Книга Чары Шанхая - Хуан Марсе

Сусана посмотрела на меня, потом на поднос с полдником.

— Если не веришь, — сказал Форкат, — спроси у своей матери.

— Уже спросила, — буркнула Сусана и, закрыв глаза, добавила: — А свое обильное питание, как выражается доктор Бархау, можешь засунуть себе в задницу. Если я откушу бутерброд, меня тут же вырвет, так и знай.

— Не говори глупостей. Однажды тебя вырвет от корабельной качки, это уж точно, и, честно говоря, я бы хотел оказаться рядом… Выпей хотя бы молоко, а я пока расскажу тебе кое-что интересное.

Сусана молча обняла кота и внимательно посмотрела на свои покрытые перламутровым лаком ногти, подложила под спину подушку, а затем равнодушно и спокойно протянула руку и взяла стакан. Но молоко уже остыло, и она поставила стакан на поднос не то разочарованно, не то с облегчением.

— Бр-р-р… Нет ничего омерзительнее, чем холодное молоко.

— Минутку.

И тут случилось чудо. Форкат взял стакан, осторожно обхватил его обеими ладонями, как будто боясь уронить, словно стакан, несмотря на уверения Сусаны, обжигал ладони, и так сидел неподвижно две или три минуты. Я тут же вспомнил, как его руки лежали на коленях сеньоры Аниты: та же сосредоточенность, то же напряжение мышц.

Когда он вернул стакан Сусане, молоко было горячим. Она не могла поверить, и я тоже, пока не убедился сам. Меня часто дурили, но в тот вечер, готов поклясться, это был не обман. Мы с Сусаной по очереди обмакнули палец в стакан: молоко было горячим, словно его только что сняли с плиты.

4

Если не ошибаюсь, мы покинули каюту капитана Су Цзу в тот миг, когда Ким, поставив книгу в желтом переплете на полку, потому что это была не та книга, которую он искал, открывает другую и видит чудесные иллюстрации, о которых говорил Леви.

Гроза миновала. Тучи стремительно несутся за горизонт, небо проясняется, и в нем снова мерцают звезды. Киму не хватает света, он подходит к иллюминатору и листает книгу; как и говорил Леви, на первой странице рядом с посвящением — китайскими иероглифами, выведенными красной тушью, — виднеется пятно. Полумрак не позволяет рассмотреть его как следует, но Ким уверен, что это та самая книга, которая нужна Леви. В этот миг за спиной слышится какой-то шум, он оборачивается, но там никого нет. Дверь в каюту приоткрыта, ветер ударяет ее о косяк, а за иллюминатором, где нежно поблескивает и покачивается залитое лунным сиянием море, похожее на огромное серебряное веко, мелькает какая-то тень.

Он возвращается к себе в каюту с книгой, а чуть позже, лежа в постели, открывает ее и внимательно рассматривает первую страницу. Оказывается, там не одно пятно, а два: отпечаток женских губ, вот что это такое, отчетливый след помады, алый поцелуй, оставленный рядом с надписью. Кому он предназначен, Мишелю Леви или капитану Су Цзу? А может, ни тому, ни другому?… Улыбающиеся чувственные губы, напряженные и чуть приоткрытые — что за таинственное создание оставило на странице свой знак? Удивительно четкий и насыщенный отпечаток кажется горячим и живым; желание и пламя, вспыхнувшие на губах, отпечатались на странице и обожгли сердце Кима: призрачный след на бледной сероватой бумаге похож на свежую рану.

Ким заворачивает книгу в свитер и прячет в чемодан. Последние дни путешествия по Южно-Китайскому морю тянутся бесконечно долго. Когда наступает вечер, Ким от нечего делать засекает по часам, как долго тянутся вечерние сумерки, которые в этих широтах сливаются с утренней зарей. Несколько дней подряд дует обжигающий кожу восточный ветер. В последний вечер на борту корабля капитан приглашает Кима поужинать в свою каюту, и ему кажется, что Су Цзу замкнут чуть больше обычного, хотя по-прежнему любезен и предупредителен.

На следующий день в восемь часов утра «Нантакет» входит в бухту Ханчжоу и впереди уже виднеются мутные воды неспешной реки Хуанпу. Судно неуклюже движется к пристани, медленно пробираясь сквозь толчею рыбацких лодок и баркасов, шаланд и джонок Возле причала стоит сверкающий черный «паккард», рядом с ним Кима ожидает безупречно одетый улыбающийся человечек — Чарли Вонг, деловой партнер Леви, жизнерадостное создание, в чьих жилах удачно смешалась французская и индокитайская кровь. Таможенные формальности улажены еще до того, как Ким ступает на причал. Пока Ким, облокотившись на борт, ждет, когда корабль пришвартуется к пристани, уши различают многоголосый гул Шанхая, а изумленные глаза не могут поверить увиденному: под ослепительно синим небом возвышаются величественные небоскребы, охраняющие легендарный город.

— Я очень благодарен вам за внимание. — Ким прощается с капитаном Су Цзу и жмет ему руку. — Быть может, мы еще увидимся, капитан, и тогда я смогу вам кое-что объяснить.

Су Цзу вежливо улыбается и кланяется.

— Хорошие друзья — плохие лжецы, — отвечает он. — Как в стихотворении Ли Яна: есть вещи, которые не нужно называть своими именами.

— Совершенно с вами согласен. Говорят, что ложь часто служит проявлением такта. Рад был познакомиться с вами, капитан.

— Удачи, мсье.

— И вам также.

Среди лихорадочной суеты и мелодичного многоголосья пристани, направляясь к ожидающему его автомобилю, Ким внезапно испытывает одно из таинственных озарений, когда сердце различает нечто, ускользающее от разума: то, что после долгого путешествия ожидает его здесь, в душном и влажном Шанхае, и что он уже ощущает в воздухе, насыщенном зловонными испарениями реки, не имеет никакого отношения к тому, что его сюда привело, — мести, сведению счетов, безжалостной пуле, которая неизбежно настигнет преступника, сочувствию к изувеченному другу и даже страстному желанию в один прекрасный день, который, разумеется, наступит уже скоро, привезти сюда Сусану; главное кроется глубже — это невыразимое стремление, болезненная жажда с помощью этой последней пули покончить с назойливым призраком прошлого, преследующим его по пятам, стереть раз и навсегда малейший след его собственного унизительного поражения. Уничтожить прошлое, убив Крюгера, — вот в чем состоит его главная задача. Сразить одной пулей.

Чень Цзинфан, супруга Мишеля Леви, ожидает его в саду на террасе, куда выходят окна ее роскошной квартиры, расположенной на верхнем этаже одного из небоскребов Банда, неподалеку от Нанкин-роуд. Она принимает его любезно, хотя и несколько сдержанно, с точностью выполняя указания мужа окружить гостя заботой и позволять ему следовать за собой денно и нощно. Однако она не разделяет тревогу своего супруга и не видит нужды в столь ревностной опеке.

— Поверьте, мне никто и ничто не угрожает… — говорит Чень Цзинфан. — Вы слушаете меня, мсье? — удивляется она, заметив его рассеянность.

Ким берет себя в руки и пристально смотрит на нее.

— Простите, — отвечает он. — Я сделаю все от меня зависящее, чтобы мое присутствие не причиняло вам беспокойств, но поверьте, у вашего мужа имелось достаточно оснований, чтобы прислать меня сюда. Вам угрожает опасность, мадам, и предосторожности не будут излишни.

Супруге Леви двадцать четыре года, она удивительно красива той надменной и холодной красотой, которая встречается у знатных китаянок. На ней нарядное чипао из голубого шелка с высоким воротничком, без рукавов и с разрезами по бокам. Длинные черные волосы собраны в пучок, из которого торчат нефритовые шпильки. Ким испытывает то же чувство, как и в тот миг, когда он впервые взглянул на город с палубы «Нантакета»; ему хочется продолжить недавние размышления о судьбе, приведшей его в дом прекрасной китаянки. Он неспешно любуется своей собеседницей, и ее облик кажется ему давно знакомым, словно он уже встречал ее когда-то, много лет назад, или, быть может, видел во сне: чистый перламутровый лоб, тонкие высокие брови, медового цвета глаза, выпуклый подбородок и, главное, накрашенный алой помадой рот: едва увидев его, он тотчас понял, что это те самые призрачно-таинственные губы, которые горят любовным пылом на странице украденной книги. Кто запер их отпечаток в каюте ржавого грузового судна, неустанно бороздящего моря и океаны? Быть может, кто-то хотел сберечь их былой жар?…