Книга Медный страж - Александр Прозоров

— Везли из дальних стран, через Персидское море, по Итилю чуть не половину лета, — начал'издалека купец.

— В Индии серебро дешевле. Ну плюс работа. Значит, на вес серебра получится?

— Две куны прошу, — урезал свою речь хозяин.

— Половину гривны за такую невесомую безделушку? Не больше одной.

— А работа, работа какая тонкая! Такой работы даже в Киеве не сыскать. Заморские мастера сталь ковать не умеют, но вот с серебром как срослись прямо. Не найдешь второй такой пары на Руси, един такую удачу словил.

— Ладно, — сдался ведун. — Полторы.

— Полторы, — подозрительно быстро согласился купец. — Ты, сказывали, на коня товар меняешь?

— Крупный поменяю, а мелочь и так заплачу… — В таком нищем доме Олег оставлять свою малышку не собирался, а потому канитель с обменом трофеев на украшения, с прочими доплатами и расчетами смысла не имела.

— Вот и хорошо. А теперь, мыслю, покупку отметить надо. Входи в дом, ведун Олег, отпробуй наш хлеб-соль, сделай милость.

И опять Середину почуялась некая странность. Да, конечно, сделки свои гости торговые нередко обмывают. Да так шумно, что стены трещат и крыши проседают. Но ведь не такую же мелочь?!

— Проходи, гость дорогой, — уже отступал в глубину лавки Елага Скотин. — Уж и стол накрыт, и пироги остывают.

— Ну ладно. — Рука непроизвольно погладила рукоять сабли. — Пойдем, Урсула, посмотрим, чем здесь покупателей потчуют.

Трапезная купца но убранству не сильно уступала комнате Словея Ратина. Вот только стены были не расписные, а рубленые, темно-коричневые, и потолок не сводчатый. А в остальном: и ковры на полах, и покрывала на скамьях, и скатерть цветастая поверх подскатерника, и множество маленьких радуг по всему помещению от вставленной в рамы слюды — все имелось. И даже больше: за столом выпрямив спины и положив руки на стол, восседали две женщины. Обе в шушунах из повалоки с рукавами до больших пальцев, обе упитанные и румяные. Но та, что постарше, сидела в кокошнике с бисерными разноцветными полосками — значит, замужем; а вторая красовалась в белом убрусе с жемчужюй понизью — девица.

«Надеюсь, меня продавать в мужья никто не собирается», — промелькнула у Олега дурная мысль.

— Это супруга моя, Велиша, — указал на старшую женщину хозяин. — А это доченька единственная Зорислава.

Женщины не шелохнулись, даже не кивнули. Словно на выданье сидели.

— Ну где тут у нас медок, — оглядел кувшины хозяин. — Ты присаживайся, гость дорогой, пробуй чем боги нас в милости своей награждают. Вот расстегаи с зайчатиной, пряженцы с вязигой, пироги с грибами и семгой красной…

Олег глазами указал невольнице на дальний край стола, сам сел ближе к хозяину, взялся за медный хоть и причудливо раскрашенный эмалью, кубок.

— Надолго ли в град наш стольный заехал, ведун Олег? — наполняя кубки, поинтересовался хозяин. — Чего делать здесь мыслишь?

— Да вот, невольницу хочу продать, — наверное, в сотый раз повторил Середин. — Как продам, так дальше и двинусь. А не продам — все едино двинусь. Что-то в последнее время я слишком много в городах застревать стал. А тут нежити, почитай, и нет совсем, выжили. Нечего тут при моем ремесле делать. Мне в чащи да деревни дальние надобно ехать. Там покамест всякое творится, сам порой не веришь. Прибытка не будет — так хоть развлечение на лето найду.

— До лета, стало быть, задержишься? До ледохода?

— К чему мне ледоход? — пожал ведун плечами. — Я не на ладье, я верхом версты русские считаю. Мыслю, через неделю дальше тронусь.

— К чему спешить-то, мил человек? Товар у тебя редкостный, дорогой. Такой с наскоку не продашь. Выждать надобно, подготовиться. А мы, коли надобно, подсобим. Советом, знакомыми. Ты пряженцы-то бери, угощайся…

Почти два часа Олег пытался понять, чем вызван столь живой интерес и доброжелательность к его скромной личности, но так до самого сыта ничего выведать не смог. Проводили их с Урсулой с почетом, через распахнутые ворота, перед порогом налили прощальный, «запорожский» корец. Олегу налили, естественно, не невольнице. Купец Елага при любой нужде звал за помощью обращаться, две его женщины скупо улыбались — и то достижение.

— Чертовщина какая-то, — подвел итог обеда Олег, когда они вышли за ворота. Косуха мелодично звякнула. Ведун сунул руку в карман, достал тряпицу с бубенчиками, усмехнулся: — Я уже и забыл про них. На, возьми. В горнице наденешь, хоть послушаем, как при танце звучат.

— Тоскливо, — подала голос невольница. — Слышала я такие в гареме. Туйдук и то не такой плаксивый.

И в этот миг Олегу в горло впилось острие рогатины. Ведун и внимания не обратил на небольшой дозор ратников, идущих навстречу от Волги. Оказалось, что зря. Сейчас они, разойдясь и опустив копья, жестко удерживали остриями пленника — причем наконечники, проколов ткань, впились в кожу.

— Он это, он! — радостно запрыгал незнакомый мальчишка на мокрой тропинке.

— Снимай меч, душегуб, — сурово потребовал один из воинов. — И не вздумай дернуться, не то до княжьего суда не доживешь.

«Ну вот и все…» — ощутил Олег неприятный холодок безнадежности. Он медленно расстегнул пряжку ремня, сложил его пополам и протянул поясной набор с оружием дружиннику. — «Нашли».

Ведун думал, что его засунут в поруб — но вместо этого ратный наряд вывел его на вечевую площадь, отмеченную тяжелым колоколом на «П»-образной дубовой подвеске. Спасибо, не эшафотом. Пожалуй, еще никогда Олег не радовался тому, что попал на Русь, а не в дикую послеримскую Европу, так искренне, как в эти минуты. Смертной казни «Русская правда» не предусматривала. Допрос с пристрастием, виру, право на месть — да. Но только не казнь.

Широкая, изрядно утоптанная площадь, за которой стояли скромные избы, примыкала к тротуару из дубовых плашек, что окружал коричневый каменный дом, представляющий собой правильный куб, крытый крестообразной крышей. Саженей десять высотой, он имел всего два этажа — с узкими бойницами в стенах первого и широкими стрельчатыми окнами на втором. Еще ведуна удивил выпирающий наружу из стены дымоход печи. Тепло на Руси обычно берегли, и дымоходы убирали внутрь, к центру дома. Хотя, кто знает: может, там святилище от стены до стены, и труба посередине нарушит всю духовную гармонию.

Связывать поставленного рядом с колоколом Олега ратники не стали — но копейные острия по-прежнему покалывали его кожу сквозь плотную косуху. Теперь, наверное, походившую на дуршлаг. Один из дружинников забежал в дом, очень быстро выскочил обратно:

— Воротила, на суд в вечевика бей. Дражко, со мной пойдем. И приглядывайте за татем, кабы не учудил!

Ратник в мисюрке вместо обычного для русских воинов шелома пригладил усы, словно пива пенного глотнул, отставил рогатину, взялся за свисающую с колокола веревку, потянул. Вечевик отозвался низким протяжным звоном. Ратник выждал, снова потянул. Потом еще. Бой получался не частый тревожный, не сполошный, а уверенный, неторопливый, как поступь не сомневающегося в своей мощи слоновьего вожака.