Книга Владыка Ивери - Вадим Еловенко

Если получить беспрепятственный доступ к джунглям и горам Запада, то можно было бы в шутку поспорить, а ту ли планету Прометеем назвали. Как известно, на Прометее в большом количестве добывались лантаноиды – редкоземельные элементы, среди которых был и прометий. А лантаноиды в силу их природных характеристик и свойств, что они придавали стали, были мне нужны позарез.

План, вырисовывающийся на листке, был настолько сомнительным и зависел от стольких «если», что я только покривился критично, еще раз пробежав его глазами. Оставив в покое идею покорения Запада столь неоднозначными методами, я сжег в камине листок и направился к себе. Утро вечера мудренее, как говорили мои русские предки.

Глава 8. Алекс

Пять месяцев счастья. Счастья с горчинкой страха за наше будущее. Мы каждый день вели себя так, словно завтра нас уже будут задерживать и брать на абордаж десантники. Развлекались, опустошали мой пополненный на Багрянце бар, много говорили. Не только и не столько о политике, сколько о людях. Совсем старались не касаться ее связи с мятежниками. Только один раз Катя сказала, что террор – это просто оружие, после чего мы на три часа сорвались в не очень приятный для меня спор. Я ей на пальцах, как сам считал, объяснил, что если террор – оружие, то оружие умалишенных. На что она, тоже не особо церемонясь в выражениях, объяснила, что Корона и вообще земное сообщество, не стесняясь, применяют методы террора по отношению к неугодным политикам или целым группам людей, которые ищут спасения в бегстве с планет. Рассказала, как подрывали в глубоком космосе корабли с эмигрантами, бегущими в неизвестном направлении. Как сбрасывали на спрятанные в лесах Георга Шестого поселения распыленные радиоактивные вещества. Мол, схватят лучевую болезнь – мигом прибегут обратно в города, подконтрольные властям. Она подробно описала случай, когда яхту одного из политиков, содействовавшего восставшим, за неимением доказательств его открытой причастности к мятежам просто втихаря уничтожили, оставив после таможенного досмотра на ее борту мину. Катя рассказала, как потом повстанцы нашли и допросили одного из участников того теракта. Но разве людям докажешь, что Корона и прочие ведут себя не лучше самих повстанцев…

Но, наверное, это был единственный случай такого вот неприятного разговора. В остальном мы разговаривали о людях. О тех, кто остался на Земле. О тех, кто никогда, наверное, кроме детства, не мечтал подняться в космос. О тех, для кого дом и семья были настолько важны, что они боялись помыслить оставить их ради сомнительной романтики многолетних перелетов. Пытались мы говорить и о нас. И она, и я с трудом представляли, как сложится все там на Ивери. Боялись касаться мысли, что нам придется расстаться на планете. Что ей предстоит довольно длительная работа в Эскадре. Я успокаивал себя тем, что мне тоже надолго придется застрять на Ивери. Что у меня будет время и бывать с ней, и работать.

Она не говорила о своем отношении ко мне. Но я видел это в ее глазах и слышал в ее словах. А уж я своих чувств, даже если бы захотел, не смог бы скрыть. Личность откровенно потешалась надо мной в те редкие минуты, когда я садился за аппаратуру. Причем тонкий цинизм корабля мне был даже интересен. Где он его нахватался?

– Позвольте дать вам отдохнуть, вы так утомились за ночь…

– Ах, ваше эмоциональное состояние не позволит вам в полноте оценить ситуацию. Прошу вас, займитесь тем, что у вас так хорошо в последнее время получается…

– Простите, но ваша система личного контроля говорит мне, что вы не готовы к введению данных и ручному управлению полетом.

И все в таком же духе.

Услышавшая однажды эти речи, Катя сначала удивилась, а потом долго и искренне смеялась, повторяя «диагнозы», что мне «выписала» Личность. Я тоже смеялся. И даже не злился на подозрительно своевольный мозг корабля. Но однажды я все-таки втихаря оттестировал его для успокоения совести. Личность была исправна. Это наводило на мысль, что я правда забываюсь… Но я ничего не мог с собой поделать. Это было просто счастьем – просыпаться с ней в одной постели. Прижимать ее к себе. Наслаждаться запахом ее волос. Смотреть в только проснувшиеся глаза и видеть ее почти счастливую улыбку. «Почти» – в глубине ее глаз я все так же видел беспокойство. Кажется, за меня.

На шестом месяце отлета с Багрянца появилась Иверь. Она как рок зависла над нашими головами, предвещая скорое расставание. И хотя я не собирался отпускать Катю от себя, она меня уговаривала:

– Тебе нельзя. Это очень опасно. И… если мы будем вдвоем, нас точно быстро найдут и арестуют. Одна – я просто девушка из службы «спецобслуживания», а с тобой я становлюсь непонятно кем. Пойми, я должна выполнить свои дела. Мне помогут друзья. Я все быстро сделаю, и мне помогут уйти. Я тебя найду и присоединюсь. А ты пока подыщешь безопасное место, где мы могли бы потом спрятаться. Хорошо?

– Ты будешь девушкой из «спецобслуживания»? – возмутился я.

– Ну, только на бумаге. Так мне будет легче встретиться со своими товарищами, – уверяла она меня тогда.

Я так и не понял, как она меня уговорила. Да и не уговаривала она меня, просто констатировала свои желания и решения так, что спорить было бесполезно. Когда мы пристали к сторожевику для проверки документов и грузов, я уже знал, что мне придется с ней расстаться, хочу я того или нет.

Офицер и несколько бойцов прошли к нам на корабль и уже при входе попросили нас предъявить наши документы. Я отдал свои удостоверения и личную карту, в которой было, кажется, обо мне все. Чуть ли не до какого года писался в постель. Офицер присел в кают-компании, развернул комплекс проверки Личности. Подсоединился дистанционно к компьютеру сторожевика и ввел в сканер мои документы и карту.

– Ваши полетные карты, пожалуйста, – сказал он, не отрываясь от экрана.

Я скомандовал Личности передать офицеру данные. Видя, как Личность перекачивает карты на компьютер сторожевика, офицер потребовал:

– Лицензию на Личность.

Пришлось, пожав плечами, искать документы на программное обеспечение. Первый раз за все время моих полетов у меня спрашивали эту дурацкую лицензию.

Офицер удовлетворился документами на программу и попросил меня дать доступ к информации Личности. Я, скрежеща зубами, приказал выдать доступ. Надо отдать должное офицеру: нашу любовь он прокручивал быстро, не особо задерживаясь на этих сценах. Мне кажется, на его лице вообще ничего не отобразилось. А, зная своих бывших сослуживцев, я мог спорить, что они бы не удержались от язвительных шуток. Офицер был профи. Он за час выкачал все, что его интересовало, из мозгов Личности, оставив нетронутыми записи интимные. В какой-то мере я был ему даже благодарен.

Его бойцы, пока офицер работал с данными, стояли, лениво озираясь, возле шлюза, ожидая команды начать осмотр корабля.

Закончив с моими и корабельными бумагами, он потребовал документы всех пассажиров. Катя протянула ему карточку и документы.

– Вы одна пассажирка? – спросил почему-то у нее, а не у меня офицер. Катя кивнула, и офицер спросил уже меня: – На борту больше нет живых существ? Людей, кошек, собак? Других животных?