Книга Пейтон Эмберг - Тама Яновиц

— Я думаю, надо устроить скромную свадьбу, — сказала Пейтон. — Мои родители разошлись, и отец вряд ли приедет на торжество, а сестры… они живут далеко, мы с ними почти не видимся. Брата тоже не будет. Я слышала, что свадебные расходы — за родителями невесты. У моей матери и в самом деле нет денег, а вот отец дает мне к свадьбе две тысячи долларов. Этих денег не хватит?

— Эти деньги вам еще пригодятся, — ответила Грейс. — Свадебные расходы за нами. Вы хотите, чтобы торжество было скромным, вас можно понять, но мы с Леонардом хотим устроить пышную свадьбу, чтобы это знаменательное событие запомнилось на всю жизнь. Барри — наш единственный сын, и мы хотим ему угодить. Барри вас любит, и вы, должно быть, умная и тактичная девушка. Полагаю, вы не станете возражать.

Пейтон кивнула, а затем и вовсе умилостивила будущую свекровь, сообщив, что, возможно, примет иудаизм или, по крайней мере, ознакомится с еврейским укладом жизни, чтобы привить его обычаи и порядки своим будущим детям, которые непременно станут ходить в еврейскую школу.

— Моя подруга недавно выдавала дочь замуж, — сказала Грейс. — Я проконсультируюсь с ней, как лучше подготовиться к свадьбе. Полагаю, что за несколько месяцев мы решим все вопросы.

— За несколько месяцев? — Леонард подскочил на стуле. — Да разве Барри и Пейтон станут ждать несколько месяцев? Сейчас не те нравы, что раньше. Чуть промедлишь — и невеста брюхатая.

Грейс возразила:

— Пейтон — порядочная, разумная девушка, иначе бы ее Барри не полюбил.

Пейтон потупилась. Что если бы родители Барри знали, что она давно лишилась невинности, не раз курила марихуану, а в школьные годы и вовсе совершила аморальный поступок: стянула у одной из девочек завтрак, за что ее жестоко избили, затащив в туалет? Впрочем, тот проступок, возможно, заслуживал снисхождения — она была голодна. Вряд ли Эмберги когда-нибудь голодали. Их удел — сытая, богатая жизнь. Возможно, она и вправду не пара Барри. Ее единственное достоинство — высокая грудь.

И тут неожиданно, в первый раз, ей пришла в голову неуютная мысль: Барри и сам не хватает звезд с неба. Он всего лишь дантист, и каких бы успехов в будущем ни добился, таковым и останется.

Глава десятая

Пейтон медленно просыпалась и наконец открыла глаза. Часы показывали начало девятого. Вставать не хотелось. Должно быть, на нее подействовало вино, которое она по глупости заказала, а затем почти что прикончила. Пейтон не шевелилась. Ей казалось, что она находится в состоянии тяжелобольного, прикованного к постели и находящегося между жизнью и смертью. Да и каким другим может быть состояние женщины, привыкшей к вниманию и успеху?

Какая несправедливость! — в который раз подумала Пейтон. Ей в скором времени пятьдесят, тело стареет, а душой она по-прежнему молода. Но почему только душой? Ей и на вид много не дашь — от силы тридцать, ну тридцать пять. Придя к этой мысли, она, к своему немалому удивлению, ощутила неожиданный прилив сил, что вселяется в человека после решения тяжкой, многотрудной задачи.

Под дверью лежал лист бумаги. Пейтон подняла, прочитала: «ШТОРМОВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ». В уведомлении говорилось, что на Гонконг надвигается мощный тайфун, который может достичь максимальной силы — восьми баллов по восьмибалльной шкале. Тайфун ожидался на следующий день, и постояльцам гостиницы предлагалось не выходить без крайней надобности на улицу, не приближаться к окнам и не пугаться, если на здание обрушатся груды мусора, поднятые тайфуном. Штормовое предупреждение — эти слова выглядели зловеще, наводили на мысль о невероятном, ужасающем приключении.

Пейтон вздохнула. Во время тайфуна она на улицу и носа не высунет, будет сидеть в гостинице за толстыми стенами. Вот если бы она родилась пораньше, хотя бы лет сто назад, когда гостиницы не были столь высокими, а море кишело экзотичными джонками! В те времена, когда доступными женщинами были одни азиатские проститутки, она смогла бы пуститься в настоящее приключение: побывать в каком-нибудь зловещем притоне, где среди тьмы то вспыхивают, то тускнеют крохотные красные огоньки в чашечках металлических трубок, освещая на мгновение лица курильщиков опиума, а у жаровни с пылающими углями сидит угрюмый хозяин этой курильни. Ее, американку, вмиг бы заметили. Тогда бы к ней подошел восточный красавец, считавший секс с белой женщиной недоступным. Она бы уступила ему. Вот это было бы настоящее приключение! Теперь времена не те, а она всего лишь одна из многочисленных скучающих женщин, готовых отдаться первому встречному.

Пейтон начала одеваться. Надев ажурный бюстгальтер, трусики-стринги, пояс и капроновые чулки, она облачилась в платье с глубоким вырезом, украшенное на груди изображением скарабея,[16]и влезла в черные туфли-лодочки. Подойдя к зеркалу, Пейтон скривила губы — она выглядела банально. Но разве плохо принарядиться? Синих чулков хватает и без нее, да и старых дев тоже. Да и многие замужние женщины, едва им перевалит за сорок, забывают о любовных утехах, предпочитая точить лясы с подругами или заниматься нудным вязанием. Это в их-то годы! Ей самой в недалеком времени пятьдесят, а она только входит во вкус!

Бросив в фужер, наполовину полный вина, два кубика льда, Пейтон допила чуть терпкий напиток и снова подошла к зеркалу. Немного подумав, она пожала плечами и наложила новый слой косметики поверх неснятого старого. Покончив с делом, не терпящим отлагательства, она взглянула на часики: половина девятого — до одиннадцати еще далеко.

Взяв с журнального столика «Чайна Сан», Пейтон уселась в кресло, но чтение не пошло. Она подошла к окну. В Коулун шел паром, пересекая пролив. На его гладких водах, вблизи, лежали мерцающие серебристые лунные блики, но все остальное пространство пролива тонуло во мраке, и эти тусклые призрачные полосы света как бы перемежались с черными провалами тьмы.

Сянь Жун, одетый в элегантный костюм, ждал ее в вестибюле. В его внешности по-прежнему было что-то загадочное. Он мог быть свирепым работорговцем, поставляющим доверчивых девушек во дворец восточного деспота, а то и наркодельцом или торговцем оружием. Наверно, в одной из своих предыдущих, жизней он был бесстрашным воителем, скакавшим впереди войска на белом коне, умном и быстром, с трепетными ноздрями. Вероятно, в той жизни у него был и гарем.

Сянь Жун встретил Пейтон притягательным взглядом, в котором, как ей с удовольствием показалось, сквозили похотливость и восхищение. Задержав ее руку в своей, он поцеловал ее в обе щеки, заставив Пейтон содрогнуться всем телом от внезапного вожделения.

— Куда мы пойдем? — сдавленно спросила она.

Сянь Жун загадочно улыбнулся.

— Я приготовил тебе приятный сюрприз, — сказал он бархатным голосом. — Но сначала час-полтора надо проехаться на кораблике.

— Может, сперва зайдем в бар?

В баре их встретил доносившийся из динамика заунывный голос певицы, которая тянула вечную песню о безответной любви. «I love you» — скулила она жалобным голосом, вкладывая в эти слова, понятные во всем мире, убийственную печаль, подготавливая слушателей к рассказу о своем навеки разбитом сердце. Подобные песни, похожие друг на друга, как две капли воды, Пейтон слышала много раз и называла их «погребальными», а когда ей доводилось видеть певичку, у нее неизменно чесались руки схватить за ухо исполнительницу, как правило, безголосую, и спустить с эстрадных подмостков, даже если за нее вступятся.