Книга Орда. Шпион Темучина - Андрей Посняков

Сухэ тяжко вздохнул:

– Сначала надо еще туда взобраться.

Гамильдэ-Ичен кивнул в сторону:

– А вот, кажется, туда тропинка. Или – вон та. Да, наверное, та, она и пошире, видать, ей частенько пользуются.

Сказать по правде, Баурджину не внушала особого доверия ни одна из двух троп, ответвлявшихся от основной дорожки к сопке с корявой сосною. Какая из них приведет к вершине? И – не таится ли там, в глуши, какой-нибудь хищный зверь, или, того хуже – не укрываются ли в чаще недобрые люди?

Сейчас приходилось полагаться лишь на свои чувства, Гамильдэ-Ичен и Сухэ родились и выросли в степях и тайги откровенно побаивались.

– Здесь все не так, – словно продолжая мысли нойона, негромко протянул Сухэ. – И ветер не такой, как в степи, и звуки, и запахи… Вот, слышите – хрустнула ветка? Кто это? Человек или зверь? Не знаете? И я не знаю…

– Может, просто обломился сучок? – предположил Гамильдэ-Ичен. – Что гадать? Надо ехать.

– Уж тогда давайте поедем по ближней. – Сухэ потрепал по гриве коня. – Какая нам разница – по какой?

Баурджин задумчиво кивнул, глядя, как порывы налетевшего ветра раскачивают вершины деревьев. Деревья, деревья, деревья… Рвущиеся к небу лиственницы, могучие кедры, корявые сосны на вершинах гор, а в урочищах – темные угрюмые ели. Лишь кое-где на пологих склонах зеленели тополя и березки. А в остальном все вокруг – непролазно, непроглядно, угрюмо. Прямо какое-то Берендеево царство! Чаща! Южная зона тайги. Целое лесное море. Даже у самого нойона бегали мурашки по коже, что уж говорить о степняках – Сухэ с Гамильдэ-Иченом. Лес был для них чужим местом, полным неизведанных опасностей и страшных колдовских тайн.

Вот все разом вздрогнули: где-то впереди (или сбоку) захрустели кусты.

– Косуля… – прислушиваясь, шепотом произнес Гамильдэ-Ичен.

Баурджин хохотнул:

– Тогда уж, скорее – олень. Ладно, охотиться сейчас некогда, едем.

– Да мы и не собирались…

Трое всадников свернули на узкую тропку, и кроны высоких лиственниц сомкнулись над ними, закрывая небо. Сразу сделалось темно, неуютно, страшно. Казалось, сотни враждебных глаз смотрят на тебя из густого подлеска, и вот-вот, вот сейчас кто-нибудь бросится на спину с рычанием, вонзит клыки… Или проще, прилетит стрела…

– Смотрите! – едущий впереди Гамильдэ-Ичен резко придержал коня. – Вон там, впереди!

– Что? Что? – заволновался Сухэ. – Что такое?

– Вон, на ветках.

Баурджин всмотрелся вперед – на раскидистых ветвях какого-то дерева висели черные шелковые полоски.

– Черный цвет… – встревоженно прошептал Гамильдэ-Ичен. – Цвет мрака, коварства, несчастья. Видно, здесь живет какой-то злой духа. Нехорошее, гнусное место! Давайте лучше вернемся!

Лет пять назад Баурджин, скорее всего, просто высмеял бы подобные детские суеверия – «поповские антинаучные сказки», однако за последнее время он привык доверять своим чувствам, а они прямо-таки требовали держаться подальше от этого места. В конце концов, есть и вторая тропа, не так далеко они и отъехали.

– Поворачиваем, – махнув рукой, распорядился нойон.

Парни облегченно перевели дух, выбираясь назад со всей возможною скоростью. Впереди показался просвет, заголубело небо, вот она – дорожка…

Другая, дальняя тропка оказалась заметно лучше той, «злобной». Во-первых, не такая крутая, во-вторых – не такая темная, поскольку была куда шире.

– Ой, и тут! – изумленно воскликнул Сухэ.

Да, и здесь, за изгибом тропы, на кустах можжевельника светились в солнечных лучах узкие шелковые ленточки приятного ярко-голубого цвета, цвета верности и спокойствия.

– Ну, вот, – взглянув на ленточки, удовлетворенно кивнул Гамильдэ-Ичен. – Я ведь сразу говорил – надо именно здесь ехать!

Баурджин усмехнулся, поскольку точно помнил, что ничего подобного парень не утверждал, а как и все, склонился к той, первой тропке. Проезжая мимо кустов, нойон ухватил ленточку, протянул между пальцами… новая, гладкая, ничуть не выцветшая, видать, недавно повесили. Значит, тропою активно пользуются… ну, еще бы, иначе б она давно уже заросла.

Ехали долго, может быть, час, а может, и два. Деревья то сгущались, так, что едва провести коня, то снова расходились, открывая широкий коридор радостно-золотистому солнечному свету. В светлых местах буйной порослью зеленел густой подлесок – можжевельник, шиповник, малина. На солнечных открытых полянках цвели синие колокольчики и незабудки, а в тенечке – фиалки и иван-чай. Высокие – выше колен – заросли пастушьей сумки щекотали брюхо коней. В кустах и на ветках деревьев весело щебетали птицы.

Баурджин умиротворенно улыбался, любуясь лесной красотою, а вот его спутники – это было заметно – чувствовали себя скованно, настороженно, что и понятно – кругом не расстилалась привычная с детства степь.

– И все равно, не очень-то хорошо здесь, – зябко передернул плечами Гамильдэ-Ичен. – Сумрачно и нет простора глазам.

– Подожди, – обернувшись, засмеялся нойон. – Выберемся к вершине – будет тебе простор.

И снова развилка. Тропа ветвилась – и кто знает, по какой повертке ехать?

– Конечно, по той! – хором произнесли парни.

Баурджин усмехнулся: «Ну, конечно, а как же – там, на березке, голубели ленточки».

– Видать, это хорошая, добрая тропа, – заулыбался Гамильдэ-Ичен. – По ней и поедем.

Нойон махнул рукой – в конце концов, почему бы и нет?

Свернули, поехали…

Тропинка постепенно сужалась, делалась круче, и вот уже кони шли с трудом. Пришлось спешиться, взять лошадей под уздцы. Высокие деревья сменились какими-то колючими развесистыми кустами, все чаще попадались камни, и становилась реже трава. Баурджин чувствовал, как звенело в ушах и бешено колотилось сердце. Позади, тяжело дыша, поднимались парни. Нойон знал – они ни за что не попросят отдыха. А вообще-то пора бы и отдохнуть, устроив короткий привал. Вот хотя бы за теми кустами… нет, за тем большим серым камнем…

Впереди вдруг резко посветлело, и неожиданно для всех показалась вершина с одинокой корявой сосною. Путники радостно улыбнулись и прибавили шагу – наконец-то, ну, наконец-то, вот теперь и можно устроить отдых, пустив пастись лошадей.

– Коней лучше оставить здесь. – Баурджин кивнул на заросли высокой травы у большого черного валуна. – Нечего им делать на открытом месте. Да и нам не стоит идти туда шагом.

– Как – не стоит?

– Ползком, только ползком!

Вообще-то, заметить их от подножья горы или с вершин соседних сопок можно было бы только в хороший бинокль. Однако Баурджин помнил о великолепном зрении кочевников. Разглядят, никакого бинокля не надо.

Оставив Сухэ присматривать за лошадьми – да и так, на всякий случай, – Баурджин с Гамильдэ-Иченом подползли к сосне и, затаившись в корнях, подняли головы. Осмотрелись… Господи, от открывшейся панорамы просто захватило дух!