Книга Аномалия. «Шполер Зейде» - Ефим Гальперин

Доклад Стерна улавливается микрофоном, который размещён на одинокой лампочке в центре комнаты.

Пункт наблюдения мафии. Хата № 2. Ночь.

Старик Рабинович переводит его Юлии Свиридовне, а та быстро передаёт содержание в…

Сельская гостиница. Большая комната. Ночь.

…наушник за ушком Дианы. Та сообщает шепотом всё «Крёстному отцу».

Тем временем Финкельштейн возвращается к визитерам и сворачивает аудиенцию. Жмёт руку «Крёстному отцу», он вручает свою визитку:

– Спасибо за протянутую руку помощи. Не забуду. Но я привык сам решать свои проблемы. Был рад познакомиться.

Гости выходят.

Финкельштейн Саймону на идиш:

– Значит, вероятность того, что бабушка этой девочки еврейка…

– Пятьдесят на пятьдесят.

Финкельштейн молчит. Смотрит на команду своих сотрудников и радистов.

У них поздний ланч. Кушает в своём инвалидном кресле рав Залцман. Ему помогает водитель.

В самом углу примостился Гороховский. Гутман ставит перед ним тарелку. Гороховский подносит ложку ко рту и ловит на себе взгляд миллиардера. Замирает.

Финкельштейн поворачивается и выходит во двор.

Пункт наблюдения СБУ. Хата № 1. Ночь.

Броня Марковна переводит диалог Финкельштейна и Саймона про вероятность для полковника и лейтенанта.

– Во, бля! Расист! Проценты считает! Внук, значит, ему похер?! – возмущается полковник Голодный.

Двор сельской гостиницы. Ночь.

Финкельштейн задумчиво ходит по двору. Резко останавливается и командует Саймону Стерну:

– Этого «швицера» Гороховского ко мне!

Пункт наблюдения СБУ. Хата № 1. Ночь.

Полковник разворачивается к мониторам, на которых двор гостиницы. Говорит с тревогой:

– Всё! Это ж они сейчас своего трепача кончать будут. Я ж говорил – евреи! У них же, бля, шаг вправо, шаг влево. Не заржавеет!

– Как?! Сейчас?! Надо вмешиваться, товарищ полковник! – волнуется лейтенант.

– Стоять, лейтенант! Какая у нас задача? Собирать информацию и ждать приказа. В рапорте укажем: «Неожиданно споткнулся». Сам слышал? «Пятьдесят процентов!» Подставил он Хозяина? Подставил. «Галаха»! Как ты сказал, «основной закон для религиозных евреев». Да ещё к этому его, крутого миллиардера, дед Грицько так урыл! При людях! А он, видно, не привыкший, чтобы его «опускали». Хоть на ком-то, а отыграться этому денежному мешку надо.

Двор сельской гостиницы. Ночь.

Во дворе прохаживается Финкельштейн. Саймон Стерн подводит к нему упирающегося Гороховского.

Финкельштейн не оборачивается.

– Я здесь, – робко пищит Гороховский.

Пауза затягивается. Над дрожащим Гороховским угрожающе нависает телохранитель миллиардера. У калитки, поглядывая по сторонам, ещё один охранник.

Пункт наблюдения мафии. Хата № 2. Ночь.

В экран монитора слежения напряжённо вглядываются «Крёстный отец», Юлия Свиридовна, Диана и старик Рабинович. За спиной у них два «братка».[104]

– Учись, Сеник! – шепчет первый «браток» второму.

– А чего? Ну, обычное «мочилово»[105]будет.

– Тут важно, Сеник, не что будет, а кто будет. Выпускники Гарварда.

Двор сельской гостиницы. Ночь.

Длинные тени от фонаря. Глухой двор за гостиницей. Тишина.

– Послушайте, босс! – не выдерживает Саймон Стерн. – Ну, учитывая репутацию КГБ как источника информации, можно всё-таки говорить о пятидесяти пяти процентах вероятности, что бабушка Парася Панченко и соответственно её дочь, мать Маргариты, еврейки. Следовательно, Маргарита… Даже шестьдесят процентов!

Дом милиционера. Ночь.

Милиционер Нечипоренко на своём наблюдательном пункте у окна. Рядом с ним мэр Борсюк и механизатор Петро Онищенко. По очереди они смотрят в бинокль ночного видения.

– Жалко! Этот реб Гороховский мужик хороший… Был, – вздыхает механизатор Онищенко.

– Это же как всё хорошо начиналось! – волнуется мэр Борсюк. – В шляпах… Евреи… Аномалия… Ну ты ж, Сашко, милиция! Где ж порядок?!

– А всё будет в порядке, – говорит милиционер. – Сами говорите – «аномалия». Какой там радиус поражения? Двадцать километров. А я думаю, больше.

Двор сельской гостиницы. Ночь.

Слышен тонкий звук присутствия Благодати.

– …Шестьдесят пять процентов, шеф! Семьдесят! – выдыхает Саймон Стерн.

Финкельштейн поднимает голову. Смотрит на звёздное небо. Вздыхает:

– Боже мой, как давно я не смотрел на небо.

Пункт наблюдения мафии. Хата № 2. Ночь.

Все сгрудились у мониторов.

– Боже мой, как давно я не смотрел на небо… – шепчет перевод весь и под славную залихватскую хасидскую мелодию «Гоп, казакэс» изпереживавшийся старик Рабинович.

Пункт наблюдения СБУ. Хата № 1. Ночь.

Полковник Голодный и лейтенант Плоткин уткнулись в мониторы.

– Боже мой, как давно я не смотрел на небо… – плачет, переводя слова, Броня Марковна.

Двор сельской гостиницы. Ночь.

– Благословен ты, Господь, создающий миробытие! – произносит шёпотом Финкельштейн и решительно поворачивается к Гороховскому. – Послушайте, «швицер», у вас есть шанс. Вы идёте к этому грубияну и говорите, что так и быть. Мы будем жениться!

Дом милиционера. Ночь.

Милиционер, мэр и механизатор Петро на посту наблюдения следят, как…

Улицы села. Ночь. Эффект прибора ночного видения.

…Гороховский в сопровождении Гутмана бредёт по улочкам. Кажется, что село спит. Но в своих дворах волнуются селяне. Они внимательно следят за происходящим.

Сельская гостиница. Ночь.

Саймон Стерн проходит по коридору гостиницы, останавливается возле двери комнаты, в которой мама Рива заперлась с дочкой Бекки. У двери на полу горюет «Мелкий». За дверью рыдания.

Саймон стучится. Входит. Смотрит на рыдающих маму Риву и Бекки. Улыбается:

– По указанию мистера Финкельштейна мы попутно пробили информацию по вашему… У вас удивительно лёгкий случай, миссис Розенберг. Доложите свёкру, что Олег Тягнибок по маме, бабушке с маминой стороны, и глубже в века… Кац! Так что поздравляю, миссис Розенберг! Поздравляю, Бекки! «Мазл Тов»![106]Надеюсь, что позовёте на свадьбу.