Книга Верность любви - Лора Бекитт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты был доволен? — спросил Анри.
Аравинда улыбнулся.
— Конечно! Тот человек, что обучал меня искусству, сломал о мою спину немало палок, но зато теперь я способен делать то, что умеют немногие. — И с гордостью добавил: — Отныне мой покровитель не кто-нибудь, а Натараджа, владыка танца!
— А господин Викрам?
— Его я почти не видел, и он никогда не разговаривал со мной.
— Тебе платили жалованье или ты был рабом раджи?
— Жалованье не платили, да и зачем? Еды было вдоволь, красивой одежды — тоже. Случалось, женщины-танцовщицы дарили мне свои ласки. Я предпочитаю быть рабом здесь, чем свободным в родном Баласоре. Я шудра; наша судьба — служить людям из высших каст.
— Чего бы ты хотел для себя? — задумчиво произнес Анри, и Аравинда легко и беспечно произнес:
— Ничего. Навсегда остаться в Киледаре, у хороших людей.
— Ты боишься перемен?
— Да. Потому что большие перемены, господин, чаще всего означают большое горе.
— Говоришь, раджа был доволен твоим искусством, почему же он отдал тебя мне?
— Потому что я стал взрослым, а раджа не любит смотреть на танцовщиков-мужчин. Ему нравится, когда выступают женщины и мальчики, — ответил юноша и осторожно спросил: — Ты не прогонишь меня, господин? Я послушен, умею хорошо прислуживать и легко учусь новым порядкам.
Анри вздохнул.
— Прогнать не прогоню, только я не собираюсь оставаться здесь навсегда!
— Тебе не нравится в Киледаре?
— Нравится, — ответил Анри. — Но мое место не в крепости.
Киледар был велик; настоящий город с узкими, нагретыми солнцем улицами, величественными дворцами и огромными пальмами, над которыми витали пряные запахи. Повсюду расхаживали солдаты в раззолоченных мундирах, часто встречались боевые слоны. Здесь было вдоволь солнца, золота и драгоценных камней.
Но это был не Париж. В этом мире Анри не чувствовал себя свободным. А главное — рядом не было Тулси.
1754 год, Париж, Франция
В том году весна выдалась ранней. Сена сверкала лазурным глянцем, а листва деревьев, омытая теплыми дождями, весело трепетала на ветру. Несколько десятков одинаковых трехэтажных домов с серебристо-серой облицовкой, изящными арками и островерхими крышами, крутые скаты которых были прорезаны слуховыми оконцами, выстроились на правом берегу реки в окружении пышных зеленых садов, точно стражи вечного благополучия и богатства обитателей квартала Марэ.
Еще месяц назад Луиза Гранден была уверена в своем настоящем и будущем и не подозревала о надвигающейся катастрофе. Но постепенно колониальный вопрос стал предметом насмешек и далеко небезобидных шуток, причем как на улицах Парижа, так и в салонах высшей знати. Известнейшие философы того времени резко осуждали колониальную политику Франции: и Вольтер, и Монтескье, и Руссо обличали попытки европейцев завоевать другие народы.
Индийская колония потребляла намного больше денег, чем приносила прибыли, и Людовик XV окончательно потерял к ней интерес. Цены на акции компании Восточной Индии стали стремительно падать, а потом разразился кризис. Компании было предъявлено более тысячи акций с требованием немедленной оплаты. Леопольд Гранден, являвшийся председателем совета директоров компании, совестливый и честный человек, покончил жизнь самоубийством. Он оставил адресованную жене, дочери, зятю и своему заместителю Гастону Друо записку, в которой просил прощения за то, что не оправдал их надежд.
Луиза не сразу поняла, что стоит на грани полного разорения. Ситуацию прояснил Гастон. В ее темно-красной гостиной с золотым цветочным узором и мебелью в стиле Луи-Трез он сидел, небрежно закинув ногу на ногу, и говорил такие вещи, какие Луиза не ожидала услышать.
— Наше правительство безнадежно тупо. Тогда как в Лондоне, Ливерпуле и Бристоле вовсю обсуждают судьбу заморских владений Британии и всерьез задумываются о создании колониальной империи, Париж развлекается ссорами придворных и даже не вспоминает о тех, кто сейчас находится в тропиках! И все-таки я считаю, что положение можно исправить. Я имею в виду не положение колонизаторов или французского правительства, а наше с вами, Луиза.
Женщина жалко улыбнулась.
— Вы полагаете, Леопольд поспешил?
— Не просто поспешил, а сделал большую глупость! — отрезал Гастон. — Земли Индии чудовищно богаты, и акции должны подняться в цене!
— Почему же тогда колония не дает денег? — устало проговорила Луиза.
Гастон Друо усмехнулся.
— По вечной причине. Воровство! Тамошние чиновники и правители, включая генерал-губернатора Пондишери Жозефа Дюпле, понастроили дворцов и живут, как восточные вельможи, а сами шлют письма в Париж, в которых уверяют, что колонии разорены! Это они развязали войну с англичанами! Между тем французские колониальные войска формируются из бродяг, преступников, нищих. Англия вершит судьбы колоний совсем по-другому!
— Какой предлагаете выход? Я тоже имею в виду наше положение! — немного резко произнесла Луиза.
Гастон Друо твердо ответил:
— Пора положить конец этой смуте. Совет директоров компании Восточной Индии отправляет в колонию своих людей. Чрезвычайным уполномоченным назначен Шарль Годе[15]. С ним едут еще несколько человек. Годе приказано сместить Дюпле, проверить все документы, получить полный отчет о его деятельности, вернуть всех пленных в Мадрас[16]и заключить мир с англичанами.
Женщина напряженно ждала продолжения. С некоторых пор Гастон Друо был не последним человеком в компании. Но он молчал и лишь глубокомысленно щурил глаза. Наконец она не выдержала и осторожно спросила:
— Какое отношение это имеет к нам? Ко мне, к моей дочери?
— Самое прямое.
— Вы тоже едете?
Гастон, улыбнувшись, спокойно ответил:
— Не я, а мой сын Франсуа, муж вашей дочери Урсулы.
Луиза взвилась.
— Зачем, почему?
— Потому что не поехать нельзя — можно упустить очень многое. Индия — страна золота и драгоценных камней. Будет обидно, если они достанутся кому-то другому. Да и должности компании — не последняя ценность.
— Вы хотите сказать, что ваш сын покидает Урсулу?
— Нет, я хочу сказать, что ваша дочь должна поехать с ним.
— Урсула — в эту жаркую, грязную, кишащую насекомыми страну?!