Книга Шалость - Лаура Паркер

— Теперь они принадлежат мне. Захочу, все здесь разобью!

Старик опустил взгляд.

— Как вам будет угодно, милорд.

Девлин смахнул со стола правой рукой все то, что осталось от обеда: фарфор, серебряные приборы, блюда с остатками еды. Картофель, кости, подлива — все полетело в стороны и приземлилось на ковре. Из трех бутылок на столе осталась лишь одна, в которой еще оставался кларет. Схватив ее, Синклер нетвердой походкой направился к камину и тяжело опустился в хорошо сохранившееся кресло времен королевы Анны.

Бершем поморщился при жалобном скрипе тонких ножек драгоценного предмета мебели.

— Это кресло древнее и ненадежное. Может, мне велеть лакею принести сюда что-то более подходящее?

Лорд Синклер не ответил. Он глубже вжался в кресло и протянул ноги в сапогах к каминной решетке. В камине догорали уголья, и красноватый свет от них был единственным, что освещал комнату.

Бершем подбросил еще угля. Зашипев и злобно подпрыгнув, вверх устремились язычки пламени, цветом своим и чем-то еще неуловимым сильно напоминая золотистые глаза нового хозяина дома. Но глаза — еще не самое жуткое в нем. Куда более жуткое зрелище представлял собой стальной крюк, торчащий вместо правой кисти. Крюк, на металлической поверхности которого играли кровавые отблески пламени. Бершем был напуган, но постарался этого не показывать. Кто знает, что может выкинуть новый виконт в пьяном угаре.

С тех пор как лорд Шрусбери появился в доме, он только и делал, что пил. Он прибыл сюда еще до Бершема, на рассвете, и о том, чем новый хозяин занимался до его прибытия, Бершем узнал у слуг, живущих в мансарде. Из страха, что не справятся, они послали за Бершемом. Все люди, служившие у Шрусбери, видели в этом работнике ветерана и советчика, ибо он один мог направлять их в нелегкой службе. Но на этот раз Бершем тоже, казалось, чувствовал себя не в своей тарелке. В последний раз он видел молодого виконта лет десять назад. Тогда, как и все аристократы, начинающие военную карьеру, он был в меру самонадеянным, подтянутым и восторженным. Но тот человек, которого он увидел сейчас, опустошенный, словно одержимый манией преследования, с изуродованным шрамом лицом и крюком вместо руки, казался Бершему незнакомцем, которого следует опасаться и побаиваться.

— Чего эта престарелая квочка с ее выводком от меня хотят? — вдруг спросил Синклер.

— Я не могу сказать, милорд. — Бершем решил, что, если откроет виконту глаза на то, что собой представляет вдова, которую новый хозяин считает старухой, и многочисленное потомство лорда Эббота, никто ему спасибо не скажет. Бершем чувствовал, что готов возненавидеть виконта, ибо, судя по сегодняшнему впечатлению, человека более неприятного старый дворецкий в жизни не встречал. — Вы хотите, чтобы я спросил?

— Господи, нет! Они для меня ничто! Ничто!

— Как пожелаете. — Бершем повернулся, намереваясь позвать слугу, чтобы тот убрал посуду и грязь с пола. Бершем едва сдержался, заметив царапину на серебряной крышке блюда, доставшегося в подарок первому виконту Шрусбери от короля Карла Второго. Надо будет убрать все ценное подальше.

Не замечая слугу, явившегося, чтобы убрать грязь, Девлин потер шрам на лбу. Пониже раны начинала разрастаться знакомая боль. Та боль, что всегда появлялась, стоило Девлину попытаться вспомнить прошлое. Чем отчетливее были воспоминания, тем невыносимее становилась боль. Итак, он, Синклер Девлин, стал виконтом Шрусбери. Этот факт никак не желал укладываться в голове, да и как он мог уложиться, если Девлин не помнил ни покойного виконта, ни даже кем ему приходится.

Нотариус попытался объяснить ему кто есть кто. Что-то говорил о том, что он, Девлин Синклер, седьмой или восьмой родственник по мужской линии, но, поскольку все мужчины рода Шрусбери сгинули в Лету, он, Синклер Девлин, оказался последним из живущих и наследником титула.

— Вы последний в роде Шрусбери, — торжественным тоном заявил мистер Симмонс.

— Лучше сказать, последний в роду безумцев, — пробормотал Синклер, ни к кому конкретно не обращаясь. Денег он унаследовал совсем немного, куда больше долгов и ответственности. Тот самый дом, в котором он сейчас находился, рушился на глазах, в то время как сад мог соперничать роскошью с садом самого короля. Вклад лорда Эббота в ботанику, как гордо заметил Бершем.

Девлин поднял правую руку и уставился на уродливый крюк. Ему не нравилось, как люди смотрели на него, когда замечали его уродство. Казалось, будто они боятся, что он возьмет да и ни с того ни с сего схватит их вот этим крюком. Мистер Симмонс никак не мог глаз от крюка отвести. Однажды Синклер просто по привычке взмахнул рукой, так нотариус едва язык не проглотил от страха. Выйдя от поверенного, Синклер вдруг стал замечать, сколько на улицах Лондона калек — слепых и безногих. Многим приходилось ничуть не лучше, чем ему. Но увы, этот факт не принес утешения. Он считал себя стократ несчастнее самого жалкого из уродов. Но больше всего Синклера злило, что судьба отняла у него память.

Он поднес бутылку к губам и опрокинул в рот все, что там оставалось. Он пил и знал, что лучше ему от этого не будет. Во всем мире не найдется достаточно алкоголя, чтобы избавить его от боли, избавить от беспричинной ярости, от которых раскалывалась голова.

Одержимый яростью, он сжимал бутылку с такой силой, что она готова была расколоться. Неужели он мало страдал? Теперь еще его начнут терзать родственники.

— Ты говоришь, что виконтесса прибыла сюда, чтобы повидаться со мной?

Бершем стремительно обернулся. До сих пор он молча наблюдал за работой слуги. Вопрос заставил его вздрогнуть. Виконт уже дважды задавал ему один и тот же вопрос. Конечно, все дело было в вине. Вино в голову — мозги вон!

Он подвинулся ближе к креслу.

— Не совсем так, милорд. Виконтесса не знала, что вы здесь. Она приезжала в город по делам.

— Плевать мне на те привилегии, что отписал для нее покойный супруг! Пока я здесь, никого с собой под одной крышей не потерплю! Вели им вызвать карету и пусть убираются!

Бершем задумался. Ответ должен был звучать благоразумно.

— Леди Эббот сказала, что хочет отправить дочерей в Крез-Холл как раз сейчас. — Ответом было молчание. — Путешествие при хорошей погоде займет часа три. Но при таком тумане, который опустился на город к вечеру, времени понадобится вдвое больше. Если выехать утром…

Лорд Синклер не отвечал и даже не шевельнулся. Бершем дал знак слуге уходить. В комнате было убрано.

— Если от меня более ничего не требуется, милорд, я хотел бы удалиться.

Дворецкий с возрастом не растерял сноровки, но старые кости есть старые кости. Он едва успел увернуться от летящей в него бутылки и, уже прикрывая за собой дверь, услышал, как вслед ему донеслось:

— Убирайся!

— Безумец, он настоящий безумец! — завопил лакей на манер визгливой горничной.

— Пьяница! — с мудростью, вскормленной опытом, заключил дворецкий. — Безумие для простолюдинов. Аристократы могут позволить себе любую эксцентричность, не рискуя попасть в Бедлам.