Книга Геном Пандоры - Юлия Зонис

– Что? – Чуткий охотник мгновенно заподозрил неладное. – Что, Колдун?

Сиби тоже беспокойно шевельнулась, а лицо андроида, напротив, сделалось непроницаемым.

– Это «Вельд», – сказал Колдун. – Я думаю, это секретный компонент «Вельда».

Хантер смотрел недоверчиво:

– Откуда ты знаешь?

Колдун покосился на андроида. Физиономия у Батти оставалась каменной.

– Одежда моих родителей так пахла. Когда мама приходила с фабрики… – Колдун сделал паузу и сам удивился – прежде такой паузы он бы не допустил. – Когда мама приходила с фабрики и укладывала меня спать, от нее пахло так.

Часть вторая

Саманта Морган

Глава 1

О кондратьевских циклах и о любви

Луна, встающая над лесом, огромна и красна, как кровь. Но, карабкаясь выше, ночное светило бледнеет, выпускает длинные мертвецкие пальцы, и те шарят по глади бесчисленных озер, зажигая серебряные дорожки. Поднявшись еще выше, луна заглядывает в окно бревенчатой хижины на одном из островков. Пробегает взглядом по убогой обстановке, раскладывает по полу тени, а затем щекочет веки спящей женщины. Женщина, бормоча, прикрывает лицо ладонью и отворачивается от окна. Ее длинные, пышные волосы, разметавшиеся по лежанке, кажутся в лунном свете серыми – хотя на самом деле они цвета яркой, насыщенной меди. Как ни старается злодейка-луна, женщина не просыпается, лишь натягивает на голову одеяло и сворачивается под ним клубком. Женщине снится прошлое.

Сверкали люстры. Пел хрусталь. Между столиками бесшумно скользили официанты. Пианист старательно стучал по клавишам своего инструмента, но к музыке никто не прислушивался. Нарядные господа, собравшиеся группками, обсуждали свои дела. Некоторые окружили особенно выдающихся ученых, но контракты будут подписаны не сегодня. Сегодня, в заключительный день конференции, в банкетном зале шикарного парижского отеля, предлагалось веселиться. И все веселились.

Алекс был в ударе. Собрав вокруг себя целую стайку обвешанных драгоценностями дамочек – Бессмертных и претенденток, – он разливался соловьем.

– Кондратьевские циклы! – вещал Алекс. – Вы знаете, что Кондратьев жил в СССР? Он сгинул в лагере, так и не успев закончить свою последнюю книгу. Там он несомненно предсказал бы то, что у нас творится сейчас.

Дамочки слушали развесив уши. Саманта злобно фыркнула, забрызгав шампанским свое единственное вечернее платье.

– Так вот, кондратьевские циклы предсказывают периоды экономического роста и спада. И сейчас мы живем в эпоху подъема. Мы живем за счет технологий, открытых во время кризиса десятых годов. Так происходит всегда. В кризис люди голодны и полны творческой энергии, но у них нет денег, чтобы наладить массовое производство своих изобретений. Паровые двигатели, автомобили, радио – все это было изобретено в эпоху кризисов. Последний одарил нас двумя основными технологиями – продвинутой генной инженерией и термоядом. Итак, у нас есть термоядерный синтез, есть горы дешевой энергии. Мы, господа, можем позволить себе прокормить миллиарды голодных – но делаем ли мы это? Нет. Заправляющие нашим обществом корпоративные монстры желают одного – наживы. Живя в середине двадцать первого века, по уровню общественного сознания мы все еще пребываем в веке девятнадцатом, в эпохе дикого капитализма…

«Ох нет, – простонала про себя Саманта Морган, – только не это! Что же ты, дурак, делаешь? Пожалуйста, – взмолилась она, – только не вздумай проповедовать учение Маркса на вечеринке, где собрались пятьсот злых корпоративных монстров. Монстров, от которых напрямую зависит наше финансирование».

Отставив бокал, Саманта начала пробиваться сквозь окружившую Вечерского толпу. А тот все не затыкался:

– Капитализм и связанные с ним структуры ведут нас в пропасть. Кризисы будут все глубже, откат – все болезненней. Советскую Россию называли в свое время гигантом на глиняных ногах, но современное общество – это гигант на ногах бумажных. Ценные бумаги, и даже не бумаги – воздух, базы данных биржевых компьютеров…

Перед Самантой вырос объемистый зад какой-то матроны, и пришлось двинуться в обход.

– Возможно ли изменение? Советский эксперимент доказал, что вроде бы не возможно. Капитализм – единственный экономический строй, полностью соответствующий человеческой природе. Конкуренция, естественный отбор и борьба за существование – то, что заложено в нас миллиардами лет эволюции, и капиталистическое общество – единственная известная нам общественная формация, живущая в точности по эволюционным законам. Но, господа, мы забываем о второй из развивающихся сейчас технологий. Спросите меня – можем ли мы изменить саму природу человека? И я отвечу – да, уже можем. Мы можем изменить человеческую природу и связанное с ней сознание. Все великие философы и мечтатели, начиная с середины девятнадцатого века, размышляли об этом. Они раньше нас поняли, что в теперешнем виде человек – лишь жадное и злое животное. Не изменив его природу, мы не сможем сделать шаг вперед. Гитлеровских идеологов можно упрекнуть в чем угодно, но одно они понимали верно – нам нужна новая порода человека. И не об этом ли мечтали фантасты, задача которых, как известно, предсказывать будущее? Два века напряженной работы мысли, фантазии, совести, наконец. И вот сейчас, полностью овладев генетическими технологиями…

Дамочки хлопали искусственно наращенными ресницами, округляли совершенные – не без помощи пластической хирургии – ротики и слушали оратора затаив дыхание. Они ни черта не понимали. Но уже от соседних столов двинулись к группе двое или трое мужчин в идеально сшитых костюмах и смокингах. Некоторые из гостей скрыли лица под полумасками – новая мода Бессмертных. Этим господам было интересно, чему же так увлеченно внимают их жены и любовницы – и ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы они это узнали.

Совсем некстати Саманте вспомнились студенческие демонстрации двадцатых. «Смерть Бессмертным!» Она сама, собрав волосы в хвост на затылке и накинув на плечи древнюю джинсовку, расхаживала с подобными плакатами перед зданием бостонской мэрии. «Смерть» – «La Mort». Демонстранты выбрали французский, потому что так красивее звучало: «La Mort aux Immortels!» А совсем рядом, у тощих деревьев сквера, пристроилась группка почитателей Роулинг, с огромным портретом тогдашнего президента в черной мантии и клобуке и с подписью «Deatheater». Да, веселое было времечко…

Саманта сделала последний рывок, чуть не опрокинув какую-то субтильную девицу в кимоно, и вцепилась в Алекса. Выдрав из его рук бокал, она обернулась к аудитории и, сладко улыбнувшись, прощебетала:

– Позвольте мне на минуту похитить моего коллегу. Нам надо обсудить важные новости генетики.

Дамы уважительно попятились, однако на многих лицах проступило разочарование. Саманта знала, что выигрывает на фоне этих размалеванных кукол, хотя ее платье стоило в десять раз дешевле, чем самый простенький из их нарядов, а из драгметаллов у нее имелись разве что платиновые провода в лабораторных аналитических весах.