Книга Роза и лилия - Жеральд Мессадье

В тот же самый понедельник Жанну, уже собиравшуюся убрать доску и закрыть лавку, ждала неожиданность. Перед окном появился Бартелеми де Бовуа на своей франш-контийской лошадке.

— Я прощаюсь с вами на несколько недель, — сообщил он со своей неизменной улыбкой, — ибо моя госпожа, измучившись парижской жарой, решила вернуться в свой замок.

Проворно соскочив на землю, Бартелеми вытащил из седельных сумок три бутылки вина и какой-то флакон непонятного назначения. Затем в его руках оказались два фазана, и наконец, он снял с другой стороны седла какой-то притороченный к нему предмет, который Жанна сразу не разглядела. При ближайшем рассмотрении он оказался маленьким столиком.

— Что все это значит? — спросила девушка.

Бартелеми смерил ее взглядом:

— Милая моя, вы сегодня еще красивей, чем прежде. Вы больше не маленький сорванец!

Довольная Жанна рассмеялась.

— Все это для вас. Чтобы не забывали меня в разлуке.

Бартелеми с трудом подхватил одной рукой две бутылки и фазанов, а столик и еще бутылку умудрился взять другой. Жанна поспешила помочь ему со столиком.

— Отнесем все это к вам?

Вернувшись в дом, Жанна осмотрела столик. Он оказался красив и удобен в переноске, хотя и был выточен из тяжелого прочного дерева. Украшавшая его резьба была просто восхитительна.

— Это итальянская работа, — объяснил Бартелеми. — Столешница из камня и слоновой кости. Приподнимите-ка его!

Она приподняла столик и обнаружила зеркало, закрепленное на обратной стороне столешницы. Жанна на мгновение замерла. Это было уже второе зеркало, полученное ею в подарок.

— Вам нравится?

— Такие подарки впору принцессам дарить, монсеньор.

— А вы разве не принцесса! — воскликнул Бартелеми с улыбкой. — Откроем бутылку и выпьем за встречу.

Из утвари у Жанны был только ее нож. Она протянула его Бартелеми.

— Ну, вот, не хватает только стаканов, — сказал тот.

— Монсеньор, у меня нет стаканов, — ответила Жанна. — Я пью воду прямо из кувшина. Я не смогу вам подать и фазанов. У меня нет ни плиты, ни горшка, ни чугунка, чтобы их приготовить, нет стола, чтобы их подать, нет блюд и вилок, чтобы их съесть.

— Ну что ж, будем пить из горлышка, — сказал немного удивленный Бартелеми.

— Я постараюсь что-нибудь придумать, — сказала Жанна.

Она позвала Гийоме, который как раз заканчивал прибирать лавку, и попросила его одолжить у соседей два стакана.

Девушка и придворный поджидали его стоя, поскольку стульями Жанна еще тоже не обзавелась.

— Как видите, монсеньор, — сказала Жанна, — я всего лишь бедная пирожница из Нормандии, у которой нет ничего, кроме желания заработать на жизнь.

Бартелеми обнял ее за плечи и воскликнул:

— Жанна, это же просто глупо! Сотня дворян, начиная с меня самого, были бы счастливы помочь вам устроиться поудобнее!

— Ничто не дается даром, монсеньор. Что я могу дать взамен? Мою свободу?

— Разве иметь влюбленного кавалера равносильно рабству? Разве я не к вашим услугам? Неужели я похож на тирана?

Эту беседу прервал Гийоме, который, запыхавшись, влетел с двумя стаканами, которые он взял у своей матери. Он оглядел Бартелеми де Бовуа с почти неприличной самоуверенностью. Чуть удивленный и озадаченный, тот спросил:

— Ты что, хочешь попробовать мое вино?

Налив стакан до половины, Бартелеми подал его мальчику. Тот испробовал вино на вкус.

— Это свадебное вино, — сказал он.

Жанна и Бартелеми де Бовуа покатились со смеху. Он дал мальчику монетку, и тот собрался уходить. Жанна задержала его.

— Вы не хотите поставить лошадь в конюшню? — спросила она Бартелеми.

Гийоме быстро справился с делом. Он вернулся и положил ключ на столик, бросив на него быстрый оценивающий взгляд. Ясное дело, скоро птичница услышит восторженный рассказ о чудесном предмете.

Пришло время наполнить стаканы. Они пили вино в последних лучах догорающей вечерней зари, почти не отрывая взгляда друг от друга.

— Я приглашаю вас отужинать где-нибудь, — сказал Бартелеми де Бовуа. — Но прежде, чем идти, я покажу вам вот этот флакон.

Он был меньше бутылок вина и сделан из прозрачного стекла. Бартелеми ножом вынул пробку и протянул флакон Жанне.

— Понюхайте, — сказал он.

— Пахнет цветами и пряностями. Это что, приправлять птицу?

Бартелеми расхохотался:

— Нет, Жанна, это душистая вода. Ее привезли из Богемии.

При слове «Богемия» Жанна чуть не подпрыгнула. Ведь Исаак был как раз оттуда. Она бросила на Бартелеми лукавый взгляд, но тот ничего не понял. Жанна надела плащ, и они вышли на улицу.

— Куда мы пойдем? — спросил Бартелеми. — Я совсем не знаю этого квартала.

— Монсеньор, здесь есть только одна таверна, достойная вас. Это на Длинной аллее, — ответила Жанна.

— Надо было взять лошадь.

— Это меньше четверти часа пешком.

Они не сделали еще и ста шагов, как вдруг из полумрака вынырнули две тени, оказавшиеся мужчинами с ножами в руках, проворно кинувшимися прямо на них. Не успели они произнести свое сакраментальное «Кошелек или жизнь», как Жанна, выхватив нож из кармана, отвесила одному из них удар ногой такой силы, какой сама не подозревала в себе. Негодяй согнулся пополам, прикрываясь руками. Не теряя ни секунды, Жанна рассекла его руку, державшую нож, затем полоснула по лицу. Она больше не сдерживалась и дралась с яростью дикой кошки: такие, как они, зарезали ее родителей. Разбойник взвыл. Его сообщник в ужасе обернулся, и тут Бартелеми отвесил ему удар в живот, потом в лицо. Первый грабитель катался по земле, второй убегал со всех ног. Жанна склонилась над своей жертвой, готовая перерезать горло. Спутник схватил ее за руку.

— Жанна! — вскричал он в изумлении.

Тогда она стала бить его ногой по лицу и силой вырвала нож. Бартелеми де Бовуа силился увести девушку, но куда там: она била бандита в живот и в грудь с такой жестокостью, что каждый удар вызывал у того стон.

Когда они наконец добрались до таверны, на Жанне лица не было.

— Попросите для меня меда с водой, — сказала она глухим голосом.

Бартелеми, тоже бледный, не сводил с нее глаз:

— Жанна, опомнитесь!

Она вздохнула:

— Такие вот звери и убили моих родителей три месяца назад. Если б не вы, я бы перерезала ему горло.

Она заметила на руках следы крови и смыла их водой.

— Какая ярость! — дивился Бартелеми. — Я поражен! В любом случае вы спасли нам жизнь. Какая ловкость!