Книга Не отступать! Не сдаваться! - Александр Лысев

— Я сказал отставить! — рявкнул лейтенант, но это не возымело никакого действия.

Тогда Егорьев схватил Синченко за руку, и направленная на немца очередь ушла в пол. Синченко кулаком оттолкнул лейтенанта, снова хватая свой автомат, Егорьев накинулся на него, выворачивая за спину руку. Ему на помощь подошел Глыба, побросав телефонные принадлежности, и проделал со второй рукой своего разбушевавшегося друга, все еще пытавшейся дотянуться до курка, то же самое. Вдвоем они прижали Синченко к полу, автомат, бряцнув, упал рядом. Теперь Иван мог его достать разве что только зубами.

— Золин! — крикнул Егорьев, кивком головы указывая на лежащий на полу автомат.

Тот подобрал оружие и, повесив себе на плечо, отошел обратно к двери. Глыба с лейтенантом тем временем отпустили Синченко, предварительно оттащив его в противоположный от немца угол.

Немец смотрел на эту сцену с презрительной улыбкой на губах.

— Ja, — промолвил он со злой иронией. — Disziplin in Rote Armee ist sehr hoh!

И, обернувшись к Егорьеву, гордо вскинув голову, произнес:

— Jch bin Offizier. Und ich will nicht verschiedene Komedium beobachten.

Егорьев, которому школьное образование позволило понять смысл речи немца, хотел было ответить в пределах все того же школьного образования, что немец является военнопленным и обращаться с ним будут как полагается, но для этого он должен не переходить дозволенных рамок, в частности, столь ироничный и злобный тон оставить навсегда. Но Егорьева упредил Глыба. Подбежав к немцу, с возмущением стал говорить, дословно все переводя:

— В Красной Армии сильная дисциплина! Он не желает созерцать разные комедии! Видали? Ах ты… — Глыба задохнулся от гнева и, не найдя, видимо, более оскорбительного слова, выдохнул: — Ах ты офицер! Ну и наглый!

И вдруг, ко всеобщему удивлению, немец почти без акцента выговорил по-русски:

— Грязная солдатская свинья!

У Глыбы так и отвалилась челюсть. Простояв несколько секунд в оцепенении, он, коротко замахнувшись, неожиданно ударил немца сапогом по лицу процедив сквозь зубы:

— Вонючий сосисочник!

— Бэй, бэй! — нервически засмеялся немец, роняя на пол капли крови с мгновенно распухших губ. — Нэ долго осталось. Все равно вас скоро всех побьют, повесят на фонарных столпах, с лыца земли сотрут, в порошок, в порошок сотрут!

Глыба ударил немца еще, на этот раз в живот, и тот, вдруг изогнувшись всем телом, издал душераздирающий крик.

— Ой! — сморщившись и глядя на немца с таким выражением лица, как будто сейчас заплачет, воскликнул Глыба. — Он же раненый.

Переполнявшая его ненависть мгновенно уступила место обыкновенному человеческому состраданию.

— Ему надо помочь, — решительно заявил Петро и сделал шаг к немцу.

— Прочь! Прочь! — поводя вокруг себя рукой и извиваясь по полу, простонал немец.

— Ну и дурак, — искренне высказался Глыба и отошел в сторону.

Немец не ответил и лишь, закрыв глаза, шептал что-то неразборчивое на своем языке.

— Так ему и надо, — злорадствовал из своего угла Синченко. — Пусть теперь загибается.

Егорьев подошел к немцу, вытащил из кармана бинт, но как только нагнулся, тот мгновенно перевернулся на спину и принялся ногами отбиваться от лейтенанта, не давая себя перевязывать.

— Помогите, подержите его! — крикнул Егорьев солдатам.

Глыба и Золин подошли, Синченко не сдвинулся с места. Втроем обмотали немца бинтом, уложили на стоящую тут же кровать, привязав руки и ноги к металлическому каркасу.

— А кто-то позвонить собирался, — невзначай напомнил Золин, когда с немцем закончили.

— Эх ты, совсем забыл, — хлопнул себя по лбу Егорьев и направился к оставленному Глыбой на полу телефону. На полпути остановился, обернувшись и показывая на немца, приказал:

— Этого подушкой накройте, чтобы не подслушивал.

— А не задохнется? — спросил Глыба.

— Ну и черт с ним! — в сердцах ответил лейтенант, раздосадованный тем, что с этим проклятым немцем совсем вылетело из головы связаться с ротным.

Поставив телефон на стол и покрутив ручку долго ждал ответа, пока наконец сквозь гул и трескотню помех не прозвучало:

— Кто на проводе?

— Говорит Четвертый, — закричал в трубку Егорьев. — Четвертый!

— Минуту!

На мгновение вдруг все стихло, и тут же послышался голос Полесьева.

— Четвертый, как там у тебя?

— Порядок, — радостно сообщил Егорьев, — взяли.

— Немцы не контратакуют?

— Никак нет, драпанули за реку.

— Высылаем к вам Второго. Как поняли?

— Отлично! — воскликнул лейтенант, но тут же поправился: — Я хотел сказать, понял отлично. — Это означало, что на подмогу идет второй взвод.

— Что еще? — спросил в трубке приглушенный голос ротного.

— Взяли «языка», но нужна медицинская помощь. Ему, и не только ему.

— Фельдшер будет, — заверил Полесьев. — Какие потери?

Орать в трубку, что потерял убитыми и ранеными треть личного состава, было бы по крайней мере неосторожно, поэтому Егорьев ответил:

— Доложу в письменном виде.

— Добро, конец связи.

Егорьев повесил трубку, подкрутив рукоятку телефона, и, потирая друг о друга ладони, обернулся к солдатам.

— Ну, теперь полный порядок.

22

Синченко, Золин и Глыба принялись за осмотр немецкого блиндажа, а Егорьев попытался допросить пленного. Но тот молчал, будто язык проглотил, а может, ему было плохо, во всяком случае, отворачивался всякий раз к стене, лишь только лейтенант пробовал с ним заговорить. Убедившись, что из немца и клещами слова не вытянешь, Егорьев отошел к столу и присел на табуретку, наблюдая за действиями солдат. Те времени даром не теряли: шуровали по полкам и стоящим около кровати тумбочкам, вытаскивая наружу содержимое.

— Вы не очень-то тут, — предупредил Егорьев, опасаясь, как бы его воины не устроили в блиндаже порядочного погрома.

— Да мы так, только взглянуть, — заверил лейтенанта Золин.

— Эх черт, жаль, вещмешков не взяли, — сокрушался Синченко при виде выгребаемого из тумбочек добра. Он, видимо, был настроен иначе.

— О, лейтенант! — весело кричал Глыба, держа перед собой за воротник серый армейский мундир, найденный на соседней кровати. — Китель не нужен?

Егорьев отрицательно покачал головой.

— А это уж точно пригодится. — Глыба поднял над собой ремень с маленькой замшевой кобурой. Расстегнув кобуру, вынул оттуда легкий удобный «вальтер». — Берите, лейтенант, глядите, вещь какая.