Книга Посланница небес - Марина Серова

— Кто там? — спросил Салов Павел Иванович.

— Опарина Эмма Викторовна, я вам принесла кое-что посмотреть, — ответила я, надеясь, что меня еще не забыли.

— Кто вас ко мне послал? — спросил антиквар из-за двери.

— Тамара Иосифовна Бромель, — сказав, я тут же оговорилась: — Но это было давно, она уже умерла, потом мне о вас Кострюк рассказывал, но его посадили, так что, кроме как к вам и к Илюмжинову, обратиться больше не к кому. К Илюмжинову я идти боюсь. Он настоящий бандит. Его головорезы в прошлый раз отобрали у меня иконы из перегородчатой эмали, оставленные мне бабушкой, и чуть не убили.

Мое вранье пробудило в антикваре воспоминания. А слова, что Илюмжинов бандит, были как бальзам на душу и чрезвычайно вдохновили Салова.

— А я вас вспомнил! Так вы отнесли свои вещи этой скотине, грабителю, бесчеловечному ублюдку, — закричал он в праведном гневе. — Что же вы так? Лучше бы мне продали. Я давал справедливую цену.

В реальности его «справедливая цена» была в тот раз меньше настоящей на пять нулей. О таких человеческих качествах, как порядочность и честность, Салов отродясь не слыхивал. Он жил по законам пауков в банке — двоим не выжить, а значит, надо топить конкурента любыми средствами. Тут уж не до сантиментов.

— Да, но я хотела как лучше, — протянула я. — Думала, спрошу у нескольких человек — сколько вещь стоит, чтоб не проколоться. И спросила, так что еле ноги унесла. Я ж неспециалист, каждый меня обмануть может.

Салов распахнул передо мной дверь, велев быстро проходить. Я уж думала, что этот момент никогда не настанет. Вошла. Он торопливо закрыл дверь и задвинул три засова, крутанул маховик защелки сейфового замка, потом повернулся ко мне с горящими глазами психа, коллекционирующего человеческие скальпы:

— Где, где ваша вещица, давайте ее посмотрим. Если она такая же, как те иконы из перегородчатой эмали, то я вам хорошо заплачу.

— Может, сначала чаю? — робко спросила я. — С дороги что-то горло пересохло.

— Чаю? — Салов задумался, а в следующую секунду просиял: — Конечно! Где же мои манеры? Проходите на кухню, Эмма Викторовна. Сейчас мигом организуем чай. У меня травки разные есть.

Он ничуть не изменился со времени нашей последней встречи. Маленький, морщинистый, седой как лунь, но невероятно подвижный. Квартира больше напоминала свалку, чем жилье человека. Горы старья, стоившего, без сомнения, миллионы, громоздились вдоль стен, заслоняя белый свет. На кухне было более-менее свободно. Я села на железный табурет с матерчатым рваным сиденьем, а Павел Иваныч стал хлопотать у плиты.

— Так что у вас для меня? — спросил он, поставив чайник на огонь.

— Взгляните, — я показала ему картинку на экране мобильного.

Вид у антиквара был такой, словно я подсунула ему дохлую лягушку.

— Никуда не годится, что тут увидишь! Почему вы не принесли саму икону? — спросил он с обидой. — Думаете, по этой картинке я что-нибудь рассмотрю? Как я что-то скажу, даже примерно?

— Икона слишком большая и ценная, чтоб прогуливаться с ней по улице, — пояснила я. — Кострюк сказал, что это самая ценная икона в истории иконописи. Двенадцатый век, мастер — святой Алимпий Печорский, легендарная Владимирская Богоматерь. Кострюк сам хотел ее прибрать к рукам, аж трясся, но не успел — посадили. Сейчас икона проходит экспертизу в Москве.

— Не может быть! — С вытаращенными глазами Салов выхватил у меня сотовый и стал жадно вглядываться в изображение на экране. — Не может быть. Это же просто легенда. Я не верю! Икона, которую за Алимпия написал ангел, а потом она таинственным образом исчезла. Черт, а ведь похожа — письмо, краски. И она что же, принадлежит вам?

— Да, — сказала я будничным тоном, — так вышло. Вот думаю вывезти ее за границу и продать с вашей помощью. Сможете организовать? Вам десять процентов от стоимости.

— Э-э! Погодите, не гоните лошадей! — возопил Салов, промокая платочком вспотевшее лицо. — За десять процентов я не согласен. Во-первых, покажите мне икону и заключение экспертов.

— Чайник, — напомнила я антиквару.

Очнувшись, Салов услышал надрывный свист чайника, выключил газ и залил кипятком какую-то подозрительную травяную смесь в заварнике. Убивать он меня не будет, пока не получит икону, так что его травяного чая можно не бояться. Поставил на стол два бокала, а пока чай заваривался, приступил к подробному допросу.

Я рассказывала, что узнала от Кострюка, назвала точные размеры доски, восстановив их в памяти, — сто три на семьдесят семь сантиметров. Салов все, что я говорила, конспектировал для дальнейшей проверки. Заварился чай. Он разлил его по бокалам, отвернулся, чтобы поставить чайник обратно на плиту, а я, воспользовавшись моментом, подбросила в бокал антиквара пентотал натрия. Данное вещество широко использовалось для вытаскивания из людей правдивой информации. Употребивший правдодел в доверительной беседе выбалтывал все сокровенные секреты ведущему допрос и даже не замечал, что делает.

Вернувшись за стол, взволнованный антиквар одним махом осушил свою кружку и крякнул, ставя на стол:

— Хорошо! Налью себе еще. А вы варенья хотите?

— Нет, спасибо, я сладкое не очень, — пробормотала я.

Мой отказ не смутил Салова. Он достал из шкафчика банку с яблочным вареньем, зачерпнул ложку и бесцеремонно сунул мне под нос.

— Попробуйте, оно такое вкусное, меня соседка угостила.

— Нет, не стоит, — я отстранилась от ложки насколько смогла. Рука антиквара вдруг дернулась, и варенье упало с ложки мне на блузку.

— Ох, извините старого дурака! Руки-крюки, все старость проклятая, — запричитал Салов. — Идите быстрее замойте в ванной, чтоб пятна не было.

Я воспользовалась его советом и, смывая с блузки варенье, подумала, что антиквар что-то задумал. Идиотская выходка с вареньем была лишь трюком, чтоб выманить меня с кухни. Прислушалась, не звонит ли антиквар куда-нибудь — например, своей группе силовой поддержки. Вроде нет. Тихо.

Закончив с блузкой, я отвернула на три оборота гайку на пластмассовом патрубке сливного бачка, так, чтобы из щели потекла тонкой струйкой вода на пол, вернулась на кухню и застала Салова пьющим чай с сухариком. Вид у старика был безмятежный. Глаза устремлены через окно во двор, где на детской площадке гурьбой с криком и улюлюканьем носилась малышня.

Обернувшись на мои шаги, Салов приказным тоном велел присаживаться и пить чай, пока не остыл. А о делах, дескать, мы будем говорить только после чая — не для того он его заваривал, чтоб добро пропало.

Я села на табурет и, внимательно изучая свой бокал с чаем, заметила, что уровень жидкости в нем примерно на полтора миллиметра поднялся, достигнув черной микроточки — заводского дефекта на глянцевой поверхности, а ложку передвигали относительно первоначального положения.

Из этого следовало только одно, что в мое отсутствие Салов мне чего-то подсыпал в бокал. Конечно, не яд. Травить меня ему невыгодно. Скорее всего правдодел или препарат, подавляющий волю. Решил заполучить икону бесплатно, паразит, ну ничего, посмотрим, кто кого.