Книга Кремлевские призраки - Игорь Харичев

Я различал оттенки страха: страх потерять власть, страх перед заговором, выстрелом в спину, страх ареста, страх потери всего, страх перед пытками, страх за близких, страх смерти. На него наслаивался страх того, что предадут, обойдут, оттеснят, страх, что будут преследовать, что посадят, размажут по стенке. А за всем этим – первобытный страх перед неизвестностью, перед будущим, перед всем и вся.

У Кремля трудная судьба. И вовсе не потому, что снесены Вознесенский и Чудов монастырь, церковь Нечаянной радости, зато чужеродным телом громоздится Дворец съездов. Дело в другом: трудно быть вместилищем страха.

Я с моей скромной должностью – начальник отдела в управлении делопроизводства, – походил на стороннего наблюдателя, которым движет любопытство. Я видел, как много и как мало изменилось здесь с тех пор, когда по этим коридорам ступали мягко сапоги Отца народов, когда рядовые сотрудники прятались от стремительно идущего навстречу Лаврентия Павловича. Я убеждался, что почти не изменились люди, обитающие в кремлевских кабинетах, несмотря на другое время, другую власть, другие слова. И когда наступил бурный сентябрь девяносто третьего, я почувствовал, как страх начал возвращаться под высокие своды.

Потом был вечер, когда события стали раскручиваться с невероятной быстротой, и безоружных людей позвали защищать Останкино. Была ночь, долгая, полная тревожных ожиданий. И было утро, разорванное выстрелами танков, смертью людей. Страх обернулся кровью. Не мог не обернуться.

Я увидел его среди тех, кого выводили из Белого дома: вереница бесконечно усталых, напуганных людей, и вдруг лицо крупным планом, злое, несломленное. Взгляд исподлобья. Эту пленку повторяли в выпусках новостей несколько раз. Такое лицо у него было тогда, когда он бил милиционеров, когда ударил меня в ночь после похорон Ивана Алексеевича. Я не мог оторвать глаз от его лица. Оно приковывало взор.

Думаю, он убил бы меня, попадись я ему в Белом доме. Или в Кремле, если бы его товарищи одержали верх. Но я не могу ненавидеть его за это, не могу желать ему зла.

Все кончилось так, как кончилось. Власть сохранилась. Я остался в Кремле. И вновь потекли обычные чиновничьи будни. Хотя жизнь моя проходит в двух плоскостях: внешней, видимой каждому, и иной, скрытой от других, важной лишь для меня самого.

Мне кажется, я должен был появиться в Кремле, ходить по коридорам с высокими сводами и скрипучим полом, сидеть в кабинете с деревянными панелями и старой массивной мебелью. Зачем? Не знаю. Быть может, для того, чтобы был кто-то, кто смотрит на все спокойными глазами, воспринимает всех сердцем, открытым добру, а не страху. Я не считаю себя лучше других, нет – мне далеко до праведника. Но Бог не лишил меня своей благодати. Я слишком верю в Него, чтобы допускать страх до моего сердца. Ибо страх – порождение дьявола.

Порой я вспоминаю Кольку, каким видел его перед уходом в ту ночь после похорон Ивана Алексеевича: сидящего за столом, опустошенного, какого-то бесполезного. И мне становится жаль моего старого друга. Не потому, что Иван Алексеевич не отдал его на воспитание вернейшему соратнику Отца народов. И не потому, что он, Колька, несмотря ни на что верит в Сталина, в сильную руку. Всех нас держит за горло прошлое. Я знаю, что не было никогда и нет в его сердце любви. Так жить нелегко. Помните слова Иоанна? «Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь». Речь не о том Боге, который наверху или еще где-то, а о том, который в каждом из нас. Быть может это глупо, но я верю, что любовь когда-нибудь спасет мир.

VIII. Двое и подполковник Гавриков

Подполковник Гавриков стоял у окна и смотрел на Ивановскую площадь, на здания, громоздившиеся вдалеке в просвете между кронами деревьев Большого сквера и кремлевскими соборами. Добродушный сентябрьский вечер падал на Москву, собираясь накрыть город легкой вуалью, притушить яркость красок. Посетители уже очистили Кремль, да и всякое начальство уехало, включая самого – президента. «Хозяина», как любили говорить у них в охране. Можно было расслабиться.

Гавриков опустился за стол дежурного по штабу. Он был спокоен, как всегда уверен в себе. Сидевший сбоку майор Чепенко озабоченно вслушивался в переговоры по рации, полное лицо майора казалось сердитым, словно он был недоволен тем, что приходится отвлекаться на всякие мелочи.

– Что-то у них там стряслось. В Большом сквере, – проговорил он.

Гавриков взял рацию и услышал сбивчивый голос:

– Да, люди. Неподалеку от памятника Ленину. Кажется, двое… Слышите? Это лейтенант Симаков говорит. Люди какие-то прячутся за кустами. Попробую задержать. На всякий случай пошлите подкрепление.

Потом наступила долгая пауза, и вновь голос:

– Все нормально. Задержал. Сейчас застегнутся, и поведу.

– Двое? – возник другой голос.

– Да.

– Сопротивление не оказывают?

– Нет. Все нормально… Конвоирую.

Гавриков нажал кнопку на рации.

– Симаков, слышишь? Штаб говорит. Гавриков. Ты их сюда веди. Понял?

– Да, – прозвучало из динамика.

Через минут пять в дверь несмело постучали, и она раскрылась. Молоденький лейтенант, взволнованный, растерянный, стоял на пороге.

– Разрешите доложить, товарищ подполковник, – неровным голосом отрапортовал он. – Лейтенант Симаков. Задержанные доставлены.

– Что там стряслось? – Гавриков всем своим видом демонстрировал невозмутимость. Последнее дело – показывать неуверенность перед подчиненными.

– Тут эти… двое. Которые в кустах были. Я их задержал.

– Что они там делали?

Вороватая улыбка выкатилась на чистенькое лицо. Помявшись, лейтенант проговорил:

– Сношались, товарищ подполковник.

– Что?!

– Совокуплялись.

Гавриков готов был к разному, но не к этому. Тут, в Кремле, в кустах, в двух шагах от памятника Ленину, от здания, в котором президент работает? Быть того не может!

– Сам видел?

– Да, товарищ подполковник.

Черт знает что. Это же надо.

– Веди, – строго сказал Гавриков.

Лейтенант как-то неловко повернулся, раскрыл дверь, сказал:

– Заходите.

Они вошли, мужчина и женщина. Он плотно сбитый, темноволосый, похожий на итальянца. В светло-сером костюме. Галстук сдвинут набок. Она худенькая, загорелая, в легком платье. Мужчина был испуган – бегал глазами, переминался с ноги на ногу. Женщина стояла, опустив голову.

– Иностранцы? – спросил Гавриков.

– Наши. – Лейтенант протянул ему документы.

Глянув, Гавриков бросил их на стол, строго посмотрел на задержанных.

– И как же вы объясните свои действия?

– Господин подполковник, вы поймите, мы не какие-нибудь злоумышленники, – быстро заговорил мужчина. – Мы ничего не имеем против президента и нынешней власти. Честное слово. Мы их поддерживаем. Я вот даже ничего против не говорю. Можете на работе выяснить. Честное слово, не говорю. И Верочка… Вера Ивановна не говорит, – он покосился на женщину. – А это… Это у нас как спорт.