Книга Морверн Каллар - Алан Уорнер

– Куда ты едешь? Почему тебе всегда все нужно так драматизировать, Морверн?

Я лишь посмотрела на нее.

– Я хочу сказать, ты что, все еще по Нему сохнешь? Или что на этот раз? Я хочу сказать, мне думалось, тебе это все по нутру. Я-то привыкла, что ты – душа вечеринок, что за тобой никому не угнаться. Почему бы тебе просто не уйти в отрыв? Зачем так тупо грузиться? Если ты уезжаешь, почему мне нельзя с тобой? Я хочу сказать, ты что, меня ненавидишь, что ли?

– Я ни к кому не испытываю ненависти, Ланна.

– Ты сама не понимаешь, что делается у тебя в голове, Морверн, – вымолвила она.

Я кивнула. Улыбаясь, зашагала вниз по ступенькам. Перешла дорогу у гостиницы и направилась по тротуару в банк. Внутри было очень прохладно, народ за стойкой слушал музыку по радио.

Я подписала все дорожные чеки, обналичила их и спрятала пухлую пачку лиловых купюр в сумку.

Свернув за угол, я села у фонтана в такси, за рулем которого сидела женщина.

– Вверх по побережью, подальше отсюда, – бросила я.

Женщина-таксист потерла лоб:

– А?

Я показала рукой:

– На север.

Все утро мы ехали по извилистой дороге вдоль побережья. Мимо гаваней, церквей, раскрашенных рыбацких лодок, которые вытащили на каменистые пляжи, мимо апельсиновых и лимонных рощ, одетых густой, очень темной зеленью.

На обед остановились в гостинице у моря. Матерчатые салфетки и столовое серебро. Женщина-таксист выпила маленький бокал вина под рыбу, затем кофе. Я заказала шампанского, самого лучшего. И омлет. Шеф-повар в колпаке сам подал его на наш столик у окна. Женщина-таксист не могла поболтать со мной и отводила душу с официантом.

Уезжая, я надела солнцезащитные очки. Расплатилась наличными и взяла на память приятной формы черную пустую бутылку из-под шампанского.

Теперь дорога виляла среди сосен. Всюду на холмах теснились виллы, подступая к курортам, поменьше того, где я была. Женщина-водитель, получив причитающееся, расцеловала меня в обе щеки и сказала: «Пока!» – на моем языке.

Я зарегистрировалась в отеле «Мирабель» возле пристани. Мне отвели комнату с изящными бледно-голубыми жалюзи. Серебряные чешуйки – отсветы бликов, плясавших на волнах внизу, – дрожали на потолке. Слышалось звяканье столовых приборов и приглушенные голоса людей, обедающих на террасе. Я поставила бутыль из-под шампанского на высокий комод.

Надела купальник под платье, взяла полотенце и спустилась на пляж.

Платье сползло на песок, я сложила его и шагнула в воду. На мели она была тепловатой. Я остановилась и пошевелила пальцами на ногах, взрывая песок. Заходила все глубже и глубже, пока вода не коснулась пупка. Зыбь была едва заметной, но поверхность воды ползла вверх по животу, и я вскинула руки высоко над водой. Когда плеснуло на грудь, я нырнула, выскочила к поверхности и замолотила по ней ногами. Легла на спину, откинула с лица мокрые волосы. Я плыла, а солнце лилось мне на лоб и щеки. Повернув голову, я заметила, что вода жутко прозрачная: видны малейшие извилины на песчаном дне, голубом, как в рекламных буклетах.

Я поплыла стоя, вглядываясь в берег. Там, где должна быть гряда холмов и круглая каменная «причуда» над портом, нет ничего похожего. Нет ничего и там, где полагается быть пирсам с дамбой посередине и эспланадой отелей позади. И там, где каменные дома обступают подковой залив и вдалеке маячит Комплекс. Курорт, на который я смотрела, определенно был другим местом.

Я посмотрела на север. Там простиралась возвышенность с бухтой под склоном и мельницами по краю плато. Дорога петляла зигзагами меж летних домиков, лепившихся к утесам над бухтой. По плато, внедрявшемуся большим срезанным углом далеко в море, от скалистого подножия восходили зеленые потоки, под маяком, что стоял на самой вершине.

Бухта была с моей стороны, длинная насыпь, вымощенная бетонными блоками, с которых рыбачили парни. На защищенной от ветра стороне виднелись лодки рыбаков.

К югу от «Мирабель» высился утес, за ним изгибалась дуга пляжа, переходящего вдалеке в скалистый берег. Над пляжем виднелись крыши баров и ресторанов, а за их телеантеннами – туманные очертания зеленовато-черных невысоких холмов с белыми пятнами вилл, разбросанных повсюду, как кости.

Я посмотрела на многоквартирные дома. Виден был каркас одного такого незаконченного строения в четыре этажа с лестницами.

Я поплыла к берегу и остановилась, едва почувствовала, как ноги коснулись дна. Вернувшись в гостиничный номер, умыла лицо и наложила отшелушивающую маску с огуречным соком. Прилегла, давая маске подсохнуть.

Просто лежала и смотрела в потолок, наблюдая игру света. Это были уже не дрожащие серебряные чешуйки – это были отсветы заката. Когда маска высохла, я встала перед зеркалом, поддела край тонкой пленки и потянула ее со лба вниз, пока с лица не отслоился вывернутый слепок носа и щек. Я швырнула его в унитаз и спустила воду.

Когда я вышла в открытом топе, вечерний воздух был очень чист. Белый луч маяка описывал круг за кругом, но меня, шагавшую в теплом сумраке по набережной, привлек другой свет, мерцающий за садами позади домов. Там пульсировал луч стробоскопа, и я пошла на него.

Музыка далеко раскатывалась эхом по руслу высохшей реки. Стробоскоп отправлял свои послания с верхушки ветряной мельницы, вокруг которой построили клуб. В темноте казалось, что съехавшиеся к нему машины одного цвета. Неоновое табло рекламировало диджеев, исполняющих эмбиент до шести утра, – DJ Sacaea и The Spook Factory Night. Охранники то и дело открывали перед посетителями огромные железные ворота. Я окинула взглядом скалы, над которыми поднималась сливочно-бледная луна, и вошла в клуб.

Утром я лежала обнаженная поверх простыней, наблюдая мерцающие отсветы на потолке. Снизу доносился звон столовых приборов, плеск волн на песке. Я вытянула руку и повернула водонепроницаемые часы циферблатом к себе. Свесила ноги с кровати и села со вздохом.

Вечером после салата и фанты на террасе я пошла по долгой дороге, отделявшей курорт от деревни. Фонари были украшены флагами и лентами цветов национального флага.

Ближе к центру деревенские улицы становились такими узкими, что можно было, высунувшись из окна, взяться за руки с соседом из дома напротив. Звуки путались, плутая в бесчисленных закоулках, – гадай не угадаешь, откуда донесся шепот.

Я увязалась за процессией, которая, выйдя из деревни, направилась через сухие пустоши к селениям Бедного Иисуса и Святого Михаила на Небесах. Шествие, возглавляемое барабанщиками, двинулось вверх по крутому холму к ярко-белой часовенке. И я карабкалась по тропинке между острых скал и оливковых деревьев. Хотя солнце уже садилось и веяло прохладой, дышала я тяжело. Никто не разговаривал, и видно было, как снизу от бухты по дороге идут и идут люди.

Было темно и дымно от факелов, которые несли мужчины. Позади факельщиков семенили маленькие девочки в черных кружевах рука об руку с девочками в белых кружевах.