Книга Гони из сердца месть - Уинифред Леннокс

— Не снимай их, — прошептала Рамона.

— Ни за что, — со смехом пообещал Гай, поворачивая ее спиной к себе. — Я знаю, как ты любишь.

Со стоном Рамона наклонилась вперед, светлые волосы упали на лицо. Гай положил ей руки на груди и стиснул. Талия Рамоны напряглась, ягодицы окаменели. Он смотрел на них, и они казались ему мраморными. У сестры в домашней галерее есть несколько скульптур из мрамора — любовники в страстной схватке. Одна из них точно такая. Гай закрыл глаза, направляя плоть туда, где ее ждали. Они оба не любили то, что называется прелюдией. Они загорались мгновенно, без всякой подготовки, стоило им прикоснуться друг к другу…

Рамона потрясла головой, отгоняя наваждение. Неужели это было с ней? Боже, а что произошло дальше… Тот день стал настоящими именинами страсти. Как будто проснувшаяся в сыне сексуальность явилась для них толчком к тому, чтобы испытать как можно острее на себе, каково это…

Закончив в гостиной, они перебрались в спальню, и, как со смехом сказал Гай, когда они лежали, отдыхая от охватившего их урагана, его сестре пришлось бы здорово разориться на мрамор и на мастера-скульптора, если бы она захотела пополнить свою галерею новинками… Рамона весело смеялась вместе с ним.

Рамона откашлялась, чувствуя, как от воспоминаний засаднило в горле. Так что же случилось потом? Точнее — не так давно, потому что еще прошлой осенью они с Гаем страстно любили друг друга.

— Ты хочешь сказать, твоя сестра любит мужчин? — усмехнулась Рамона, уже не глядя на Рика, а только на дорогу.

— Ага.

— Это ведь хорошо, правда?

— Пожалуй. Они ей здорово помогают.

— И теперь она захотела помочь тебе заработать?

— Думаю, она тоже свое получит. Она мне позвонила из Лондона. Кто-то вышел на нее.

— Кто?

— Какая мне разница? Мне было ясно сказано: явиться в фирму Гарнье, они наймут машину с шофером, погрузят контейнеры с бутылками, а дальше ты все знаешь.

— Не все. На обратном пути перегрузят контейнеры?

— Точно. Ты быстро соображаешь, Рамона.

— А тебе хорошо заплатят за рейс.

— Я готов поделиться с тобой.

— Понятно.

— Если ты меня, конечно, не пристрелишь. — Он косо посмотрел на револьвер, лежавший перед ней на полке.

— Ага. Я подумаю. Имей в виду, у меня есть запасная обойма. Еще семь патронов. — Рамона помолчала и на всякий случай, чтобы Рик не пытался захватить «барракуду», добавила: — И еще один револьвер. «Лама». — Она похлопала себя по карману куртки.

Рик промолчал, потом осмелился отвести глаза от револьвера и посмотреть в окно.

— Кажется, мы приехали.

Рамона и сама увидела надпись на указателе.

— Понятно, — бросила она, выруливая на деревенскую площадь, от которой лучами отходили несколько улочек. — Мы должны ждать здесь?

— Да, скоро появится их человек.

Рамона заглушила мотор, снова взяла в руки револьвер и принялась вертеть его.

— Слушай, Рам, может, ты его уберешь? А то агент обделается.

— Главное, чтобы не мы с тобой. — Она ухмыльнулась. — Мы в стране неожиданностей. Причем одну из неожиданностей я привезла сама, в собственной кабине. — Рамона повернулась к Рику, постукивая дулом по приборному щитку. — Как, по-твоему, а почему они наняли шофера по объявлению?

Рик пожал плечами.

— Ну… я думаю, и от жадности тоже. Человек с рекомендациями много запросит. Потом, случайный водитель не станет вникать…

— Так, как я, да?

Он засмеялся.

— На это никто не рассчитывал.

— Еще бы. Женщина вообще призвана в этом мире исполнять свою роль, ту, которую ей напишет мужчина.

— О, если бы так. — Рик вздохнул. — Чтобы писать вашему брату роль, надо туго набить карманы баксами.

— Вот как? — На сей раз Рамона пропустила мимо ушей сочетание, которое еще недавно возмущало ее: «вашему брату».

— Женщины любят деньги. Они, как печь, которую топят углем. Весь перемажешься, кидая его в топку, а она еще коптит и плюется.

Рамона засмеялась.

— Очень образно. Значит, в Англии топят печи углем.

— Там, где я рос — да. В Уэльсе.

Перед кабиной внезапно возникла фигура всадника. Он сидел на могучем жеребце, шкура которого отливала червонным золотом на полуденном солнце. Мужчина был в белой рубахе и в кожаных штанах, широкополая шляпа с загнутыми полями скрывала лицо. Всадник подъехал к грузовику с той стороны, где сидел Рик, и поздоровался с ним, не обращая никакого внимания на Рамону, словно она не человек, а соломенная кукла.

— Он предлагает поехать за ним, — сказал ей Рик.

Рамона усмехнулась, запуская мотор. Господи, и этот такой же! Да стоит ей сейчас нажать на педаль газа, жеребец лишится разума и унесет этого мачо в Тартар! Фрэнк рассказывал ей, какие горячие здесь лошади, и предупреждал, когда она училась водить грузовик, приезжая летом на каникулы:

— Здесь надо быть острожной с мужчинами и с лошадьми. Больше ни с кем. — И Фрэнк многозначительно поднимал темные кустистые брови.

Она медленно ехала за всадником мимо приземистых домишек с облезлыми стенами, мимо собак, которые купались в красноватой пыли. В жаркий полдень на улице не было ни души.

Наконец всадник остановился у ворот, возле которых стояла скульптура: на высоком бетонном постаменте уложены бочки, на боку самой верхней огромная шишка — сердцевина агавы — здоровенная, похожая на ананас. Венчала скульптуру фигура мужчины, который замахнулся на шишку, собираясь разрубить ее…

Ворота, над которыми белела вывеска «Экспериментальное сельскохозяйственное поле», открылись невидимым привратником и, когда грузовик въехал во двор, закрылись. Рамона заглушила двигатель.

Рик выскочил из кабины, Рамона не спеша спустилась на землю. Свой револьвер она засунула за пояс джинсов и накинула на плечи куртку. Теперь она была готова к любым неожиданностям.

— Я боялась летучих мышей, — призналась Рамона, провожая взглядом одну, пронесшуюся над головой, когда они с Риком вышли из мотеля.

— Я тоже.

— Но ты мне не говорил, что видел их в Мексике.

— Думаешь, они водятся только здесь? Я в самом деле провел детство в Уэльсе.

— Значит, ты мне рассказал правду?

— А ты теперь мне совсем не веришь? Ты думала, я самый настоящий янки?

— Ну да.

— Знаешь, я рад, что ты похожа на мою сестру.

— Рад? Почему?

— Потому что она для меня все. Она главный человек на свете. Я не смогу ее обидеть.