Книга Отвратительная истина - Диана Кади

– Да, там… Не хочу говорить, – прячась за большим бокалом светлого, ответил Никита.

– Ты какой-то потерянный. Совсем плохо? Я же сказал, долг прощаю. Если проблемы, скажи – может, помогу.

– Деньги нужны.

– Удивил! Деньги всем нужны. А что там твоя сестра – я слышал, хорошо себя чувствует? Серый видел ее на тачиле крутой. Не помогает, что ли?

– Нет… – ответил Никита, вспомнив свою последнюю встречу с сестрой. – Хорошо? Еще бы. И квартира в центре, трехкомнатная.

– Ладно, забей на нее. Сколько денег нужно? Я помогу по старой дружбе, но в этот раз чтобы отдал. Я не мать Тереза ваще-то, – потягивая пиво, говорил Швед.

– Тысяч сто… На квартиру и на жизнь, пока не устаканится…

– Ни х…я себе. Тоже скажешь. Сто штук я тебе не дам. Даю пятьдесят под проценты, а отдашь сотню через месяц. Идет?

– Чего? Не борзей, Швед. Я же не лох какой-нибудь.

– Так, Никитос, давай не будем рассуждать, кто лох, а кто нет. Тебе нужны деньги. Я готов помочь. Не нравится – иди, куда шел.

Никита уже представил, как Швед со своими дружками будет выбивать из него обещанные сто тысяч, потому что не нужно было быть пророком, чтобы знать, что через месяц у него не будет такой суммы. Но, надеясь на случай и удачу, которая до этих пор спасала беззаботного бездельника, Никита согласился на условие Шведа и взял деньги. Он редко думал о последствиях, вот и сейчас, даже будучи уверенным, что ему не миновать разборок и прочих неприятностей, все равно пошел на это. Когда он увидел пачку тысячных купюр, которую Швед с гордостью бросил на стол, от его страха не осталось и следа. Никита знал, что Швед замешан в грязных делах, и о том, откуда на него свалилось это неожиданное богатство, он даже не хотел думать.

– Идет, – ответил Никита, пряча в потайной карман старой куртки деньги Шведа.

Глава 28

Прошел месяц. Никита потратил все деньги, взятые у Шведа под проценты. Чуда, которого он так ждал, так и не произошло.

– Ну что, Никитос, думал, я тебя не найду? – сказал Швед, схватив Никиту за горло, а два крепких парня держали его с двух сторон.

– Я отдам. Обещаю, – хриплым голосом отвечал Никита.

Швед убрал руку, а Никита стал жадно вдыхать воздух. Швед замахнулся на обездвиженного парня и ударил его что есть силы кулаком по лицу. Так сильно, что у Никиты закружилась голова, а из носа потекла кровь.

– У тебя нет другого выбора. Иначе ты труп. Думаешь, со мной можно шутить? Отвечай, сука! – прокричал разъяренный Швед, снова ударив Никиту.

– Нет. Нельзя. Я отдам, отдам!

– Никитос, а что ты у сестры не возьмешь? Отдай мне деньги, и будем снова дружить. Не отдашь – будем врагами. А со мной ссориться не советую.

– Она не даст мне. Ей наплевать на меня.

– Наплевать, говоришь? Посмотрим, – ответил Швед.

У Никиты затекло все тело. Ему было больно от ударов жестокого кредитора. Это были не банки, от которых можно скрыться. Швед мог достать из-под земли кого угодно, если только этот кто-то был ему должен.

Глава 29

Телефон разрывался от звонков Ольги и еще нескольких незнакомых номеров. Неизвестный абонент звонил долго и настойчиво. Подумав, что это могли звонить по работе, на которую ей все-таки придется рано или поздно вернуться, Марта подняла трубку. Низкий и грубый голос говорил неразборчиво, используя нецензурную речь, но Марта поняла одно – что Никита у них и если она не заплатит три миллиона, то брата получит по частям в мусорных пакетах. Марта не поверила угрожавшим, потому что Никита уже не раз инсценировал свое похищение с помощью своих дружков, мелких воров. Благодаря своим связям она вычислила мошенничество родственника и сказала, что больше никогда не поверит младшему брату. Марта отправила звонящих на их же языке очень далеко. Русским матом она владела в совершенстве. В детстве у нее перед глазами был не лучший пример – отец не стеснялся в выражениях, даже в присутствии маленьких детей. Но до этого момента Марта никогда не использовала свои знания. А сейчас она находилась в таком душевном состоянии, что ей меньше всего хотелось подбирать слова в ответ на глупые попытки брата нажиться на состоятельной сестре. Спустя несколько часов Марта получила сообщение. В нем похитители советовали ей пожалеть брата и обещали, что, если она не выполнит их требования, они на деле докажут, что не шутят. Марта лишь улыбнулась отчаянности брата и, выключив телефон, перевернулась на другой бок.

Маясь от бессонницы, она долго думала о том, как по-разному сложились судьбы у двух детей, переживших насилие и унижения в прошлом, какие разные у них были характеры и приоритеты. У Никиты не было целей в жизни, он жил одним днем, тогда как Марта упорно трудилась с семнадцати лет. Марта никогда не была близка с младшим братом. Ей было не о чем с ним говорить, она даже ловила себя на мысли, что не испытывает к нему тех чувств, которые должна испытывать старшая сестра к родному брату. Ей не хотелось помогать ему, и она в душе презирала его так же, как и отца, потому что он пошел по его стопам. Марта пыталась найти в своих детских воспоминаниях что-то хорошее, что было связано с Никитой, но не находила. Она вспомнила только тот страшный день, когда из-за ее неосторожности Никита чуть не погиб. Ему было около двух лет, а Марта училась в выпускном классе. Однажды, это было зимой, отец спал после очередного загула, а мама во дворе колола дрова. Они жили в селе, и в то время еще были старые печи. Татьяна поставила греть воду в чайнике с кипятильником и вышла во двор, чтобы нарубить дров. Марта осталась в доме и возилась с печью. Никита играл в соседней комнате, где спал отец. Она заглянула туда, чтобы посмотреть, как там младший брат, и увидела, что он тянется к чайнику с кипящей водой. Марта подбежала к нему, но было уже поздно. Никита пролил весь кипяток на себя. Он стал громко плакать, и проснулся отец. Марта пыталась успокоить его, но ребенок истошно кричал от адской боли. Услышав плач Никиты, прибежала мама и, не понимая, что происходит, взяла его на руки. Александр же, ничего не выясняя, стал зверски избивать дочь, которая была ни в чем не виновата. Марта вспомнила обвинения разъяренного отца в попытке убить младшего брата. Он думал так, потому что, когда она узнала о беременности мамы, она не могла сдержать слез. Марта уже тогда оплакивала судьбу еще не родившегося ребенка. Она не понимала, как можно было плодиться в такой неблагополучной семье. В тот момент она ненавидела отца и мать за то, что они разрешили ни в чем не повинному ребенку появиться на свет. Слишком много было сломанных жизней, и Марте было обидно, что ее родители заведомо обрекали будущего сына на нищету и жестокость. Когда Никиту привезли из роддома, Марта взяла его на руки и не могла сдержать слез умиления при виде крохотного и невинного создания. В те минуты она забрала все свои слова обратно, но только на время. Сейчас, будучи взрослой женщиной, она считала, что люди не имеют никакого морального права давать жизнь ребенку, не создав для него необходимых условий. «Люди судят по себе», – думала Марта, вспоминая обвинения отца. Он не раз приставлял ей к горлу нож, избивал до полусмерти и кричал свою любимую фразу: «Я тебя создал, я тебя и уничтожу!» «Он был вполне способен на убийство и думал, что все такие же, как и он», – говорила себе Марта, вновь вспоминая весь ужас того рокового дня. Тогда она побежала к Насте. Подруги не было дома, и в дом ее пустила Настина мама. Вернувшись и увидев плачущую Марту, Настя рассказала, что отец знает, где она, и, если она не вернется, убьет маму. Боясь за маму и переживая о Никите, Марта вернулась домой. Это было уже поздней ночью. Александр спал – его напоил сосед, чтобы жестокий отец семейства был не в состоянии причинить какой-либо вред дочери. Марта зашла в комнату, где мама укладывала перевязанного бинтами Никиту. Шепотом, чтобы не разбудить отца, Марта умоляла простить ее за то, что не успела, не уследила. Мама попросила изнеможенным голосом, чтобы дочь шла спать. Но Марта не могла уснуть. С болью и чувством вины она представляла будущее Никиты с изуродованным лицом, и ей не хотелось жить. Ее не беспокоили раны от издевательств отца. Все ее тело ныло от боли, но она переживала за искалеченного братика. Под утро она все-таки заснула, но проснулась от сильных ударов в лицо. Открыв глаза, она увидела отца, смотревшего на нее бешеными, выпученными глазами. Он достал из-под старого шкафа доску и стал снова бить Марту. Он бил по всему телу, а особенно по ногам. Жестокий отец кричал, что она убийца, и продолжал издеваться над дочерью. Затем он вышел из комнаты, и Марта надеялась, что все позади, но он вскоре вернулся, держа на руках обожженного Никиту. Его маленькое личико было покрыто крупными волдырями. Он подносил брата к ее лицу и сквозь зубы говорил: «Смотри, что ты сделала, сука! Хотела его убить? Не получилось?» Марта никогда так не желала смерти, как в ту минуту. Ей было тяжело смотреть на младшего брата и понимать, что только она виновата в случившемся. Ее спасла местный доктор Ирина Леонидовна, которая под всевозможными предлогами пыталась увести Гордеева, а глазами говорила: «Беги!» Может, она хотела сказать что-то другое, но Марта прочла в ее сочувствующем взгляде именно это. Все уехали в больницу, а прибежавшая на помощь Настя помогала Марте подняться с постели. Ей было тяжело ходить. Удары отца были беспощадны, и у Марты до сих пор остались на ноге шрамы, напоминающие о том дне, который невозможно забыть. Пролежав в кровати две недели – а все это время она находилась у бабушки в соседней деревне, – Марта вернулась домой. Ее забрал отец. По дороге он не проронил ни слова. После того дня Марта каждый день думала о брате. Считала себя виноватой и представляла, как дальше будет жить ребенок-инвалид. К счастью, от волдырей не осталось и следа. Молчание отца в дороге вызывало у Марты надежду на то, что он сожалеет о содеянном. Она хотела верить, что отец раскаивался в том, что несправедливо избил дочь. Марта надеялась, что после каждого жестокого поступка он сожалел о том, что сделал. С этими мыслями жить ей было намного спокойнее.