Книга Четыре жезла Паолы - Алла Гореликова

И еще — разве можно обсуждать дела и планы там, где за любой стеной могут оказаться чужие уши!

Он прав. Надо успокоиться, перестать реветь как дура, выкинуть из головы бегающие по кругу глупые обиды. Ждать и верить.

Кажется, она задремала. Иначе разве пропустила бы звук распахнувшейся двери, голоса, шаги? Вскинулась, когда дверь хлопнула, закрываясь. Выбежала в общую комнату:

— Гидеон?

Комната была пуста. Спальня рыцаря — тоже. А в коридор Паолу не выпустили. Даже выглянуть не дали.

Боль в запястьях привела в чувство. Оказывается, она колотила кулаками в стену. Спасибо, не в дверь. Что ж за день такой!

Вдохни, Паола. Ну же, вдох, выдох, кулаки разожми, встряхни пальцами. Держи себя в руках. Переговоры — мужское дело. Сейчас Гидеон сражается за двоих, как подобает рыцарю. Нехорошо получится, если ему окажется нужна твоя помощь, а ты — в слезах и соплях.

Умыться, что ли?

От холодной воды и впрямь стало легче. Девушка привела в порядок одежду, расчесалась. Вот так — другое дело. Если позовут — хоть поначалу выглядеть прилично. Подошла к окну — и досадливо отвернулась. Опять метель. Как можно жить в этих горах?! То ли дело зеленые луга родной земли…

Если, конечно, они все еще зеленые.

Не думай о плохом.

А не можешь — вообще не думай!

Тянулось время. Сгустились за окном сумерки. Две молоденькие гномки, рыженькие, широколицые, большеглазые, принесли обед.

— Ты правда из Империи? — спросила одна.

— Да.

— Правда, что ваш император спятил?

Паола шагнула вперед; гномка шарахнулась.

— Эй, — быстро сказала другая, — она не хотела обидеть, прости. Нам просто интересно.

— Кто вам такую чушь сказал?

— Все говорят, — дерзко ответила первая.

— Это из-за того вашего купца, что за рынком лавку с амулетами держит, — объяснила вторая. — Он товара нового ждал, а ему вместо товара новость привезли. Будто ваш император объявил шпионами и предателями всех, кто торговал чарами и эликсирами. Велел схватить, допрашивать, пока не признаются, а товары в казну забрать. Ваших же, людей. Ясно же, что до такого, только спятив, додумаешься.

О Боже…

— Ты, может, знаешь, точно оно так? Или привирают?

Паола не смогла ответить. Стояла посреди комнаты, прикрыв глаза и сжав кулаки, пытаясь прогнать из памяти безлюдные утренние улицы, черный дым и сизый пепел.

Обед не полез в горло.

За окном белесая муть метели утонула в ночной темени. Почему-то глядеть в эту темень было легче, чем на дверь. Помогало не думать. Паола стояла, прижавшись лбом к холодному квадратику стекла в бронзовом переплете, и пыталась вообразить, что там, в темноте за окном, — зеленые, а не заснеженные деревья, брусчатка мостовой, а не протоптанные в снегу тропинки, привычная человеческая речь, а не…

На шаги в коридоре обернулась так резко, что едва не упала: Гидеон?! Но в дверях обнаружился всего лишь горец из охраны.

— Тебя зовут, пойдем.

Ну, вот и дождалась.

Она торопилась за гномом, украдкой вытирая о плащ вспотевшие ладони. Последние мгновения неизвестности…

Паола никогда не задумывалась, кто и как решает дела в горных кланах. Старейшины и старейшины: ей и в голову не приходило интересоваться, кто, сколько, за какие заслуги… Теперь, конечно, спрашивать было поздно.

Огромный темный зал, казалось, привык к куда более многочисленным собраниям. Стены терялись в сумраке, не разглядеть, бедно украшен или богато, пуст или притаились по углам незаметные стражники. Топот охранника отдавался гулким эхом, и даже почти беззвучные шаги самой Паолы порождали странно тревожащий отклик. В груди туго натянутой струной дрожало напряжение: что-то будет?

В дальнем конце этого почти бесконечного зала потрескивал на стене тусклый светильник, стояли в рядок пять кресел. Занято было три. Из крайнего слева кивнул Паоле тот самый колдун, что плыл с ними на корабле Альдерика. Паола перевела дух. Сейчас, как и тогда, гномий маг действовал на нее успокаивающе.

Паола ждала: спросят, зачем пришли. Почему с рыцарем послали ее, жезлоносицу. Может, о том гноме с заставы. Или, упаси Всевышний, о секретах Гильдии… да мало ли о чем! Но совсем не ожидала, что сидевший в центральном кресле старик скажет:

— Мне жаль, дева, что ты нас боишься. Прости того, кто причинил тебе боль, его разум помрачила дурная весть. Он не думал тогда ни о договорах, ни о чести. Я сожалею. Мы сожалеем.

Паола молча дернула плечами. В носу защипало. Извинения — это, наверное, хорошо?

— Ты ответишь на наши вопросы?

— Где Гидеон?

— Мы с тобой говорим сейчас, не с ним.

От мертвящей тишины заворочался в животе ледяной ком. Что ей делать? Как будет правильно?

— Я должна отвечать? — Почему-то Паола спросила это у мага.

— Тебе решать, — ответил тот. Старик прикрыл глаза; третий, рыжебородый, напоминающий Альдерика, разглядывал крылатую деву с откровенным любопытством.

Всевышний, надоумь!

— Я буду отвечать, — осторожно сказала Паола, — если вы не станете спрашивать лишнего.

Рыжебородый насмешливо хмыкнул.

— Надеюсь, просьба описать напавших на вас демонов не покажется тебе нескромной. — Голос мага, или нет, не голос, интонации, тоже напоминали Ольрика. — Рыцарь сказал, вы с ними дрались. Пожалуйста, расскажи как только можешь подробно.

Паола кивнула. Обхватила себя руками, унимая внезапную дрожь. Почему-то первым вспомнился запах — странный, чуждый лесу запах, предупредивший их о приближении врага. С запаха она и начала. Рассказывала медленно, стараясь припомнить каждую мелочь. Отчаянно понимая, как мало успела заметить. Помнились все больше и правда мелочи, вряд ли важные. Кожистые крылья, леденящий страх, огонь. Смрад паленых листьев и горящей плоти. Собственный крик, странно помогающий не бояться. Горцы слушали молча.

Потом ее расспрашивали о беженцах. О том, кто и как был ранен, что говорили об убитых. Паола говорила и говорила. Она уже не гадала, верят ли ей, где Гидеон, какая участь их ждет. Война догнала снова, вырвалась на поверхность из глубины памяти и мыслей, захватила подзабытым было ужасом. Паола дрожала, рассказывая, и только одного ей сейчас хотелось — объяснить этим привыкшим к миру горцам, насколько страшный враг объявился вдруг на зеленых землях Невендаара. Пусть представят, что начнется в их горах, если и сюда доберется!

И ей казалось, что у нее получается.

От вопроса о ранах вспомнился рассказ Линуаль, а следом — Хетта. Говорить о Хетте Паола не смогла, заплакала. Кажется, горцы поняли. Рыжебородый подошел, помялся рядом, протянул фляжку: