Книга 22 июня. Никакой "внезапности" не было! Как Сталин пропустил удар - Андрей М. Мелехов

Старший лейтенант Сахненко рассказывает, что после известного Заявления ТАСС, опубликованного в СССР 14 июня 1941 года, к ним в часть из самой Москвы приехал лектор-международник. «Своей лекцией для офицеров, – вспоминает командир батареи, – он убедил заместителя командира полка по политической части подполковника Островского в том, что непосредственой угрозы войны нет, и убедил, видимо, в такой степени, что тот, вернувшись в расположение части (видимо, лекцию читали офицерам сразу нескольких частей – с целью большего «охвата». – Прим. авт.), приказал снять наиболее острые антифашистские лозунги и карикатуры.

– Снять, снять, снять. Рано пока (!)… Снять, снять.

Я в это время дежурил по полку и, сопровождая подполковника по лагерю, отлично запомнил его указания… Его указания снять лишнее (!)… пока (!) лишнее, нас успокаивало и как бы снимало психологическую напряженность. А указания командира дивизиона о повышении готовности мы воспринимали как должное…» (там же, с. 332). Поразительные факты! Несмотря на то, что уголовную ответственность за антигерманскую пропаганду в СССР пока никто официально не отменял, накануне войны расположение советского артполка стараниями очередного политрука было буквально увешано антифашистскими плакатами и карикатурами на Гитлера – Геринга – Геббельса! То-то офицеры помоложе требуют выдвигаться к границе, а солдаты просят быстрее подвезти снаряды! Все дело в том, что, получив (как и замполит Юрия Никулина в начале апреля 1941 года) соответствующие указания от политического руководства РККА, подполковник Островский отработал новую задачу «по полной» – да так, что 20 июня «угрюмый» генерал из штаба округа был вынужден опровергать слухи о том, что Гитлер начнет войну в воскресенье (!), разрешил командирам посетить семьи (прямо как в описанных Петровым событиях на Украине!) и… приказал сдать прицелы орудий «для проверки» в Ригу… Впрочем, командир полка это распоряжение проигнорировал – и, разумеется, правильно сделал.

Похожую историю, случившуюся в последние предвоенные дни, рассказывает и флотоводец адмирал Н.Г. Кузнецов: «Выехала на Черное море и группа работников Главного управления политпропаганды во главе с бригадным комиссаром И.И. Азаровым. Он получил инструкцию говорить политработникам прямо: на случай нападения Германии приводится в готовность оружие. Впоследствии И.И. Азаров рассказывал мне, в каком сложном положении он оказался. Выступая перед личным составом крейсера «Красный Кавказ», он говорил о возможности конфликта с гитлеровской Германией и призывал людей быть бдительными» («Накануне», с. 294). Напомню, что со своими призывами к бдительности бригадный комиссар взывал к морякам во время совместных учений Черноморского флота с войсками Одесского округа, в ходе которых отрабатывалась высадка указанных войск (9-го стрелкового корпуса Батова) в Румынии.

«А через два дня, – продолжает Кузнецов свой рассказ о злоключениях комиссара, – на корабле приняли сообщение ТАСС от 14 июня, категорически отвергавшее слухи о возможности войны, объявлявшее их провокационными. К Азарову обратился командир «Красного Кавказа» А.М. Гущин с просьбой выступить перед людьми и разъяснить, чему же верить (!)» (там же, с. 294). Как говорится – «попал»! Ответственный посланец флотского политупра, как и приказано, «нагнетает», готовит людей к скорой войне, а тут – «как серпом по ноге»: ТАСС (то есть И.В. Сталин) возьми да объяви, что его призывы – «провокация»! И деться-то некуда: с корабля в воду не спрыгнешь, в каюте не запрешься – труды Маркса – Ленина – Сталина штудировать. Да еще и капитан слишком умным оказался: не захотел брать на себя ответственность и «разъяснять» лихие развороты советской внешней политики! В общем, пришлось комиссару в кои-то веки подставлять любимое место организма и играть в «русскую рулетку», пытаясь угадать истинные намерения Хозяина…

Вот что по поводу этой непростой ситуации написал сам И.И. Азаров: «Выполняя указания Рогова, я добивался, чтобы политработники разъясняли бойцам и командирам напряженность обстановки, добивались повышения бдительности и боевой готовности» («Осажденная Одесса», с. 8). Иначе говоря, получив соответствующий инструктаж, бригадный комиссар добросовестно науськивал советских моряков на Германию и прочих румынов. Но тут… «Учения были в полном разгаре, – делится замполит, – когда мы услышали сообщение ТАСС от 14 июня, которое обескуражило нас… Официально было заявлено, что слухи о возможной агрессии Германии являются делом враждебных Советскому Союзу и Германии сил… Это ставило нас (агитаторов-пропагандистов. – Прим. авт.) в нелегкое положение… В самом деле, всего несколько дней назад в Москве, перед нашим отъездом в Севастополь, Рогов, являвшийся членом Центрального Комитета партии, требовал от нас, от политорганов флота, усилить в устной пропаганде разоблачение агрессивных действий германского фашизма, ориентировать личный состав флота на повышение бдительности и боевой готовности. И вдруг – совершенно противоположная ориентировка» (там же, с. 9). «У моряков, – вспоминает тот страшный момент будущий вице-адмирал, – возникло много вопросов. Уклониться от выступления было невозможно» (там же). Поняв, что соратнику по комиссарскому делу предстоит сделать по-настоящему «расстрельный» выбор, ему сочувствует главный замполит эскадры В.И. Семин: «Нелегко вам, Илья Иваныч…» Интересен пафос (нам его, по счастью, трудно понять), с которым «Иваныч» описывает свой «подвиг»: «Призывно заиграл горн, разнося через репродукторы сигнал большого сбора. У меня тревожно сжалось сердце (и другие органы)… Моряки собрались на просторной палубе. Лица сосредоточены, напряжены. В глазах моряков был немой вопрос: что теперь скажет (будет врать) бригадный комиссар?» (там же). Я могу понять этих самых моряков: ведь, по признанию Азарова, «всего два дня назад» он докладывал им об «агрессивных действиях германского фашизма» и о том, как этому страшному хищнику они будут в ближайшем будущем ломать рога. А тут – засада! Тем же людям надо что-то говорить, а что говорить – Бог его знает… «Угадаю или не угадаю?..» – все больше сжимался чуткий орган замполита с неуклонным приближением рокового момента…

И что бы вы думали: угадал! «Азаров, – свидетельствует адмирал Кузнецов, – решил от своей позиции не отступать. Он ответил командирам и матросам, что сообщение ТАСС носит дипломатический характер и направлено к тому, чтобы оттянуть столкновение, выиграть время для подготовки (!). «А наше дело – военных людей – быть всегда начеку» («Накануне», с. 294). По собственному признанию Азарова, его спасла вера в неизменность агрессивных планов начальства: «Внутренне был убежден, что за короткое время, которое прошло с момента отъезда из Москвы, не могла в корне измениться обстановка. Ведь если бы что-то изменилось, Рогов обязательно дал бы знать. Он не дал – значит, в силе прежние указания… Не носит ли это (заявление ТАСС) дипломатический характер, чтобы оттянуть столкновение, выиграть время?» («Осажденная Одесса», с. 10). Куда там Геббельсу! Вот они – асы политического словоблудия! Читатель, познакомьтесь с еще одним термином советского «новояза»: получается, что слово «дипломатический» в те незабвенные времена означало «брехню по уважительной причине». Но все получилось как нельзя лучше: «Команда корабля, – одобряет Н.Г. Кузнецов сообразительность краснофлотцев, – отнеслась к его заявлению понимающе и сочувственно» (там же). Моряки, у которых, по словам Азарова, при его словах «лихорадочно заблестели глаза», тут же поняли, о каком «оттягивании» и о какой «подготовке» идет речь: вон их сколько кругом, транспортов с пехотой! Все море заблевала, «царица полей»!