Книга Вольная Русь. Гетман из будущего - Анатолий Спесивцев

Года три назад начальники разведслужб Запорожья, гетманщины и Дона решили, что особо ценных агентов-нелегалов в других странах надо снабдить особыми паролями для выхода на высших руководителей Вольной Руси. Одновременно их снабдили специальными опознавательными знаками. Пароли и знаки были сугубо индивидуальные, чтоб не подставить очень ценных для казачества людей в случае провала одного из них. Знал конкретику – слова и изображения – очень ограниченный круг лиц, зачастую не ведая о личности их возможного предъявителя. Сделали это из опасения, что засылать шпионов к врагам не только казаки умеют, а иногда очень важно, чтоб противник не знал о случившемся. Благодаря паролям-знакам агенты могли не «светиться», не называть своих имен и причин перехода кому попало, оставались анонимными перебежчиками.

Посетовав про себя – очень коротко – на судьбу, лишившую его сопереживания других в этот момент, также тихо ответил:

– Шкаф уже продали, есть железная кровать.

Слово «никелированная» попаданец вставлять не решился в связи с неизвестностью такого процесса – никелирования. Между прочим, железные кровати – с металлическими сетками на пружинах – также должны были скоро появиться в продаже. Первые экземпляры отослали наиболее влиятельным на Вольной Руси и среди союзников людям. Заказов от представителей разбогатевшей старшины набралось уже немало, хотя мало кто нововведения видел. Однако слухами земля полнится…

Аркадий шагнул вплотную к перебежчику и подчеркнуто дружески обнял его.

– Это наш человек. Великую пользу принес нам и страшный вред нашим ворогам, – отстранившись от смущенного таким приемом Селима, сказал погромче внимательно смотревшим на действо атаманам. – Мы с ним сейчас пойдем ко мне, побеседуем об гетманских тайнах, а потом выйдем поговорить с вами, прошу не расходиться, если только турки на штурм не кинутся.

Еще несколько лет назад такой фокус провернуть среди казаков было бы затруднительно. Все дела утверждались на кругу, часто с присутствовавшими на собрании вражескими агентами, хотя, конечно же, реально решали важнейшие вопросы атаманы. Попытка что-то делать тайно могла вызвать очень острую реакцию. Теперь повеяли новые ветры, и ради более богатой добычи сечевики и донцы смирились с некоторым ограничением демократии и гласности, все равно право снимать неугодных начальников оставалось за ними.

Молча прошли Москаль-чародей и Селим в комнатушку, где временно обитал руководитель обороны. Из-за обстрела в домик, где он жил раньше, тащить в момент сердечного приступа не решились, сочли маленький казематик без бойниц в толще оборонительного вала более надежным. Первым делом Аркадий зажег керосиновую лампу, притушив яркость освещения – в полутьме чувствовал себя комфортней, – поставил ее на полку, прикрыл за собой дверь.

– Садись вон там, Селим…

– Не Селим, Василий. Селима уже нет. – Последние слова перебежчик, выглядевший далеко не так молодо, как описывали, произнес с заметной ноткой грусти, ведь он отрекался от большей части своей жизни, боевых товарищей, веры и знамени. Собственно, отрекся он от них еще тогда, когда тайно перешел на сторону казаков, однако все время оставался среди собратьев по оджаку, теперь же ушел от них навсегда. Говорил по-русски относительно неплохо, хоть и с заметным акцентом, отличным от крымско-татарского[8]. Делал паузы из-за затруднений в поиске подходящего слова, неправильно ставил акценты.

– Хорошо, Василий. Садись на табурет, – предложил Аркадий, присаживаясь на кровать. – Травяного настоя или кофе приказать принести?

– Нет, меня уже напоили и накормили, – мотнул головой новорожденный казак Василий, не замечающий из-за волнения, что ведет себя не очень вежливо.

– Что случилось, почему ты перебежал, рискуя жизнью, в осажденную крепость?

– Султана Ислама убили…

– Кто?!!

– Все говорят, что казаки.

У Аркадия от неожиданной вести сердце кольнуло и виски сжало, будто тисками. Не то что бы он сильно переживал за вражеского предводителя, но смерть Ислам-Гирея путала все расклады, могла существенно осложнить выполнение очень амбициозных планов Хмельницкого и, чего от самого себя скрывать, Москаля-чародея. Да и слава цареубийцы для Богдана стала бы очень неприятным сюрпризом, ухудшая его без того нетвердое положение среди властителей Европы.

– Нет. Мы отсюда-то в последнее время и вылезти не можем, море уже какой день штормит.

Аркадий вытер со лба внезапно выступивший на нем пот, несколько секунд размеренно подышал, надеясь, что это поможет унять участившееся сердцебиение. Невольно помассировав грудь в районе сердца, Москаль-чародей накапал себе в ложку свои сорок капель отравы – появление перебежчика нарушило расписание приема лекарств, – выпил и продолжил ответ, ибо Василий все это время сидел молча. То ли его предупредили, что колдун болен, то ли ждал продолжения ответа, считая его неполным.

– Ни отсюда, из Созополя, ни из Чигирина или Азова убийц к султану не посылали, – уверенно заверил Москаль-чародей собеседника. – Врать не буду: планы такие имелись, но их выполнение сочли преждевременным. По сведениям, не только от тебя полученным, султан сцепился с верхушкой оджака всерьез, решили выждать, чем их драка закончится.

– Я думать так, – кивнул Василий, речь которого, вероятно, от волнения стала менее внятной, выслушав эти заверения в непричастности. – Чужой так близко… не пройти. Свой там стрелять.

– И кто же послал убийцу? Кстати, как его-то убили?

– Точно не знать. Думать… кто-то из оджака по повелению Бекташ-баши (главы оджака). А как… стрела из тьмы вылететь и попасть в лицо халифа. Казацкий стрела. И сразу крики: «Казак! Казак убить султана! Лови пластуна!» Кинулись смотреть, а он… халиф… уже мертвый.

– Положим, стрельнуть мог и какой-нибудь принц из Гиреев. В расчете на занятие трона после его смерти.

Василий не согласился, настаивая на том, что наследником Ислама официально признан его сын Шахин-Гирей, которого в войске нет, остался с родными в Анатолии. Те с него пылинки будут сдувать, мухе не дадут близко подлететь, ведь Гиреев много, умри Шахин, на его место вполне другого крымского принца выбрать могут.

– И поймали кого-нибудь? – вспомнил об убийце Москаль-чародей.

– Нет. Как поймать того, кто нет? – удивился вопросу бывший янычар.

– Султана плохо охраняли?

– Хорошо охраняли. Эээ… старались. – Вскинувшийся было от обиды Василий – видимо, имел причастность к охране Ислам-Гирея – сразу сдулся. Сообразил, наверное, что охрана была-таки недостаточно хорошей.

– Как думаешь, войско после смерти султана осаду продолжит? Или на штурм пойдет?

На этот вопрос у бывшего янычара однозначного ответа не было. Инициатором похода был султан, жаждавший раздать земли Румелии, считавшейся временно потерянной, ставшим безземельными сипахам. Тогда резко усилились бы таким образом его позиции в противостоянии с верхушкой оджака. И конечно же, Ислам мечтал отвоевать Крым, возродить территориально Османскую империю. Бекташ-баши и его окружение полагали, как оказалось, не напрасно, что попытка восстановления контроля на Румелией и Северным Причерноморьем преждевременна. Прекращение притока египетского хлеба в Стамбул поставило турок перед дилеммой: или решительно идти на взятие, как можно более быстрое, Созополя и срочно продолжить движение на север, в хлебные места, или еще более срочно уходить на юг, на реставрацию господства над Египтом. Предугадать точно выбор гиреевского дивана не мог и хорошо знавший османско-гиреевскую политическую кухню Василий.