а я — люблю.

Степанида, не оборачиваясь, продолжала наблюдать за Беловым. Он закончил. Поставил лопату в сарай и закурил. Его лицо выражало удовлетворение. Красивое, серьезное лицо, раскрасневшееся от мороза и заботы. Небольшие пряди черных волос прилипли к влажному лбу.

— Зови своего жениха в дом, не то простудится. Знаем мы этих городских франтов, — сказала и запнулась Степанида. Нестеров тоже казался ей таким хрупким, неприспособленным к деревенскому труду, но это не помешало ей полюбить его на всю жизнь. — Жалко, что нет русской печи, а то б дров попросила наколоть, чтоб проверка удалась на славу.

Пока Валя подбирала слова, чтобы попросить мать не судить слишком строго Вадима за ошибки юности, он уже стоял на пороге, улыбаясь во весь рот. Он чувствовал, что заслужил приготовленный обед. Степанида подала ему чистое полотенце.

— Ну, спасибо, — сказала она. — Умывайся и за стол. Вовремя справился, у нас тоже все готово.

На столе стояли аппетитно пахнущие разносолы, привезенная бутылка красного вина. Все проголодались. От волнения вскоре не осталось и следа. После первого тоста за гостеприимную хозяйку дома Вадим вновь наполнил невысокие стаканчики и поднялся. Почему-то вспомнилась поездка к отцу Марьям. Тот же повод. Одинокий, ущербный старик, с которым, в общем-то, не о чем было говорить. Сватовство прошло практически молча. Марьям пыталась хоть как-то раз-, говорить отрешенного отца, но ему было наплевать на церемонию. Вадим тогда пожалел, что приехал. Совсем иные ощущения он испытывал сейчас. Он понял, что ругал бы себя всю жизнь, если бы просто пошел с Валей в загс и буднично зарегистрировал очередной брак. Он не простил бы себе, что не познакомился с этой удивительной женщиной и не попросил у нее руки единственной дочери. Он хотел услышать, какие слова скажет она по этому поводу. Казалось, она должна произнести что-то необыкновенное. Что на него так подействовало, он объяснить не мог. Самоуверенность покинула его. Опыт прошлого оказался непригодным. Волнуясь, Белов объяснил главную причину его приезда.

— Степанида Михайловна, я очень рад, что познакомился с вами. Обстановка этого дома, гостеприимство действуют умиротворенно. Теперь я понимаю Валю, когда она говорит, что задыхается в городе. Конечно, такая девушка, как она, должна была вырасти именно здесь. Я сбивчиво говорю, простите. Не знаю, что успела вам рассказать Валя обо мне. Я готов ответить на любой ваш вопрос, прежде чем вы сами скажете, согласны ли отдать ее за меня замуж. Мне кажется, что мы будем хорошей семьей. Мы разные, но ведь так устроено, люди ищут в партнере недостающее. Мы тихонько распишемся, без помпы и суеты. Не знаю, по-моему, пышная свадьба никогда не была залогом счастливого брака. Валя согласна со мной. Если вы не против, то на следующей неделе мы подадим заявление. Жить будем у меня. Приглашаю вас посмотреть на жилище, которое скоро станет нашим домом. Единственное, чего там не хватает, — умелых рук такой хозяйки, как Валюша. Я постараюсь, чтобы ваша дочь не пожалела о своем выборе.

На какое-то время воцарилось молчание. Степанида была готова к этому разговору. Сказанные слова ей понравились, но в них не было того, о чем сразу защебетала ей дочь. Та призналась, что полюбила его с первого взгляда, а он ни разу не сказал об этом. Хорошая семья, нашли друг друга, а где же о любви?

— Вы любите Валю? — прямо глядя Белову в глаза, спросила Степанида.

— Да, — коротко ответил он. — Каждый вкладывает в это понятие свое. Мужчины и женщины вообще по-разному объясняют свои чувства. Мне уже не девятнадцать лет, когда я бросался в крайности, был доверчивый и юный. Хотя и не сорок, чтобы говорить о большом опыте. С возрастом отношение ко всему меняется. Я стал более рассудительным, что ли. Зато у Вали романтизма хватит на двоих. Она еще не обжигалась, не разочаровывалась. Ей легче, поверьте. Она чистая, неиспорченная. Это большая редкость по нынешним временам.

— Не мучайся, я рассказала маме о твоих штампах, — воспользовалась паузой Валя.

— Да, о превратностях на пути к настоящему семейному очагу я вкратце узнала, — устало выдохнула Степанида Михайловна. — Честно говоря, я не могу понять, почему с вами могло такое произойти. Не видя вас, поверила бы и не удивлялась. Чего только не бывает на белом свете. Но посмотрев в эти голубые глаза, послушав голос, понаблюдав, я в растерянности.

Женщина замолчала, беспомощно разведя руками. Она вглядывалась в стоявшего перед ней молодого, красивого мужчину. Она бы тоже полюбила такого. Есть в нем что-то притягивающее, заставляющее забывать обо всем. Потом перевела взгляд на Валю. Та сидела, глядя куда-то вдаль, щеки ее пылали. Наверняка они были близки. Современная молодежь менее щепетильно относится к таким вещам. Впрочем, Степанида еще сама не забыла о том, как теряются доводы рассудка в порыве страсти, каким сюрпризом стала ее беременность для родителей, не ожидавших от нее такого легкомыслия. Господи, да что же она сверлит глазами его? Словно провинившийся мальчишка стоит он перед ней. И какое право она имеет углубляться в давно минувшее прошлое? Получилось, что он должен оправдываться, пытаться разобраться в том, чего и сам, может, не понимает.

— Ладно, Вадим. Примем все так, как есть. Если решение обоюдное, я противиться ему не стану. Одно условие — хочу перейти на «ты» и никогда не слышать в свой адрес слова «теща». Принимается?

— С удовольствием, — улыбнулся Вадим. — А как к вам обращаться?

— Имя мое ты знаешь, а мама у каждого одна, если ты об этом. Живите счастливо, дети мои. Пусть обходит вас беда стороной. Гладкой дороги не бывает, но главное, выдержать любые испытания.

Вино было выпито, обмен взглядами состоялся. Глаза говорили больше любых слов. Степанида закусила губу и вдруг, словно вспомнив что-то, встала из-за стола. Вышла в соседнюю комнату и вернулась со старинной иконой в руках. Валя знала, что висела она раньше в комнате бабушки и дедушки. Маме она была очень дорога. Она жестом попросила сидящих подойти к ней. Вадим и Валя стали напротив. На них внимательно смотрели глаза Божьей Матери с иконы. Под этим мягким и одновременно строгим взглядом Вадим почувствовал, как сбивается его дыхание. Он быстро посмотрел на Валю и понял, что она волнуется не меньше.

— Хоть вас благословлю, дети, — тихо сказала Степанида. Перекрестила их и поняла, что вот-вот заплачет. — Хотела, чтобы и меня отец с матерью благословили, да, видно, не судьба. И у Валюши я одна. Наверное, она рассказывала о себе немного. Отец уехал, не зная, что она должна появиться на свет. Я и сама не знала. Ждала его всегда и сейчас бы приняла без упреков. Только спросила бы: почему так долго не возвращался?

Степанида замолчала. Еще раз перекрестила молодых и унесла икону. Потом вернулась и пригласила их снова к столу. Вадиму захотелось курить. Он извинился и вышел во двор. Ему казалось, что в последний раз он делал это так давно, что от нетерпения все никак не мог прикурить сигарету. Как только он вышел, Валя подошла и прижалась к матери. Девушку переполняла благодарность за то, что именно так приняла та ее выбор. Она всегда была ей близкой подругой, не каждая дочь скажет такое о матери. Степанида гладила ее спину, не заметив, как слезы полились из поблекших серых глаз. В них была радость за Валюшу. Была грусть оттого, что собственная жизнь превратилась в долгий день ожидания. Некого винить. Она сама решила, что так должно быть. Никого не принимало сердце, словно приворожил ее Сергей Нестеров своими зелеными глазами. Ведьминские, говорят. Они видели ее молодой, красивой, влюбленной, горевшей желанием. Что ж они льются, эти слезы? Пожалела себя все-таки. Не нужно. Праздник ведь какой — дочка нашла свое счастье. Того и гляди, внуков родит, вот будет радость. Заполнятся ее одинокие вечера. Ведь станет она приезжать сюда подышать с ребятней чистым воздухом, попить парного молочка со свежим медом. Степанида немного отстранилась от дочки и, утирая глаза, сказала: