Книга Испытание страстью - Изобель Чейс

— Что я должен делать? — спросил Мвет.

— Я не знаю, — прошептала Френсис. Она попыталась собраться с мыслями. — Пенициллин.

Руки Мвета дрожали, когда он делал ей укол, но она уже не видела этого. Бредовые сны вновь нахлынули на нее.

Кто-то обрезал ей волосы. Френсис попыталась отстраниться, но сильные руки держали ее за плечи, и стрижка продолжалась.

— Что вы делаете? — простонала она. Голос прозвучал утомленно и испуганно, как у ребенка, и совсем не походил на ее собственный.

— Тише, mama, — ласково сказали ей. — Успокойтесь. Скоро вы будете совсем здоровы!

— Мвет?

— Я здесь, mama. Скоро вам станет лучше. Очень, очень скоро…

Ножницы внезапно перестали щелкать, пряди ее волос были аккуратно собраны и унесены куда-то. Френсис подняла руку и ощупала свою голову.

— Зачем? — обиженно спросила она.

— Это было необходимо, — объяснили ей.

Девушка нахмурилась, удивляясь, что это мистер Мбулу делает в госпитале.

— Мвет, выгони всех этих людей!

— Тише, mama. Они все здесь, чтобы пожелать вам здоровья.

— Все? — повторила она и, оторвав голову от подушки, увидела, что маленькая палата заполнена людьми. — Очень мило! Но я не хочу умирать на публике!

— О нет, mama не собирается умирать! Что скажет нам daktari, когда приедет домой и найдет вас мертвой? Он будет в ярости! Очень, очень! Нет, нет! Мы позаботимся, чтобы вы не умерли!

— Саймон скоро приедет?

— Там, где он сейчас, нет телефона. Мистер Мбулу просил смотрителя заповедника связаться с ним по рации. Он приедет, mama, как только услышит. Всем известно, что вы его женщина. Он приедет!

— А Элспит?

Мистер Бибоко неодобрительно поморщился:

— Она со своими мужчинами полезла на Килиманджаро беспокоить богов!

— Но вы же христианин! — упрекнула его Френсис.

— Это была шутка, — напыщенно произнес мистер Бибоко, но по его тону легко можно было понять, что для него это вовсе не шутка, и было в его голосе что-то такое, отчего Френсис сделалось не по себе.

— Барон фон Рахнер часто поднимается на Килиманджаро, — пробормотала она. — Вы сами разве никогда не были на вершине?

Мистер Бибоко покачал головой, вытирая лицо белоснежным носовым платком.

— Никогда! Говорят, там, наверху, очень холодно.

— Как хорошо… — выдохнула Френсис — Хотелось бы мне, чтобы и здесь было хоть чуточку прохладнее…

— Будет, mama! — пообещал мистер Бибоко.

Он отошел, и Френсис закрыла глаза, стараясь сосредоточиться на реальности, чтобы не впасть в лихорадочное забытье. Но пламенеющее дерево уже вновь возвышалось над ней, и она поняла с огромным чувством облегчения, что это Саймон, которого она любит, а не Родни, унизивший ее. Цветы плясали у нее перед глазами, и она тосковала и страстно хотела увидеть лицо Саймона. Это желание было столь сильным, что разрывало ее на части.

Откуда-то издалека к ней пробился бой барабанов. Ритм то ускорялся, то замедлялся, и Френсис казалось, что это грохочут сердца танзанийцев, окруживших ее постель. Она подумала, что всё еще дремлет, но монотонное песнопение наверняка не было изобретением ее утомленного мозга. Оно началось с простой мелодии и постепенно окрепло, все более и более усложняясь. Люди стояли вокруг нее, покачиваясь в причудливом ритме слов и барабанного боя, сливаясь с песней своими телами, пот тек по их лицам, глаза были закрыты. Звуки захватили Френсис, унося ее вверх, прочь из обессиленного тела. Это был ритм самого мироздания.

Миссис Мбулу подошла к кровати и вытерла лицо и шею девушки платком. Ее руки были прохладными и нежными, они тоже повиновались безупречному ритму. Погружая кончики пальцев в какую-то густую смесь — пепел, земля… кровь! — она принялась рисовать узоры на лбу и щеках Френсис, напевая с закрытым ртом.

Френсис широко распахнула глаза, чувствуя полную беспомощность и леденящий страх. Она думала, что эти люди такие же, как она, но теперь поняла, что это не так. Они чужие, они верят в магию. Они уже превратили Саймона в пламенеющее дерево, и он никогда не вернется к ней…

На мгновение разум ее прояснился, и Френсис снова стала самой собой. «Если позволишь себе сейчас испугаться этих людей, то будешь бояться их всегда. Этого нельзя допустить. Ты должна сохранить свое доверие к ним. Ты же знаешь, что они тебя любят, что они хотят помочь, и этого вполне достаточно», — промелькнуло в ее голове. Она где-то читала, что по африканским верованиям мир создан из музыки. Не потому ли музыка растворяется сейчас в крови каждого из них, соединяя всех в единый организм и связывая ее с ними крепко-накрепко?

Пламенеющее дерево вернулось, чтобы заколдовать ее. Алые цветы вновь качались у самого лица. Сквозь горячечный туман Френсис увидела кого-то в белой маске, вырезанной из дерева, нелепой и отвратительной, окаймленной чем-то… Это были ее собственные волосы. Неужели она им кажется вот такой? Если бы у нее остались силы, она бы рассмеялась. Но по крайней мере, она больше не боялась. Она точно знала, что под маской скрывается Мвет. Его отец был колдуном, и Мвет унаследовал его искусство. В западном мире маски утратили свой смысл и используются только для того, чтобы прятать под ними злые намерения. Но в Африке они продолжают сохранять первоначальное значение, для танзанийцев это символ. Столкнувшись с болезнью Френсис и не зная, что делать, Мвет соорудил маску, подобную ее лицу, я украсил ее же волосами. Надев эту вещь, он принял на себя все ее мастерство и медицинские познания, и теперь все будет хорошо.

Конечно, она все равно умрет. Но странно, как мало это теперь ее беспокоит!

Френсис пристально смотрела на танцующую маску, которая то приближалась, то удалялась от ее лица. Маска была очень похожа на нее: та же помада, большие глаза, светлые волосы развеваются, падают на лоб и щеки…

— Мвет, сними эту… эту маску! — внезапно сказала Френсис.

Маска замерла и затем еще энергичнее заплясала перед ее глазами.

— Не бойтесь, mama, — прошептал кто-то ей на ухо.

— Конечно, я не боюсь! — согласилась она и теперь начала различать вокруг себя улыбающиеся лица.

— Mama чувствует себя лучше! — говорили они друг другу.

Это правда? Френсис попыталась вспомнить, как она чувствовала себя раньше, но только поняла, что была в тисках лихорадки, которая сейчас как по волшебству, покинула ее. Девушка постаралась улыбнуться, чтобы успокоить озабоченных людей вокруг кровати, но мгновенно погрузилась в сон и проспала несколько часов.

Проснувшись, она смущенно осознала, что бормотала во сне какие-то слова. Слегка повернув голову, увидела Саймона, сидевшего на стуле рядом с ее кроватью, и сонно спросила:

— Где ты был?