Книга Человек за шкафом - Олег Рой

В пылу жаркой безобразной ссоры, пытаясь выплеснуть друг на друга накопившийся в душе мрак и таким образом хоть как-то защитится от ужасной боли, которую оба испытывали, они даже не подумали о младшем сыне. Ни Илье, ни Ольге даже в голову не пришло, что спрятавшийся за шкафом Антон слушает их, буквально онемев от ужаса. До этого он еще никогда, ни разу в жизни не видел, чтобы его любимые, обожаемые родители вели себя вот так. Конечно, случалось, что мама с папой ссорились, без этого ни в одной, даже самой дружной, семье не обходится. Но это никогда не происходило на глазах у детей – родители всегда выясняли отношения без свидетелей. Иногда домашние видели, что поссорившиеся не разговаривают друг с другом или общаются слишком сухо. Но чтобы подобный скандал… Антон крепко зажмурился и изо всех сил зажал ладонями уши, но громкие голоса родителей все равно пробивались через этот непрочный заслон.

В конце концов Ольга вылетела из гостиной, хлопнув дверью с такой силой, что в окнах зазвенели стекла. Через минуту столь же сильно хлопнула входная дверь – Ольга выбежала из квартиры. А Илья поплелся на кухню, где в шкафчике стояла бутылка коньяка. Сейчас он выпьет, расслабится – и ему станет легче, отпустит, наконец, эта щемящая боль в груди, сжимающая сердце, будто тисками…

Он кое-как добрел до кухни, достал коньяк. Искать рюмку не стал, плеснул просто в чашку. Выпил одним глотком, потянулся налить снова, но не сумел. Бутылка выпала из рук, упала на пол, и коньяк медленно начал разливаться по полу. Илья хотел опуститься на табурет, но не сумел, и он неуклюже, тяжело сполз на пол. Вызвать «Скорую» было некому. Дома оставался только Антон, который беззвучно плакал, спрятавшись за шкафом.

* * *

После отъезда Марии Вилен еще какое-то время не решался позвонить Тамаре. Пока они встречались втроем, беседовали, вспоминали былое, пока он слушал рассказы женщин о семье Назаровых, все было хорошо. Он начал забывать об одиночестве, начал чувствовать себя почти счастливым. Отчего? Всего лишь оттого, что были люди, с которыми можно было разговаривать не по делам бизнеса, не обсуждать политику или цены, а общаться просто так – для души? Хотя нет, конечно, дело не только в этом. С Тамарой и Марией он вновь почувствовал себя галантным кавалером, мужчиной, который может быть интересен, может нравиться… Это было очень приятное чувство. Однако встречи втроем и ухаживание за двумя дамами – это совсем не то, что свидание с глазу на глаз. Пока женщин было две, Меркулов словно не был ничем обязан ни одной из них – разве что поровну уделял вежливое внимание каждой. Но теперь, когда осталась одна Тамара, их встречи стали уже не просто встречами, а свиданиями. И это сильно смущало Вилена. Тамара была ему симпатична, но он не был уверен в том, что готов завязать с ней длительные и серьезные отношения. Меж тем, думал он, одинокая женщина, скорее всего, только этого и ждет… Может, лучше под предлогом отъезда Марии прекратить с ней встречаться? Это, по крайней мере, убережет ее от дальнейших разочарований, которые и в их годы точно так же нелегко переносить, как в юности…

Вилен уже почти принял это решение. Однако вскоре снова заколебался. Правильно ли он поступит, если исчезнет из жизни Тамары вот так – даже безо всяких объяснений? Некрасиво получится… Да ему и самому жаль потерять все то, что давало их общение. С каждым днем Вилен все сильнее ощущал, насколько ему не хватает их встреч. В конце концов он решил, что увидеться еще раз просто необходимо. Поговорить, может быть, объясниться, дать понять, почему они не смогут больше видеться. Так будет более правильно, более честно, в конце концов.

Он собрался позвонить Тамаре ближе к выходным, но та его опередила. В один из вечеров на экране мобильного высветилось ее имя, и знакомый голос в трубке проговорил:

– Вилен, я что-то забеспокоилась, с вами все в порядке? Вы так надолго пропали… Уж не заболели ли, не дай бог?

Конечно, это могло быть просто женской уловкой – но, уже неплохо зная Тамару, Меркулов понял, что она не хитрит. Она действительно тревожилась о нем. И от этого стало как-то теплее на душе. Когда ты кому-то дорог, жизнь всегда окрашена яркими красками.

– Простите великодушно, Тамарочка, – искренне покаялся он. – Заработался, совсем забыл друзей… Обещаю исправиться в самое ближайшее время. Как насчет загородной прогулки? Вроде бы на ближайшую неделю обещали хорошую погоду.

Погода их не подвела, и на другой же день Вилен повез Тамару в усадьбу Архангельское, где оба не были много лет. Они осмотрели музей, порадовались, что его поддерживают в хорошем состоянии, как в былые времена, после чего отправились гулять по парку. И, проходя по увитой плющом галерее, Меркулов поведал своей спутнице, что узнал от Марии продолжение истории семьи Назаровых.

– Никак не ожидал, что события примут столь трагический оборот, – поделился он. – Четыре смерти почти подряд… Дальше, надеюсь, все уже было не так плохо?

Тамара покачала головой:

– Дальше все было еще хуже… – без особой охоты отвечала она. – Честно признаться, мне бы не хотелось об этом даже вспоминать… Но раз уж мы с вами начали, нужно довести повествование до конца. И, чтобы вы лучше все себе представили, я расскажу еще про одного, очень важного персонажа этой истории. Я не очень хорошо была знакома с этой женщиной, так что, наверное, больше додумала, когда пыталась ее понять… Впрочем, слушайте, а выводы сделаете сами.

Глава восьмая

Невидимые миру слезы

В церкви тихий торжественный полумрак, пахнет воском и ладаном, каждый осторожный шаг гулким эхом отдается под высокими сводами. И немноголюдно, как всегда в будний день. В праздники тут, конечно, набивалось полно народу – не так уж много в застойные времена было в Серпухове и его окрестностях действующих церквей. У советской власти вообще складывались очень сложные отношения с религией. С одной стороны, власти понимали, что совсем без «опиума» народ оставлять нельзя, и стремились строго контролировать все, связанное с церковью, так что некоторые священники, которым удалось хорошо зарекомендовать себя, в том числе и по партийной линии, устраивались очень даже неплохо. Однако официально религию не жаловали, храмы сносили или использовали не по назначению, отдавали в лучшем случае музеям, а в худшем – под склады, клубы и тому подобное применение, не имеющее никакого отношения к христианству. Вера в Бога и соблюдение православных традиций официально не поощрялись и даже осуждались. Вплоть до того, что в некоторых городах у храмов в большие праздники дежурили дружинники, вглядываясь в лица прихожан, выискивая и записывая фамилии граждан, чья молодость никак не оправдывала потребности в молитвах. Последующий сценарий предугадать несложно: сообщали на работу, в комсомольскую организацию или в «первый отдел», для начала вызывали на беседу и предупреждали, но второй раз было лучше не попадаться. Неудивительно, что в застойные годы в интеллигентской среде стало модным приобщаться к религии, в том числе и православной. Читали Библию, венчались в церкви, крестили детей, крестились сами, уже в сознательном возрасте, заводили дома иконы, носили нательный крест, ходили к исповеди и причастию, чтили религиозные праздники и гордились этим почти как диссидентством.