Книга Эликсир и камень - Майкл Бейджент

Это необходимо еще и потому, что конечным субъектом и объектом алхимического эксперимента является сам алхимик.

Тем не менее, несмотря на гораздо более широкие психологические и духовные аспекты, алхимия разработала методологию и накопила данные, составившие основу современной химии. Наследие алхимии можно обнаружить и в других областях знания, некоторые из которых достаточно далеки от первоначальных целей этой науки. Так, например, сложные процедуры дистилляции, применявшиеся алхимиками, привели к распространению, а возможно, к открытию дистиллированного алкоголя (название происходит от арабского al-kohl). И действительно, сами названия этого продукта часто отражают его алхимическое происхождение – «живая вода», «спирт». Дистиллированный спирт называли «душой вина». Широко известна история – увы, возможно, вымышленная – об изобретении ликера «Бенедиктин». По этой легенде средневековый монах, нарушив запрет настоятеля, работал в своей келье с примитивными алхимическими приспособлениями. В процессе эксперимента он получил яркую густую жидкость цвета янтаря или топаза. Попробовав ее, монах нашел, что у жидкости приятный вкус, соответствующий теплому свету радости. Неудивительно, что ему захотелось попробовать еще. Вскоре он почувствовал явный подъем настроения, бодрость и возбуждение. Прошло немного времени, и он вместе с другими монахами носился от радости вокруг монастыря, заявляя, что открыл алхимический эликсир. С учетом утреннего похмелья громы и молнии, которые метала церковь по поводу запретных занятий, выглядели вполне обоснованными.

Алхимия и астрология являли собой основные проявления процесса проникновения философии герметизма в Западную Европу. Были, однако, и другие. В арабской любовной лирике часто использовалась символика герметиков, впоследствии проложившая себе дорогу в произведения европейских трубадуров[96]. Целомудрие и рыцарская любовь нередко выражались при помощи алхимических образов. Нельзя забывать и о произведениях, которые сегодня известны как «романы о Граале». Под пером Кретьена де Труа, Вольфрама фон Эшенбаха, Робера де Борона и многих других, вплоть до сэра Томаса Мелори, на примитивную «магию» так называемых легенд о «языческом Граале» наложился целый пласт иудаистско-христианского материала, пропитанного герметическими темами и символами. Эти темы и символы особенно заметны в таком произведении, как «Перлесваус». В этой работе – анонимное авторство которой усиливает содержащиеся в тексте свидетельства того, что она была написана тамплиером, – читатель сталкивается с повозкой, в которую впряжены три оленя. В повозке находятся головы 150 рыцарей, некоторые из которых «запечатаны в золото, другие в серебро, а третьи в свинец»[97]. В повозке также есть голова королевы, «запечатанная в свинец и увенчанная медью»[98]. Далее в тексте появляется замок с тридцатью тремя «учителями», одетыми в белые одежды с красным крестом на груди. Один из этих «учителей» говорит главному герою-. «Вот головы, запечатанные в серебро и в свинец, а вот тела, которым когда-то принадлежали эти головы; вы должны принести лежащие там головы короля и королевы»[99].

Подобная символика, ассоциируемая с герметической магией, часто встречается в «Перлесваусе». Ею также пронизан текст «Парцифаля» Вольфрама фон Эшенбаха. Сам Грааль в поэме Вольфрама описывается как

«…камень чистейшей воды. Если вы не знакомы с ним, приведем здесь его название. Он носит имя lapsitexillis. Сила этого камня обращает птицу феникс в пепел и вновь возвращает к жизни. Так феникс линяет и меняет свой наряд из перьев, который после этого сияет так же ярко, как раньше. Если даже самый больной человек увидит этот камень, то он не умрет в течение недели. И он перестанет стареть. Его внешность останется неизменной. Будь то женщина или мужчина, человек будет выглядеть так же, как в тот день, когда он увидел камень, как будто наступила лучшая пора его жизни; и даже если он будет смотреть на камень двести лет, то нисколько не изменится, разве что волосы могут немного поседеть. Этот камень наделяет человека такой силой, что его плоть и кости вновь становятся молодыми. Камень сей также называется Грааль»[100].

Ученые мужи предлагали разнообразные интерпретации фразы «lapsit exillis», и все они более или менее правдоподобны. Возможно, это искаженное lapis ex caelis – «камень с небес». Возможно также, что это искаженное lapsit ex caelis – «упавший с небес». Вполне вероятно, что это сокращение от lapis lapsus ex caelis – «камень, упавший с небес». Однако наиболее правдоподобным выглядит вариант lapis elixir, то есть философский камень и алхимический эликсир[101]. Процитированный выше отрывок насыщен алхимической символикой. Феникс, к примеру, часто встречается в трудах алхимиков, и Вольфрам упоминает о нем в привычном алхимическом контексте.

Именно при помощи герметических романов о Граале и псевдоисторических книг – таких, как книга Гальфрида Монмутского «История королей Британии», – перед нами предстает фигура Мерлина в том облике, в котором мы его знаем сегодня. Мерлин, прочно укоренившийся в обыденном сознании и литературе позднего Средневековья, уже не имеет ничего общего с примитивным шаманом и колдуном Мирддином из древних кельтских сказаний. Мерлин теперь выступает как настоящий маг, владеющий тайными знаниями, которые включали в себя все приемы посвященного в практику герметизма. Для средневековых читателей, которые встречали его имя в труде Гальфрида Монмутского, Мерлин имел отношение не только к их настоящему, но и будущему. Мифологизированная история Гальфрида содержала собрание пророчеств, которые якобы принадлежали Мерлину. Эти предсказания часто воспроизводились и издавались в виде отдельных текстов. Говорят, именно они вдохновили Оуэна Глендауэра поднять восстание в Уэльсе в 1402 году. Говорят также, что они проложили дорогу Жанне Д'Арк. В соответствии с официальной версией легенды о ней – как она была записана в девятнадцатом веке – «старый Мерлин, древний волшебник, предсказал приход Жанны Д'Арк, и она появилась в указанное время»[102]. Мерлин якобы напророчил, что «французское королевство, погибшее из-за женщины, будет спасено другой женщиной; что из болот Лотарингии придет Дева и освободит Орлеан…»[103].

Таким образом в эпоху позднего Средневековья фигура Мерлина из примитивного племенного шамана превратилась в предвестника герметического мага. Ему приписывали знания, которые были недоступны для любых исторических личностей, – те аспекты герметической философии, которые существовали лишь в фрагментарном виде и о смысле которых скорее догадывались и подозревали, чем знали и понимали его. По существу, он стал связующим звеном между библейским персонажем Симоном-волхвом и человеком, который утвердился в сознании европейцев пятнадцатого века под именем Фауста.