Книга О чем думала королева? - Павел Амнуэль

Конечно. Я вас внимательно слушаю.

На чем я остановился?..

Давайте я сдвину запись на минуту… Вот: «Всю ночь я вспоминал, сопоставлял и теперь уже действительно думал, а не просто чувствовал… Вот так. С этого все началось».

Да! Я понял тогда две вещи. Не узнал – знание это другая категория, – но именно понял для себя. Я вижу – вы не ощущаете разницы. Понять что-то или кого-то можно интуитивно, ничего на самом деле об этом явлении или человеке не зная. А чтобы узнать, нужны исследования, наблюдения, эксперимент. Понять можно Бога. Вдруг. Ощутить в себе. Сказать: Он есть, потому что я так чувствую. Но узнать, есть ли Бог на самом деле, невозможно в принципе. Или… Вот вы, например. Извините, вы замужем?

Я? Нет. То есть… Была.

Вы понимали своего мужа?

Конечно! Наверно, даже слишком.

Примерно это я и имею в виду. Понимали. Но знали ли вы его?

Господи, да я и себя толком не знаю! Иногда такое вдруг открывается, думаешь: как я могла… А муж… Нет, чего-то в нем я точно не знала. Была одна история… Давайте вернемся к теме, хорошо?

А мы никуда и не отклонялись. Я говорил о том, что понял две вещи в ту ночь, ровно ничего еще не зная о предмете, которым потом занялся. Первое, что я понял: эта девушка… я влюбился в нее, как… Ну, как Петрарка в Лауру. Без надежды. Вот так: вспоминать ее лицо, взгляд, походку, родинку на шее – знаете, я сумел разглядеть, хотя расстояние между нами было довольно большим… Вспоминать и понимать, что никогда… если я не сделаю чего-то, что сделать был в то время не способен… И я даже обрадовался своему неожиданному пониманию того, что в этом доме девушка не жила, она вошла в дверь, да, но вошла ли в дом? Я понимал, что нет, и был рад этому, потому что если бы она открыла мне дверь… я уже говорил об этом? Если бы она мне открыла, я бы не нашелся что сказать, и тогда мне не оставалось бы ничего другого, кроме как повернуться и уйти – уже навсегда. А так… была надежда. Понимаете? Надежда есть всегда, когда что-то еще не произошло, и потому не нужно доводить что бы то ни было до логического конца. Тогда и только тогда надежда действительно умирает, потому что она не может выжить в тупике, а всякий конец – в том числе счастливый – это тупик. Во времени или в пространстве, а по жизни – точно…

Это я понял тогда. И понял еще, что самые важные события – на этот раз я имею в виду науку – могут не повторяться, могут вообще быть единичными случаями, как этот эпизод с девушкой… Тина. Не спрашивайте – почему. Не от Валентины, нет. И уж не от болотной тины, конечно. Просто… В мозгу возникло это имя… Так я о проблеме единичных выбросов в научных экспериментах. Вот здесь я прошу вас быть внимательной. Ваша камера, конечно, все запишет, не сомневаюсь, но рассказываю я не для камеры и даже не для ваших читателей, им вы сами перескажете, могу представить – какими словами, послушайте, я рассказываю для вас, хочу, чтобы вы поняли и узнали, узнали и, главное, поняли… Хорошо? Так вот, в науке есть очень важный принцип, и если он нарушается, наука отступает – это принцип безусловной повторяемости явления при повторении начальных и граничных условий. С этим принципом и ваши читатели, и вы сами сталкивались множество раз. Если кто-то вам расскажет, что видел летающую тарелку перед своим балконом, вы это напечатаете, но фактом науки этот инцидент стать не может, потому что он – один, понимаете? Если вы придете в эту квартиру и проведете хоть весь остаток жизни на балконе в ожидании того, что летающая тарелка прилетит опять… Ничего не получится, верно? Это единичное событие, неповторимое… Наука такими событиями не занимается – не потому, что ученые в принципе не верят в пришельцев, еще со времен Джордано Бруно наука утверждала, что на других мирах есть жизнь, разум, ученый не может отвергать с порога идею о том, что кто-то из разумных мог посещать Землю или посещает сейчас. Но эксперимент этого не подтверждает, несмотря на рассказы многочисленных свидетелей, потому что каждое такое наблюдение единично, неповторимо, не может быть проверено, доказано… Простите, вы что-то хотели сказать?

Да, но… Вы велели не перебивать…

У вас такой выразительный взгляд… Перебить можно и взглядом, а не только мыслью, верно?

Обещаю больше на вас не смотреть!

Это уж слишком… Скажите.

Об этих единичных событиях. Я читала в научно-популярных журналах… Честно, я готовилась к этому разговору, что бы вы обо мне ни думали. Везде написано, что единичные события – чуть ли не главное в вашем открытии. И нигде ни слова не сказано, что это имеет отношение к пришельцам… А оказывается… Безумно интересно! Вы можете об этом подробнее?

Давайте честно: вас лично пришельцы интересуют?

Меня… Если честно, нет. По-моему, это выдумки. Как-то я даже ездила в экспедицию… Знаете такое место: Эмский треугольник? Говорят, там постоянно какие-то явления… Простите, это не по делу.

Нет, почему? Расскажите. Меня всегда интересовали личные ощущения, а не газетные описания.

Личные… Не было. Ничего. Другие что-то чувствовали, давление какое-то, будто кто-то рядом… Видели в небе какие-то круги… А я – ничего. Убеждала себя, честно. Смотрела, слушала…

Вы считаете, что ваши спутники придуривались? Сочиняли?

Не знаю. Там и ученые были. Один даже со степенью. В общем, ничего я не увидела.

Но статью написали?

Написала, конечно. Послушала, что люди говорят, кое-что сама сочинила…

Вот-вот. Значит, вы представляете, почему научные работники… извините, терпеть не могу слова «ученый», ученый бывает кот… почему научные работники не верят всей этой халамудре?

Но ведь что-то здесь есть, наверно, если столько людей…

Конечно! Что-то же было в идее коммунизма, если столько людей, триста миллионов, строили неизвестно что и шли неизвестно куда, а потом очнулись… и ничего не обнаружили. Ну, кроме тех, кто так уже свыкся с этой утопией, что не мог без нее обходиться, как без наркотика. Тут примерно то же… Но мы отклоняемся от темы все дальше…

Это так интересно! Давайте сделаем еще одно интервью, в котором… В следующий раз. Хорошо?

Не знаю. Скорее нет, чем да. Посмотрим. Так мы будем говорить о единичных событиях в эксперименте?

Конечно! Единичные события. Я вас внимательно слушаю.

Да… Я тогда… вспоминал Тину, представлял, куда она могла исчезнуть… и подумал, что к этой ситуации можно подойти сугубо научно, без эмоций. Что это было на самом деле? Если представить себе прогулку по городу, как процесс физического наблюдения… скажем, когда астроном проводит обзор неба, ищет новую комету или, скажем, астероид… осматривает отдельные участки, делает фотографии… И на одной из них обнаруживает довольно яркую звезду, какой не было на прежнем снимке. Если это комета, то она должна двигаться на фоне звезд, и нужно сделать еще одну фотографию, чтобы такое движение обнаружить. Астроном проводит контрольное наблюдение, но на новом снимке звезды нет. Ну да, говорит астроном, это единичный выброс. Дефект пленки. Или вспышка оптического барстера. Или еще что. Интерпретировать такие сигналы невозможно, потому что даже не знаешь – существовало ли явление реально или это дефект аппаратуры. И больше к этому снимку не возвращаешься… Или вот: физик экспериментирует с элементарными частицами. Получает серию записей пролета частиц сквозь черенковскую камеру. Все по теории, но вдруг на графике одна точка отскакивает… совсем далеко от той линии, на которой лежат все прочие экспериментальные точки. Это не так уж редко случается, но всякий раз неожиданно, и больше никакие точки на эти координаты не ложатся. Случайный выброс. В статистике его не учитывают. Их не считают даже при составлении выборки… Простите, я вижу… Вас смущают слова: «выборка, статистика, черенковская камера»?