Книга Если любишь - Анна Делайл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Доминик ответил с улыбкой:
– Мне это не дано знать, я полнейший профан в живописи. Могу сказать лишь одно: художник необычайно талантлив, и все картины мне нравятся.
– Он просто чудо, – прошептала завороженная Табита.
Прошло довольно много времени, прежде чем Доминик увел ее из галереи, пообещав снова привести сюда. Они сердечно поблагодарили отца художника, но с Тернером не попрощались, чтобы лишний раз не отрывать его от работы.
На обратном пути Табита стала благодарить Доминика.
– Пойми, – сказал в ответ Доминик. – Я очень люблю его живопись и пользуюсь любым удобным случаем, чтобы наведываться сюда почаще.
– А как ты приглашение получил? – поинтересовалась Табита. – Я читала, что Тернер неохотно пускает в свою галерею посетителей, чаще всего отказывает тем, кто его об этом просит. Твое положение в свете не имеет для него никакого значения.
– Разумеется. Титул и богатство ничто в сравнении с его даром. Но я написал ему письмо, очень тактичное и убедительное. Он почти сразу мне ответил.
Жаль, что он не унаследовал хотя бы немного обаяния своего отца. Старик – прекрасный человек.
– Мне тоже так показалось, – согласилась Табита и с улыбкой спросила: – Ты видел, сколько там кошек?
– Видел. И грязь тоже видел.
Табита поморщилась:
– Почему он не держит прислуги? Это вряд ли разорило бы его.
Доминик рассмеялся:
– Вот уж не думал, что ты это заметила! Ты целиком была поглощена его картинами…
– Я же не слепая, верно? Хотя должна признаться, очарована его полотнами. Господи, Доминик, чего бы я не отдала за такой талант, как у него! За то, чтобы все видеть, подмечать и переносить на холст. У меня двоякое чувство. Хочется прямо сейчас броситься к мольберту и попробовать те сочетания красок, которыми пользуется он. Но смогу ли я после того, что увидела, смотреть на свои примитивные рисунки?
– Табби, учись на том, что увидела, а отчаяние и неуверенность гони прочь.
Ее лицо просветлело, и она тепло ему улыбнулась:
– Прости меня, пожалуйста, неблагодарную! Я так и сделаю.
Едва они въехали в парк, как Доминик натянул вожжи и пустил лошадей шагом. В этот час здесь было мало экипажей и еще меньше гуляющих. Почти каждый их приветствовал. Кто улыбкой, кто взмахом руки или парой приветливых глаз.
– Тебя почти все знают, – сказала Табита. – А ведь все последние годы ты был за границей.
– Но я несколько раз приезжал на побывку, – объяснил он. – И ты должна помнить, что все сливки общества непременно должны выведать, кто ты и какое у тебя состояние. Не будь я богатым наследником, никто не обратил бы на меня внимания.
– Но я не имею никакого богатства, а относятся ко мне все по-доброму чуть ли не с первого дня, как я сюда приехала, – возразила Табита. – Неужели только потому, что мы с тобой в дружеских отношениях?
Доминик увидел в ее прелестных глазах горькое разочарование. Мысленно обругав себя за оплошность, он поспешил ответить:
– Вовсе нет. Незамужняя молодая дама не может появляться в обществе без компаньонки. Но после того как тебя всем представили, необходимость в компаньонке отпала. Разве ты не привлекла внимания многочисленных поклонников?
Словно в подтверждение его слов к ним приблизился тильбюри, открытый двухколесный экипаж, сидевший в нем джентльмен приветственно помахал рукой. Доминик, узнав Максвелла Деннисона, обернулся к Табите:
– Если хочешь, можем остановиться. Или предпочитаешь разочаровать господина?
– Сама не знаю, – неуверенно протянула Табита. – Скорее нет, но… Остановись, Доминик, пожалуйста! Мне не хочется его обижать.
Доминик натянул вожжи, откинулся на сиденье и с интересом наблюдал за достопочтенным Максвеллом.
– Мисс Монтекью, – промолвил Максвелл, глядя на девушку с нескрываемым восхищением. – Как хорошо, что мне пришла в голову мысль поехать сегодня в Гайд-парк подышать свежим воздухом!
Табита вежливо кивнула.
– Смею ли я надеяться увидеть вас сегодня на званом вечере у леди Резерфорд?
– Да, – застенчиво ответила Табита. – Мы там будем.
Услышав слово «мы», поклонник бросил хмурый, исполненный ревности взгляд на Доминика. Тот ответил ему легкой усмешкой, что могло означать либо безразличие, либо откровенную насмешку. Максвелл пришел в ярость и зло посмотрел на Табиту.
– Значит, вечером увидимся снова. Мы все.
Табита прикусила губу и опустила ресницы, не решаясь ответить. Она знала, что несправедливо и жестоко насмехаться над ним, и всем сердцем надеялась, что на ее лице он прочтет лишь выражение робости. И действительно, когда он попрощался и тронул тильбюри с места, ни в его голосе, ни во взгляде девушка не заметила обиды.
Когда Максвелл отъехал на порядочное расстояние, Табита, смеясь, посмотрела на Доминика.
– Бедный Максвелл, он так неловко себя чувствовал!
– Осмелюсь заметить, он нашел мое присутствие более чем неуместным, – хмыкнул Доминик, веселившийся в душе не меньше Табиты. – У меня сильное подозрение, что больше всего Максвеллу хотелось пустить мне кровь.
– Ты на самом деле так думаешь? – изумленно спросила Табби и, помолчав, добавила: – Пожалуй, ты прав. Он готов был испепелить тебя взглядом. – В глазах ее запрыгали смешинки. – Теперь я вижу, что вы, сударь, обладаете всеми достоинствами, о которых он тайно мечтает.
– Ничего подобного, – возразил Доминик. – Ему не дают покоя наша дружба и наше общение. Душу ему терзают.
– О Господи! – вздохнула Табита. – Бедный Максвелл. Я об этом и не подумала.
– У Деннисона такое самомнение, что вряд ли он позавидует моей внешности, верно?
Табита не сразу поняла, о чем, собственно, он говорит, когда же до нее дошел смысл его слов, рассердилась.
– Ты просто глупец, Доминик, и если Максвелл тебе не завидует, то мне его жаль. Пусть остается в блаженном неведении! – Табита смутилась и умолкла.
Доминик, глубоко тронутый ее верностью, снова улыбнулся и ласково коснулся ее щеки.
– Не расстраивайся, Табби. Никого из нас незачем и не за что жалеть. Ты же знаешь, я просто несокрушимый, а что касается Деннисона, то он прославился тем, что то и дело влюбляется, чтобы тут же разлюбить, и проделывает это так часто, что у другого голова кругом пошла бы.
Табита продолжала хранить молчание. Неужели Доминик думает, что она жалеет его? Здесь она едва замечала шрам на его щеке, даже когда смотрела ему в лицо. Но как ему об этом сказать?
Когда они выезжали из парка, Доминик заметил, что двое мальчишек торгуют весенними цветами, остановил фаэтон и соскочил на землю. Монеты перешли из рук в руки, и он, усевшись обратно, высыпал Табите прямо на колени только что срезанные крокусы.