Книга Те, кто старше нас - Алексей Барон

Насилие, фанатизм, бесконечная череда убийств. Мыслящего, страдающего, чувствующего и боль, и страх смерти человека убивали во имя чего угодно. Во имя богов, царей, вождей, из-за горсти золота, пресной лепешки, глотка вина или простой воды. Убивали и без необходимости, просто ради извращенного удовольствия мучить и причинять боль, ради отвратительного любопытства безумцев перед вечным таинством смерти. Цена жизни определялась только мерой полезности свирепому главарю, и ничем больше.

Инсайты начисто убили во мне любовь к историческим романам. Я уже не мог видеть в персонажах только обобщенные символы.

— Демонстрация того, из чего мы получились, — резюмировал Круклис.

Зепп в своем отзыве был менее научен.

— Злые шутки, — говорил он.

Его горячо поддерживала Зара, у которой весь этот кошмар в голове не укладывался.

— Очень злые шутки! Нам намеренно причиняют боль. Садизм космический. Лечить их надо, братьев по разуму!

— Должна быть цель, смысл, — сказал Сумитомо.

— Во всяком случае, ее следует поискать, — сказал Круклис.

— Каким образом?

— Стоит записать наши видения на мнемограф. Давайте пожертвуем тайнами подсознания.

Предложение было принято. С тех пор большинство контактеров на ночь укладывались с датчиками на голове. Через две недели, когда инсайтов набралось достаточно, Архонт их систематизировал, свел воедино. Получился отменный фильм ужасов. Самое страшное, что в нем ничего не было выдумано.

В назначенный час все собрались у нас, привычка такая появилась. Аппарат включили. Я подал коктейли, но к ним никто не притронулся. Уж больно тошнотворным оказалось зрелище.

Тиглатпаласар Второй и Ричард Третий, Людовик Хитрый да Иванушка Грозный. Тамерлан у горы черепов. Пыточная Малюты Скуратова. Мадам Тофана, Гай Юлий Цезарь и Цезарь Борджиа. Сожжение ведьм, сеппуку самураев, жертвоприношения майя, удушение семи братьев турецкого султана. Отравленные, четвертованные, повешенные за ребро, колесованные. Уморенные голодом, заживо замурованные, утопленные, зарезанные, насмерть забитые… Ни один способ умерщвления не был забыт. Дыбы, виселицы, гарроты, испанские сапожки, гильотины, газовые камеры. Электрический стул… Крысы, собаки, вороны, пирующие у трупов… Я даже запах ощутил.

Вдруг во весь экран возникает белое, безумное лицо.

— Я, я, Энкарнасио Краниас, почему меня больше нет?!

Оксана стонет. Прибор выключают.

— Что, что все это значит?!

— Объяснение, — отвечает Зепп.

— Чего?

— Того, почему с нами не хотят иметь дела.

— Не хотели, — поправляет Мод. — А теперь объясняют. Иначе зачем это все?

— То, что мы видели, еще и напоминание, — говорит Сумитомо.

— О чем?

— О долге перед теми, кто все это вынес и дал жизнь нам. О долге перед предками. Раньше я и не задумывался, сколько тьмы в человеческой истории.

— Это еще не все, — тихо говорит Лаура.

Смущаясь от общего внимания, она просит повторить некоторые фрагменты записи. Мы убираем водопад и проецируем изображение на стену.

И вот мировая история замелькала в обратном порядке. Эсэсовцы помогали польским евреям выбираться из газовых камер, всплывали погибшие галеоны, расчлененные тела срастались, жертвы выпрыгивали из зубастых пастей и убегали спиной вперед, гоня перед собой хищников. Добравшись до мезозоя, Лаура остановилась.

Мы увидели группу утконосых динозавров, защищающих кладку яиц от кошмарного цератозавра. Продержавшись две-три секунды, картина меркнет. Взамен появилась африканская саванна со стадом антилоп и крадущимся в высокой траве львом. Тревожно вскрикивает сторожевое животное. Антилопы бросаются врассыпную. Но та, вскрикнувшая, сбежать не успевает…

Потом мы видим джунгли острова Борнео и расширенные от ужаса глаза горной гориллы. Это самка. За ее спиной прячется детеныш.

— Готовность к самопожертвованию, — тихо роняет Лаура. — Альтруистическое поведение. Возникли задолго до появления человека.

Вскоре мы увидели и человека. На кресте.

— Развитие альтруистической линии, — поясняет Лаура. — Уже на уровне сознания.

— Значит, это было? — спрашивает Зара. — Что?

— Крест.

— Крест был. Но вот вам еще один.

Те же вьющиеся волосы, семитский нос, мягкая бородка.

— Собирательный образ?

— Да. Однако существовал и основной прототип. Увы, точного ответа на главный вопрос по-прежнему не видно. А этого человека узнаете?

— Джордано!

— Джордано. Жертва ради свободы мысли. А вот так выглядел молодой Сидхартха. Правда, напоминает нашего Сержа?

— Очень даже, — кивает Круклис.

— А вот Эразм Роттердамский. Идея гуманизма. Здесь мы имеем возможность проверить портретно, и все сходится. Гипатия Александрийская. Джефри Чосер, предтеча Марло и Шекспира. Князь Ярослав, неудачливый воитель и благополучный государь. Жизнь дана для радости, это его слова…

— Как мы могли их вспомнить? — удивилась Беатрис. — Память генов?

— Памяти генов не существует, — сказала Зара. — В смысле прижизненных впечатлений.

Ее поддержала Лаура:

— Это помним не мы.

— А кто?

— Те, кто старше нас.

— Ты так уверена?

— Другого объяснения нет. Никто не может вспомнить динозавров, вымерших семьдесят миллионов лет назад.

— Да, действительно, — согласился Зепп. — Продолжай, пожалуйста.

— Смотрите, вот Роджер Бэкон. Это, вероятно, Ибн Сина в бухарский период жизни. Имя следующего человека неизвестно, а жаль. Похоже, именно он придумал колесо.

На подушках мечется больной:

— Света, больше света…

— Гете.

Еще один умирающий:

— Иду искать великое, быть может…

— Рабле.

Лаура замолчала. На экране продолжали появляться лица. Мужские, женские, старые и молодые, грустные и веселые, хотя веселые — совсем редко. И старые — редко.

— Да, — сказал Кшиштоф. — Поразительные возможности для историков. Вот это подарок!

— Каковы же выводы? — спросил я.

— Выводы? — удивилась Лаура. — Они очевидны. Во-первых, наша психика подвергается осмысленному воздействию. По-моему, это несомненно.

— А во-вторых?

— Мы победили в себе зверя. Мод права, иначе бы с нами не разговаривали. Вот что означают Кронос-инсайты. Думаю, они будут продолжаться, но уже в менее пугающей форме.