Книга 1982, Жанин - Аласдар Грэй

– Кто ты такой, черт побери?

– Хьюго называет меня Купидон. Ему нравятся незаконно пробравшиеся на территорию девочки, которых я для него отлавливаю.

Возвращается Хельга.

– Да, он и в самом деле запер ворота, – бормочет она, становится, расставив ноги и уперев руки в бока, и смотрит на Купидона, который сидит, оседлав сук, тоже уперев руки в бока и улыбаясь ей. Она обращается к нему, стараясь придать голосу оттенок ласковый и беспечный:

– Ну хорошо, сынок, ты славно подшутил над нами. А теперь пойди и открой ворота.

– Куколка, веселье только начинается.

– Послушай, малыш. Я не хуже тебя умею лазать по деревьям. Просто не хочу пачкать одежду, к тому же не люблю применять силу к детям, но, если ты меня доведешь, я тебя так отметелю – пожалеешь, что на свет родился. Лучше брось сейчас же ключ.

– Если я это сделаю, то не видать мне моего вознаграждения.

– Какого вознаграждения?

– Кусочка твоей попки.

Хельга хватается за нижний сук и взбирается на него. Стоп. Это же Америка. Ну-ка, отмотаем назад.

– Какого вознаграждения?

– Кусочка твоей задницы.

Хельга хватается за нижний сук и начинает взбираться на дерево.

Купидон засовывает ключ в нагрудный карман комбинезона, вытаскивает маленькую пластиковую коробочку и выдвигает из нее антенну. Он говорит в коробочку:

– Алло, Хьюго? Привет, я тут поймал двух нарушительниц, около боковых ворот. Я их запер, они совершенно в твоем вкусе и подходящего возраста. Поторопись! Они под каштаном. Одна из них – кошка в голубых джинсах – карабкается наверх, чтобы меня достать. Хочешь, я ее заставлю покричать, а ты послушаешь?

Хельга уже почти на одной высоте с ним. Одной ногой она оттолкнулась от нижней ветки, другую перекинула на следующую, вес ее держится на вытянутых руках, которыми она ухватилась за сук чуть выше того, на котором сидит Купидон. Он кладет рацию в карман, достает большую металлическую рогатку с толстой резинкой, прицеливается и ухмыляется:

– Ну, в какое место тебе засветить, милая? Пули у меня свинцовые!

Хельга замирает, растянувшись между ветками. Она ощущает себя одной сплошной мишенью, уставившись в мешковатую промежность комбинезона мальчишки. Купидон продолжает подначивать:

– Отсюда мне хорошо виден один из холмиков твоей чудной задницы. Может, с него и начнем?

Вдруг Хельга бросается вперед. Раздается резкий хруст, дикий вопль Хельги, потом еще дважды хрустят ветки, она опять вскрикивает и летит на землю в ворохе листьев. Она приземляется на ноги, но джинсы на колене разорваны, рубаха выправилась из штанов и соскользнула с плеч (неправдоподобно), соскользнула с одного плеча. Слышно быстро приближающееся тарахтенье грузовика и лай собак. Хельга берет Жанин за плечи и говорит:

– Слушай, я побежала, одна из нас должна выбраться отсюда, ты тоже беги, но в другую сторону, задержи их, если они схватят тебя – задержи их, я скоро вернусь…

Хельга убегает с полянки, а Жанин стоит неподвижно. Онa не столько напугана, сколько удивлена. Ее руки откидывают волосы и автоматически разглаживают блузку и юбку, а между тем мы слышим, что грузовик остановился и Хьюго пробирается сквозь ветви. Это лысый, толстый, мускулистый мужчина, обнаженный до пояса, одетый в широкие штаны, которые заправлены в армейские ботинки. У него густая черная борода, солнцезащитные очки и револьвер на поясе. Рядом молча стоят две восточноевропейские овчарки и крутится четверка тявкающих терьеров. Жанин разглядывает его, пытаясь понять, что происходит. Он смотрит на нее с доброй улыбкой, потом подходит и обеими руками срывает с нее блузку до самых бедер, обнажив… довольно. Довольно, довольно, хватит. Монтируем со следующим куском:

Хельга мчится по открытому полю, собачий лай удаляется. Потом она пробирается сквозь бурьян, доходящий ей до пояса, волосы взъерошены, рубашка сбилась набок, лицо и груди блестят от пота, слышны только далекое чириканье какой-то пичуги и тяжелое дыхание Хельги. Она подбегает к колючей проволоке, огромными кольцами тянущейся влево и вправо, насколько хватает взгляда. Я видел такую проволоку в старых фильмах про войну – высокая, в человеческий рост, она держится на стоящих через равные интервалы металлических крестовинах. Скорее всего, она использовалась как противотанковое заграждение. Проволока старая и ржавая, нижняя часть ее увита вьюном и ежевикой. За проволокой видна линия деревьев, а дальше – верхушка ограждения автострады, по которой несется поток машин. Хельга уже почти восстановила дыхание. Она заправляет рубашку в джинсы, подворачивает обтрепавшиеся штанины, осторожно раздвигает руками два кольца проволоки и просовывает туда одну ногу. Вот сейчас я точно выпущу ситуацию из-под контроля, если немного не отвлекусь на другие темы.

Впрочем, мне нравится быть на воздухе, слишком редко в моей жизни выдавались такие моменты. Самые счастливые воспоминания – перелетать на руках родителей через сверкающие на солнце лужи в пронизанном светом лесу и покачиваться над полями, по-королевски сидя на отцовских плечах.

– Не любить представителей своего пола – бесчеловечно, – сказала Зонтаг.

Я, конечно, любил своего отца, табельщика. Он брал меня на прогулки, которые приносили мне неизъяснимое наслаждение, может быть, потому, что мать ходила с нами. Потом прогулки стали скучными, может быть, потому, что она оставалась дома. У отца появилась противная привычка останавливаться рядом с каждым заинтересовавшим меня растением, доставать карманную ботаническую энциклопедию и терпеливо отыскивать его название. От этого прогулки становились утомительными и скучными, поэтому я стал все чаще оставаться дома с матерью, и с тех пор отец гулял один или со своим приятелем, Старым Красным.

Чрезмерная предупредительность отца загубила не одно доброе начинание. Однажды, когда я был еще слишком мал, чтобы ходить в школу, я играл в кухне на полу и нашел несколько выброшенных почтовых конвертов в корзине для бумаг. Мой взгляд привлекли яркие марки, которые вдруг показались мне окнами в другие, чистые и волнующие миры. На одной из них (видимо, это письмо пришло из Новой Зеландии от брата моей матери) была изображена бескрылая птица с длинным клювом, которая щипала траву где-то на другом конце света А на английских марках четкие королевские профили были окружены восхитительным бордовым ореолом, и мне казалось, что в мире нет цвета прекрасней. Я захотел оставить себе эти волшебные окошки в другой мир, которые оказались никому, кроме меня, не нужны. С помощью маникюрных ножниц я вырезал марки с конвертов и аккуратно обстриг перфорацию по краям – она показалась мне ненужным излишеством. Потом я приклеил картинки в старый карманный ежедневник. Наверное, это мать дала мне ножницы, клей и ежедневник, но они появились настолько вовремя и неожиданно, что я даже не помню откуда. Все произошло почти одновременно – желание обладать марками, вырезание их с замызганной поверхности конвертов, наклеивание в мою маленькую книжечку. Я весь превратился в единое действие, в единую мысль. Вечером я показал отцу, что у меня получилось. Он внимательно все осмотрел, покачал головой и сказал, что мне, пожалуй, не стоило пользоваться клеем. Настоящие собиратели марок пользуются специальной прозрачной лентой, которая крепится к странице, а за нее потом засовываются марки. Кроме того, коллекционеры не обрезают перфорированные края, поскольку это снижает ценность марки. Но все-таки он был очень доволен мною: я сам начал интересное дело, а это – сказал он – очень важно. В следующую субботу он уехал в Глазго – мы были уверены, что на футбольный матч. Но он вернулся в полдень, с торжественным видом неся в руках сверток. Она сказал: