Книга Хранитель лаванды - Фиона Макинтош

— Возраст? — осведомился Бакмастер.

Боддингтон перелистнул страницу.

— Точно неизвестно, сэр, вероятно, слегка за сорок — довольно молод для полковника.

— Не понимаю, что в нем такого значительного, — заметил Бакмастер. — Поясните, пожалуйста.

— Насколько мы можем судить, полковник Килиан в каком-то отношении воплощает понятия вермахта о жизненном успехе — ведь сам Гитлер обратил на него внимание.

— Должно быть, потому, что у парня есть все то, чего нет у самого Гитлера, — хмуро буркнул Бакмастер.

— Так точно, — согласился Боддингтон. — Первым наставником Килиана был фон Тресков. Оба они выходцы из одной среды. Служа под его началом, Килиан и привлек к себе внимание Гитлера. Очевидно, Килиан был против войны и считал, что Германии в ней ни за что не выиграть, особенно если американцев убедят примкнуть к союзникам. Мы знаем, что фон Хольтиц зашел в подобных убеждениях настолько далеко, что даже сообщил силам политического Сопротивления о готовящемся немецком вторжении во Францию, — но только недавно нам стало известно, что скорее всего посредником между фон Хольтицем и подпольем стал именно Килиан. Несмотря на аристократическое происхождение, в нем есть простая жилка.

— Простая жилка?

— Да, сэр. Умение ладить с обыкновенными людьми. Как командир он неизменно добивался успеха, даже когда остальные подразделения начали уступать Красной армии.

— И вы хотите сказать, что сейчас этот отважный и прославленный герой вермахта впал в немилость?

— Так точно, сэр. Он, среди немногих прочих, отказался подчиниться прошлогоднему приказу Гитлера: немедленно расстреливать всех офицеров из числа пленных красноармейцев. Большинство немецких военачальников исполняют приказ, потому что боятся обвинения в измене. Однако некоторые, как фон Тресков и Килиан, отказались. — Боддингтон оторвал взгляд от заметок. — Судя по всему, Килиан проявил неповиновение и в других областях. Например, наотрез отказался приказывать своим людям казнить женщин и детей — ни при каких обстоятельствах. Он имел очень могущественных покровителей в лице фон Трескова, Канариса и даже фон Хольтица. Тем не менее его отозвали из действующей армии и определили на кабинетную службу в абвере. Для прирожденного солдата вроде Килиана это наверняка тяжкий удар.

Боддингтон вздохнул.

— Как бы там ни было, сейчас он лишь один из винтиков аппарата разведки. Судя по отчетам, работает Килиан чертовски хорошо — но, надо полагать, сохнет от скуки в медвежьем углу, вдали и от Берлина, и от военных действий.

— Ясно. — Бакмастер положил руки на стол по сторонам от фотографии Жаворонка. — Каким образом он попал под бдительное око нашего Французского отдела?

— Видите ли, сэр, — начал Боддингтон, — Килиана поместили под крылышко контр-адмирала Канариса, который, как нам стало известно, втайне недоволен нацистским режимом. Наши подразделения сумели извлечь кое-какую пользу из информации, которую он «случайно обронил» так, чтобы та попала в политическую сеть Сопротивления.

— Хотите сказать, Килиан обрел родственную душу?

— Немало найдется таких, кому не нравится путь, каким Гитлер ведет Германию. И хотя Килиан не возражает против самой войны — он верный солдат, — нам кажется, он настроен резко против нацистской идеи. Он мог бы стать одним из тех, кто поможет нам уничтожить систему изнутри.

Бакмастер вспомнил, что на одиннадцать часов у него назначена встреча. Осталось всего десять минут.

— Канарис забирает Килиана из ссылки и везет в Германию и Париж… Информация точная?

— Наш агент, Просперо, это подтвердил, сэр.

Бакмастер повернулся к Бурне-Паттерсону, автору смелого замысла.

— Так мы просто-напросто бросаем эту молодую особу на пути Килиана… и что потом? Ждем, что получится?

Глава оперативного отдела заморгал.

— Не спорю, затея дерзкая и не похожая на обычные наши секретные операции. Однако попробовать стоит. Этот человек, если мы правильно понимаем, изнывает от обиды и недовольства. Кроме того, Париж не такая уж горячая точка, так что у него будет уйма свободного времени. И он холост и одинок. — Бурне-Паттерсон пожал плечами. — Полагаю, таким образом нам удастся получить выход на Канариса и фон Трескова… возможно, через абвер в гестапо. Кто знает, быть может, мы сумеем поспособствовать устранению Гитлера, если дойдет до того. А роль Жаворонка будет состоять в том, чтобы держать нас в курсе. Если повезет, она даже сможет работать посредником между Берлином и Лондоном.

— Если, если, если… — проворчал Бакмастер. Все промолчали. — Боддингтон?

— Я согласен с капитаном Джепсоном. Жаворонок наполовину немка, наполовину француженка. Плюс красавица. Все, что нам остается, — создать благоприятную ситуацию.

— А кто будет осуществлять ее поддержку? Кто сумеет быть достаточно близко? Не стоит рассчитывать, что она тайком протащит во французскую штаб-квартиру рейха радиопередатчик!

Боддингтон натянуто улыбнулся, хотя было видно, что ему не смешно.

— Конечно, сэр. Но у Роже возникла пара занятных идей.

Под кодовым именем Роже скрывался Фрэнсис Каммаэртс, один из самых успешных британских агентов во Франции, создавший внушительную сеть бойцов Сопротивления по всему югу Франции, от Гренобля до Ниццы. Когда у Роже возникали идеи, Лондон обычно к ним прислушивался.

— Первая идея состоит в том, чтобы Жаворонок пользовался рацией Просперо. Рискованно, но может сработать. Вторая идея предполагает задействовать одного из маки, известного нам под прозвищем Фосиль. Он провезет Жаворонка с юга Франции в Париж и поможет ей там устроиться, слиться с толпой.

— Понятно, — кивнул Бакмастер. Фосиль, то есть серп; об этом отважном бойце Сопротивления он слышал немало хорошего.

— По всем отзывам, он крепкий орешек, — продолжал Бурне-Паттерсон, — и блестящий сотрудник. Любит рискованные затеи, однако зря на рожон не лезет. Был бы идеальным напарником для нашей девочки. Только вот согласится ли? Ведь тогда ему придется покинуть юг и вместе с ней двинуться на север.

Бакмастер задумался.

— Он один из лучших контрабандистов во всем Сопротивлении; если кто и сможет безопасно переправить девушку с юга на север, то именно он. Роже готов ее встретить?

Похоже, операции был дан зеленый свет.

— Да, сэр. Роже действует в окрестностях Люберона. Потребуется специальный рейс в Прованс. Жаворонок вылетает через три дня. Как раз будет полнолуние, погоду обещают хорошую — условия для выброски идеальны. Роже встречается с ней на следующий вечер, потом ее заберет Фосиль. Под Парижем она свяжется с Просперо. А затем остается ждать, пока она придумает, как подобраться к Килиану.

— И даже тогда все в воле Божьей, — закончил за него Бакмастер. Задержав дыхание, он обвел взором выжидающие лица коллег, посмотрел на часы и лишь затем выдохнул. — Хорошо, я согласен. Попробовать надо. Наш Жаворонок выпорхнет из гнезда в конце недели. Позаботьтесь, чтобы у нее была возможность повидаться с родней в Фарнборо.