Книга Плохой мальчик - Денис Драгунский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потому что большой съезд планируется. Восемь человек гостей плюс хозяева.
Красивый стол получился. Стулья – свои и соседкины – почти одинаково выглядят, это приятно. Запеченным мясом пахнет на весь дом.
Оделись, причесались. Присели на диван. Закурили.
Половина седьмого. Хорошо успели, правда.
Без четверти позвонила Наташа. У Олега мигрень, он валяется с холодным компрессом на голове.
В четверть восьмого позвонил Сережа. Сказал, что они с Настей опоздают чуточку.
В восемь хозяин позвонил Виктору. Тот сказал, что Лера от него ушла. Буквально час назад. «Ты что? Как ушла?» – «Да так, старичок, ногами!» – «Слушай, приезжай, мы тебя утешим». – «Иди ты к черту!» Короткие гудки.
В восемь двадцать приехали Сережа и Настя. Настя сказала, что Халиловы не успевают, они звонили, они сейчас в Шереметьеве, встречают Тамару Дюфи из Парижа, самолет задерживается.
Сели. Выпили, закусили. В половине десятого телефонный звонок. «Что-что? Такси? Нет, не заказывали, вы какой номер набираете?» Настя вырывает трубку: «Да, да, заказывали! – И объясняет: Завтра очень рано вставать. Поэтому мы еще дома, перед выходом, заказали такси на ваш телефон, вы не сердитесь» – «Нет, нет, что вы! Спасибо, что пришли». – «Вам спасибо, так вкусно! Так хорошо посидели!»
Теперь запихнуть все не съеденное в холодильник. Убрать, вымыть и поставить в шкаф посуду. Снять скатерть, развинтить стол, отнести его на балкон, укутать целлофаном.
Пойти к бабушке за ребенком.
А по дороге зайти к соседке, отдать ей стулья.
Да, и еще. В две тысячи шестом году на конференции в Стокгольме встретить седую и красивую Анюту Халилову и спросить:
– Шестого сентября восьмидесятого года ты ведь была в Шереметьеве? Встречала Тамару Дюфи из Парижа? И самолет опаздывал, правда?
– Не помню, – сказала Анюта.
Жил-был царь. Он жил хорошо, в самом центре, на Литейном. Правда, в старой коммуналке, но это ничего. Потому что недавно в городе началась программа по предоставлению старым питерцам нового отдельного жилья. Хотя неизвестно, где будет это жилье и какое. А здесь хоть комната большая, двадцать шесть метров. Они жил вдвоем с царицей.
Один раз царь вернулся с работы очень расстроенный. Потому что кризис и начальник обещал половину поувольнять. А кто попадет в эту половину, не сказал. Даже не намекнул. Так, мол, некоторые нерадивые господа. Сказал и вышел, дверью хлопнул. Все перепугались.
А дома царица сидит на диване и плачет.
– Ты чего, Сашенька? – говорит царь.
– Продавщица меня обхамила, – отвечает она. – Которая на углу овощи-фрукты.
– Ну, полно на всяких холопок обижаться! – говорит царь. – А что она сказала-то?
– Я хотела яблок купить, которые подешевле, за пятьдесят пять. А они жутко страшные. Я выбираю которые получше, а она говорит, мол, чего это я выбираю. Ну просто чистый совдеп! Я говорю: яблоки-то у вас больно страшные. А она говорит: не страшней тебя! Зачем же, Коля, были все ваши реформы, если опять кругом сплошной совдеп?!
И слезами залилась.
Царь ее утешает, а она его руки отбрасывает.
Тогда он говорит:
– Ладно. Пойду накручу хвоста этой хамке.
Вышли они вдвоем.
А там небольшая очередь.
Царь достоялся, продавщица ему:
– Чего вам, мужчина?
– Вы чего тут мою жену обижаете? – говорит он. – А ну-ка извинись! А то ого-го!
– А вы чего тут разорались? – говорит продавщица. – Не посмотрю, что царь. У нас тут охрана.
– Ах ты, холопка! – говорит царь и яблоком ей по морде.
– Ах ты, гнилой режим! – говорит охранник и ему по башке.
Царь упал. Царица плачет. Народ столпился. Что такое, что случилось?
– Царя скинули, – говорит охранник. – Свобода, стало быть. Революция!
Народ по улицам побежал веселый. Один великий князь даже красный бант себе на пиджак нацепил. И все на машины тоже красные ленточки привязали, кто к антенне, кто к чему. Ездят, гудят, целуются. Как будто «Зенит» выиграл, честное слово!
А потом пришли большевики, и все стало хуже прежнего. Сплошной совдеп.
Мы сильно поругались. Непонятно почему. Мы были едва знакомы. Встретились на конференции, довольно далеко от Москвы.
У нее был хороший доклад. Поэтому я задал ей хороший вопрос. Мне хотелось, чтобы она красиво ответила. Она ответила очень красиво, но добавила, что я просто не понимаю существа проблемы. Пришлось объяснять, что я имел в виду. Она, кажется, тоже не совсем поняла.
Ведущий секции сказал:
– Ну все, все, остальное на кофе-брейке.
В перерыв я подошел к ней, но не успел рта раскрыть.
– Давайте в другой раз! – сказала она и пошла к какой-то компании. Хотя до этого стояла одна, я это заметил.
Вечером был общий ужин. Она вошла позже других, долго осматривалась. Свободных мест уже почти не было, только на самом краю стола. И еще стул передо мной. Она уселась, пробормотала:
– Добрый вечер.
– Привет! – сказал я.
– Мы разве на «ты»? – сказала она.
– А привет значит на «ты»? Ладно. Приветствую вас! Что вам налить? Да, вот что. Я хотел вас спросить…
– Это я хотела спросить, – перебила она. – Водки немножко. Спасибо, хватит. Это я хотела спросить, чего вы ко мне привязались на секции? Хотели покрасоваться?
– Наоборот, – сказал я. – Хотел, чтобы вы покрасовались.
– У вас не получилось, – сказала она.
На следующий день мы опять поцапались. По вопросам теории.
В самолете, когда мы летели в Москву, наши места оказались рядом, и мы опять говорили о вещах, которые совершенно ясны для меня и абсолютно непонятны ей, и наоборот. Дело кончилось тем, что она обозвала меня верхоглядом, а я ее – чугунной задницей. Она захохотала и опрокинула мне на брюки стакан с соком.
– Послушайте! – сказал я.
– Я не нарочно, – смеялась она. – Вот салфетка, вытирайте сами, а то скажете, что я к вам пристаю.
– Кажется, это вы говорили, что я к вам пристаю, – сказал я. – Ну, не важно. Послушайте, ну не бывает же, что два эксперта настолько друг друга не понимают.
– Вы опять? – сказала она. – Чего вам от меня надо?
– Давайте встретимся, – сказал я. – В нерабочей обстановке.
– Давайте, – без выражения сказала она. – Где? Когда?
– В эту субботу, – сказал я. – В девять вечера. У старого здания МГУ. Где Герцен и Огарев, знаете? А там чего-нибудь придумаем.
