Книга С тобой и без тебя. Нежный враг - Лесли Локко

— Позволь, я тебе помогу. — Руки Принца уже приступили к делу, закатывая его рукав, завязывая резинку. Киеран почувствовал себя бессильным. Его тело было слабым, нервозным, ожидающим. Он наблюдал с благоговейным ужасом, как Принц профессионально нашел его вену и начал вводить содержимое. Словно он видел все это в кино. Все произошло в одно мгновение — взрыв сладостных эмоций, более сильных, чем ему когда-либо довелось испытать… Ему показалось, что он взлетает.

— Полегче, приятель, — проговорил Принц, когда Киеран начал раскачиваться. Голос Принца, казалось, доносился откуда-то совсем издалека.

— Я… ш… я… — Неслось в голове, когда волны удовольствия одна за другой накрывали его. Это было невероятно — все вокруг стало вдруг таким ярким, чистым, немыслимо… красивым.

— Спокойнее, приятель… Ложись на ковер, закрывай глаза… Правда, круто?.. — Голос Принца осторожно направлял его. Киеран свернулся в калачик на грязном коричневом ковре, закрыл глаза и отдался своим грезам. Картины роились у него в голове: молочно-белая кожа живота Бекки, розоватые соски, рыжие волосы, спадающие на ее лицо, вид из окна спальни его дома, Анджела… Ее улыбка… рев мотора его мотоцикла, чувство машины под его ногами, легкая вибрация от езды… И потом грезы закончились. Его последней непоследовательной мыслью был Макс — его яростное лицо, так часто являющееся по разным случаям жизни. И тишина. Гробовая тишина.

— Эй, парень! Эй, проснись же… Вставай! — Кто-то тряс его. Он попытался сесть. В голове все роилось.

— Чт… что происходит… Где я? — пробормотал он, пытаясь облизать губы и стряхивая с себя… Что? Чьи-то волосы, которые каким-то образом оказались даже у него во рту? Он яростно отирал рот тыльной стороной ладони.

— Спокойно, парень. Ты немного попутешествовал. Теперь вернулся. Спокойно… Вот так.

Он попытался сфокусировать взгляд. Принц стоял перед ним на корточках, придерживая Киерана, чтобы тот не упал.

— Нормально? — спросил Принц, наклоняясь, чтобы подобрать его куртку. Киеран кивнул, не вполне в этом уверенный.

— Ко… Который час?

— Три. Ты вырубился на полчаса. Все в порядке?

— Да. Я… лучше пойду, — с трудом выговорил Киеран, бросая озабоченный взгляд на все еще спящую в углу комнаты девушку.

— Ни о чем не беспокойся. Это именно то, за чем ты сюда пришел. — Принц протянул ему несколько пакетиков кокаина и колес. — И еще можешь попробовать вот это, — он протянул пакетик с серо-белыми хлопьями. Киеран колебался мгновение, потом медленно кивнул. Принц ухмыльнулся: — Четыреста пятьдесят долларов за пакетик, сэр. Лучшего качества.

Киеран полез в карман куртки и извлек стопку банкнот. Он молча протянул Принцу деньги.

— И вот это прихвати, еще пригодится. — Принц взял деньги, даже не пересчитывая, и протянул Киерану чайную ложку, резинку, шприц и пакетик иголок. — Джейк расскажет тебе, как всем этим пользоваться.

Киеран пошел вниз. Удивительно, но такси еще ждало его.

26

Генри улыбнулся Амбер, передавая ей пинту пива. Это было их третье свидание за две недели — почти рекорд, — но он был влюблен. Безнадежно.

— Твое здоровье! — крикнул он, пытаясь перекричать музыку и болтовню.

Он не видел ее глаз в сумеречном свете, но чувствовал ее широкую благодарную улыбку. Больше всего в Амбер ему нравилась ее улыбка — теплая, быстрая, солнечная. Когда она улыбалась, все ее лицо сияло, как рассвет над водой в Карибах. Он ушел в свои мысли.

— Ты меня не слушаешь? — Амбер толкнула его.

— Просто не расслышал тебя, — запротестовал он. — Что ты сказала?

— Можно, я возьму у тебя сегодняшнюю лекцию? Я с утра на ней почти спала.

— Конечно. В любое время. — Он посмотрел на нее. Надо ли ему сказать что-нибудь? Что-то более важное, чем обыденная болтовня про лекции? Она должна знать теперь… Он уже трижды подряд приглашает ее на свидание, но такова была Амбер — дружелюбная и забавная, открытая миру. Однако он видел несколько раз, как ее раковина захлопывалась, когда она категорически не желала обсуждать определенные вопросы, например свою семью, а в особенности отца. И он не хотел рисковать. Он думал, что не сможет вынести ее холодность. На днях она перебила кого-то на полуслове, некоего Слоана Ренджера, нелестно отзывавшегося о ее сестре… Нет, он определенно не хотел отказываться от той теплоты, которая привлекла его в ту же минуту, как только он увидел ее.

Они, словно по намеку, оба вернулись в группу — какой-то любительский сбор студентов. Генри не переносил воплей, но плакаты были разбросаны по всему первому этажу на факультете, он поднял один, чтобы найти предлог сходить с ней куда-нибудь снова, так и повелось, что они вместе переносили это в молчании. Ну, в молчании — не совсем верно. Сходки проходили невероятно шумно.

— Может быть, уйдем куда-нибудь? — прокричала ему Амбер после четвертого собрания. У нее уже не выдерживали барабанные перепонки. Генри с радостью согласился с ней. Он взял ее пустой стакан и стал проталкиваться сквозь толпу.

— Боже, это было жутко, — сказал он, когда они наконец выбрались на Гоуер-Плэйс.

— Что ж, это была твоя идея, — усмехнулась Амбер, повязывая шарф вокруг шеи.

— Я был в отчаянии, — расплылся в улыбке Генри.

Она с недоумением посмотрела на него.

— От того, что хотел услышать их?

— Нет, от того, что не мог найти предлога встретиться с тобой.

— О! — Наступила минута неловкого молчания. Генри пытался понять ее реакцию на эти слова. Сердце вдруг бешено заколотилось в груди. — Не стоит искать предлога, — начала она медленно. Он вздохнул с облегчением. В ее голосе он услышал тон одобрительной улыбки. — Я…

— Амбер, — вдруг перебил ее Генри. — Ты мне очень нравишься. Я хотел сказать, что я серьезно. Правда. — Он готов был пнуть себя. Они стояли на углу улицы под жутким желтым светом фонарей. Он смотрел на нее сверху вниз, на ее сияющие озорством глаза поверх ее полосатого яркого шарфа. Такая обстановка предполагала только одно — и он нагнулся к ней и поцеловал.

Она определенно светилась от счастья. Той же ночью, когда они лежали в его слишком короткой кровати, Генри стал вспоминать предшествующий ночи вечер, каждую драгоценную минуту. Солнечный свет и тепло. Другие постоянно твердили, что Амбер Сэлл черствая, равнодушная и холодная… Он видел, что все как раз-таки наоборот. По отношению к нему она вела себя совершенно противоречиво. В ней было что-то неординарное, что не поддавалось объяснению. Она не была веселой, краснощекой англичанкой, как большинство девушек, которых он знал и с которыми не раз встречался, и тем не менее она оставалась самой что ни на есть англичанкой. У них обоих было одинаково развитое чувство юмора; им нравились одинаковые музыкальные группы; они любили одни и те же книги. Она прожила в Лондоне всю жизнь, и, несмотря на это, не имела какой-либо особой привязанности к городу. Когда же они размышляли над тем, куда уедут, когда закончат учебу, Амбер говорила, что для нее открыт весь мир, для нее одной. И не потому, что она была богата. Каким-то образом, не подозревая об этом, она затронула его самые сокровенные чувства, которые были так же сильны, как и тогда, когда он приехал в Англию пять лет назад. Пять долгих, холодных, бесполезных лет, лет без тепла. Ему порой казалось, что Англия топит его в своем мрачном и водянисто-сером свете. Вообще, Генри не был румяным, превосходно играющим в регби учеником английской школы, каким должен был бы стать — он вообще не был англичанином. Он был родезийцем, или жителем Зимбабве, как их теперь называли. Его отец, Джордж Флетчер, начал второе поколение поселенцев с африканскими корнями. И Генри рос, полагая себя африканцем. Не считая единственного визита в восьмилетнем возрасте к родственникам в Йоркшире, он никогда не был в Англии, стране, которую его родители требовали называть домом. В пятнадцать лет, когда он был уже почти шести футов ростом и являлся одним из самых популярных учеников Академии принца Эдварда — эксклюзивной школы для мальчиков на окраине Солсбери, его родители стали подумывать над тем, чтобы вернуться домой. В 1979-м, через несколько месяцев после падения режима Иана Смита, они упаковали вещи и отправились в путь, в страну, которую Джордж Флетчер провозгласил страной дождей. Это была его любимая фраза. Братья Генри, Джошуа и Мартин закончили университеты и уехали от дождя и грязи сразу же, как только смогли. Джошуа отправился в Сидней, а Мартин обратно в Африку, в Йоханнесбург. Теперь Генри остался единственным, кто мог возвращаться на выходные в коттедж в Кембриджшире, куда бежали его родители, — там было тихо, хотя Генри не понимал, чем здесь лучше. Они редко вспоминали о своей прежней жизни. Отец стал работать менеджером в банке, и мама тоже быстро пристроилась.