Книга Столкновение с бабочкой - Юрий Арабов

– Рад вас видеть… – сказал Николай Александрович Керенскому. – Забыл только, какое министерство вам доверили…

– Я – министр юстиции, – объяснил Керенский, мгновенно почернев, словно от копоти.

– Прекрасно. Но при чем здесь юстиция? Вы же «трудовик», если мне не изменяет память…

– А что, труд и законы у нас разделены? – едко спросил Александр Федорович.

– Конечно. В России всегда так было. Но вы, надеюсь, исправите это грустное положение.

Нет, все-таки князь Львов – единственный из них, в ком чувствуется порода. Эта ухоженная, промытая лавандой борода, говорящая о связи с почвой, эти грустные глаза дворянского умника, все понимающего и готового ко всему… Почти Столыпин. Остальные же слова доброго не стоят. И ни одного близкого лица. Впрочем, есть один… Гучков! Который требовал моего отречения в салон-вагоне… Почти родственник, знающий интимные стороны моей беды.

– А у вас какой портфель? – спросил его государь.

– Военный и временно морской министр, – отчеканил Гучков.

– А-а… Я думал, он у вас временно кожаный, – попытался сострить государь. – Выходит, я вам подчиняюсь как офицер…

– Перестаньте нести чушь, ваше величество! – снова заголосил Милюков. – Вы не в желтом доме, и прикидываться здесь не нужно!..

Так!.. А вот идиота ему я никогда не прощу.

– Я только что написал ноту правительствам Франции и Англии… Мы признаем ваши переговоры с кайзером за спиной Временного правительства незаконными и денонсируем любое соглашение, вами подписанное!

– А чего вы вообще желаете, господа, для России? – спросил Николай Александрович, потушив искуренную наполовину папиросу о портсигар. – Каковы ваши цели?

– Вы разве не читаете наш вестник? Там все написано, – сказал князь Львов, передавая ему журнал.

– Да. Благодарен. Я посмотрю, – пообещал Николай, пролистывая серые страницы.

Постановления, меморандумы, ноты… Ничего серьезного. Демагогия и скука.

– Наши главные ценности – труд и свобода, – жестко сказал Керенский.

– А выборы в Учредительное собрание?

– Назначены на конец года.

– Недурно. Что с войной?

– Мы воюем до полной победы.

– А откуда она возьмется? – смиренно спросил у Александра Федоровича гражданин Романов.

– Она возьмется из горячего патриотизма простого русского мужика, – выспренно заявил Гучков.

– Горячий патриотизм… Хм. Да. В самом деле… Знаете, когда навоз выносят на снег, то из него всегда идет пар. А потом… Минут через десять этот же самый горячий навоз превращается в груду льда.

Они смотрели на него как деревянные куклы. Метафора не дошла.

– Я думаю, что наши доблестные союзники сами должны начать переговоры о мире, – уже серьезно сказал царь. – И Россия здесь станет посредником.

– Мира не может быть из-за обид, нанесенных немцами, – сказал Гучков.

– Нет такой обиды, которую нельзя простить… Всего вам доброго, господа. Рад был увидеть вас в новом качестве.

Кабинет министров молчал. Царь вышел из залы и осторожно прикрыл за собою тяжелую дверь. Экзекуция на сегодня окончилась, но обещала продолжиться в ближайшем будущем.

А ведь они, пожалуй, сорвут все мои усилия… – подумал Николай. – Доведут целую страну до всеобщей стачки. Необходимо их распустить. Но кого набирать вместо?.. Кто мой союзник?.. Есть ли вообще такая политическая сила, кто проклинает эту войну?

Ответа не было.

…По его уходе Милюков пробормотал, тяжело дыша:

– Необходимо арестовать Николая… И с ним – всю семью. Распорядитесь.

Он обращался к Львову, который по совместительству был еще и министром внутренних дел.

Тот, кажется, слегка смутился. Посмотрел с сомнением на Керенского.

– Не возражаю, – сказал министр юстиции. – Очень своевременная мера.

Львов задумался. В аресте ему почудился якобинский переворот. Георгий Евгеньевич всегда был за то, чтобы Николай добровольно отказался от престола в пользу любого из престолонаследников. Но насильственная его изоляция стремилась подорвать остатки любой легитимности. Что нам скажут монархи Европы? – спросил он сам себя. – Они ведь ему родственники…

– Нужно подумать и провести специальные консультации, – ответил он. – Любая спешка в этом вопросе может ударить по престижу России в глазах остального мира…

– …Можем ли мы арестовать Временное правительство? – спросил Николай Александрович у Фредерикса по приезде в Царское Село.

– Когда? – спросил граф, нисколько не удивившись.

– Прямо сейчас.

– А кто станет вместо них?

– Вот-вот… И я об этом.

Сколько у нас теперь центров власти? – подумал Николай Александрович. – Совдепы – раз, Временное правительство – два и министры моего двора – три. У кого реальная власть? Мои министры не в счет. Временное правительство?.. Вряд ли. Совдепы?.. Но я о них ничего не знаю.

– Может быть, мне пока самому возглавить кабинет министров? – робко спросил у Фредерикса гражданин Романов.

– А есть ли у вас силы, ваше величество?

– Нету.

– Вот-вот. И я об этом.

Какой он председатель правительства?.. Он же не может дочитать ни одну бумагу до конца и просит короткого устного рассказа. Со своей семьей не управится, а тут – разваленная экономика погибающей страны…

– А есть ли среди политиков те, кто последовательно выступает против нынешней войны? – решил зайти царь с другого бока.

– Есть, – сказал граф. – Но лучше, чтобы вы о них ничего не знали.

– Кто же?

– Забудьте об этом, ваше величество. В союзники они не годятся.

– И все-таки… кто?

– Большевики, – жестко ответил министр двора. – И лидер их господин Ульянов.

– А-а… – разочарованно ответил государь император. – Я помню… Мне говорили… Уголовные?

– Отчасти.

– Разбой, бандитизм?..

– Всё вместе. А главное – призывали армию не воевать против немцев. Сотня тысяч листовок. Слава Богу, что наши солдаты по большей части неграмотные.

– Разумно, – ответил Николай Александрович.

Было непонятно, по поводу чего он так сказал: то ли по поводу антивоенной агитации, то ли по поводу пушечного мяса… Разумно. Во всех смыслах.

– А господин Ульянов… Он кто?

– Страшный человек. Учился в одной гимназии с господином Керенским.

Ба!.. Вот она и рифма. Не судьба ли? Какие странности повсюду!.. Знаки и предупреждения.