Книга Инквизитор и нимфа - Юлия Зонис

Выбравшись из тепловатой воды, Марк сразу нацепил рубашку. Сделав пару шагов, он наступил на шишку, пожалел об оставленных на том берегу ботинках и стал осторожнее выбирать дорогу. Дым пока не ел глаза. Почти прозрачными облаками дым стоял между красными стволами прибрежных сосен. Его просвечивали косые солнечные лучи. Это было почти красиво. Красиво и смертельно.

Итак, он на другом берегу. Что дальше? Мальчишка либо уже задохнулся, либо сгорел, либо жив, но выбраться к реке не может. Понадеемся на последнее. Марк присел на корточки, набрал полную горсть желтой и колкой хвои. Он не был ни лесовиком, ни следопытом. Он и в настоящем лесу-то был всего три раза: в канадском Алгонкине, еще с отцом, потом с Лаури и Флореаном в душных бразильских тропиках и с университетскими друзьями, когда они ходили на байдарках в Бафе. Марк прислушался. Вдалеке, но все приближаясь, слышались треск и низкий зловещий гул. Землянин закрыл глаза и вслушался не слухом. Гибнущие жизни деревьев, мечущиеся маленькие жизни… не то, не то. Смотри на сцену сверху. Да, но как? Это вам не каток на знакомой до каждого булыжника площади. Как спроецировать абсолютно незнакомый лес? Будь у него хотя бы карта… Марк потянулся к запястью и сообразил, что оставил комм в палатке. Кретин! Он и сам теперь не выберется, если придется заходить вглубь. Подняв глаза в подернутое черной дымкой небо, Марк увидел парящий крестообразный силуэт, полукруг крыльев… Ястреб. Откуда здесь взяться ястребу? Марк не замечал до этого крупных хищников. На юге обитали летучие ящеры наподобие птеродактилей, а в здешнем небе самые опасные летуны были не больше земной пустельги, самые крупные — белые болотные цапли. Должно быть, пожар выгнал ястреба из самого сердца леса. Должно быть, огонь сожрал его гнездо, и осиротевшая птица кружила над разоренным домом… Что ж. Ястреб не смог спасти собственных птенцов, пусть спасет хотя бы человеческого детеныша. Марк лег на спину и, поймав взглядом летящий силуэт, потянулся вверх…

Он совершенно не был уверен, что из этого что-то выйдет — а потому контакт чуть не порвался, когда лес прыгнул вниз и река разлеглась горящей на солнце лентой.

Он видел как человек и как ястреб: желтизна тянущихся к небу, будто стремящихся оторваться от полыхающей земли сосновых верхушек — и стремительный бег мелких зверьков у их корней. Рыжие плети огня и мерцание расслоившегося воздуха. Горячие вертикальные потоки, распирающие его крылья, заставляющие взмывать выше, еще выше, туда, откуда лес в петле реки кажется блюдом… Марк сложил крылья и ринулся вниз, пропахал дымное облако, едва не задев ветки на макушках деревьев, и, снова расправив крылья, поплыл вверх… И тут он наконец увидел. Там, где огонь карабкался по стволам, и тлела хвоя, и пламя перескакивало с куста на куст, с ветки на ветку, бежал мальчик. Огненная полоса отсекла его от реки, и он что было сил мчался к югу. Над головой его со ствола на ствол парили летяги, прыгали мелкие белкоподобные твари, а в стороне щетинились иглами спины ящеров-дикобразов. Звери спешили, но пламя бежало быстрее. Вот объятый огнем ствол затрещал и рухнул, отсекая дорогу дикобразам. Выбил из себя новые искры, рассыпал тлеющие сучки… Ветер усиливался. Ветер мерно дул к югу, раздувая пожар, снося Марка-ястреба с курса.

— Нарайя! — заорал Марк, и ястреб, раскрыв клюв, крикнул резко и недовольно.

Бегущий замер. Он завертел головой, оглядываясь по сторонам, но по сторонам были лишь горящая хвоя, дым, треск, запах гари… Да что же ты застыл, недоумок! Беги!

Марк отпустил ястреба и ринулся вниз, упал камнем в клубящееся огненное месиво. И пламя распахнулось, пропуская его…

Он слышал от сильных ридеров, как это бывает. Все было совсем не так.

За порогом пещеры бушевала гроза. От ударов грома тряслись скалы, ветер завывал в расщелинах камня. Сквозняк задувал скудное пламя очага, прижимал к чихающим пеплом углям. Дым стлался под сводом пещеры. В дыму шевелилось что-то страшное, что-то каталось за порогом, стучало, просилось войти. Ливень рушился там сплошной стеной, и в ливне шагал страх. Утабе ушел на охоту, утабе не вернется. Его съела гроза. Скуля, мальчик ткнулся головой в мягкое, но жесткие руки перехватили его, подняли. Закопченный потолок приблизился. На лицо упала прядь волос, волосы пахли домом.

Жесткие руки пронесли его через пещеру и выставили на дождь. Ледяные капли ужалили кожу. Мальчик задрожал. Тьма и ливень, и холод, и руки не пускают. Он забарахтался, и тогда голос утаме сказал в его сердце:

— Смотри.

Он не хотел смотреть. Он уткнулся в пахнущее дымом и домом плечо. Тогда жесткие руки взяли его за подбородок, развернули лицом к бушующей ночи.

— Смотри и не бойся.

Небесный огонь падал белыми зигзагами, бичуя вздрагивающую от страха землю.

— Смотри. Это говорит секен. Ты вырастешь и станешь понимать его слова.

От уверенности в этом голосе страх пропал. Сжался и уполз в норку. Засмеявшись от радости, мальчик потянулся вперед, и его рука сомкнулась на белом полотнище молнии. Голос в сердце тоже рассмеялся и ликующе сказал:

— Твое имя будет Нарайя — Небесный Свет, что приходит в грозу.

Мальчик хохотал, сжимая в кулачке белую молнию, и молния говорила на его языке.

Они неслись сквозь огонь. Марк швырнул мальчишку прямо в полосу горящего леса, туда, куда не сунулась бы ни одна разумная тварь. В этом была гибель, и было спасение. Легкие разрывались, глаза промывались слезами — и вновь все заволакивал дым. Под ногами и вокруг что-то трещало — или это трещала лопающаяся кожа на пятках и скрутившиеся от жара волосы. Кругом гудело, хохотало, завывало, по рукам, закрывшим лицо, стегали ветки. Р-раз — рвануло бок, распороло сучком. Два — нога провалилась в яму, выдернуть ногу, бежать, бежать, не останавливаться. Три — грудью вперед, на ощерившиеся зубья бурелома, пробиться, бежать дальше. Сердце колотилось в глотке, колоколом гудела голова, и воздуха не оставалось — только нестерпимый жар.

Бежать.

Не останавливаться. Бежать.

Марк не оглядывался, но знал, что там, за спиной, оплывает от жара прозрачный короб супермаркета. Превращается в липкую черную лужу все то, что было жизнью Марка. Следовало развернуться и спасти, следовало кого-то спасти там, за крутящейся дверью. Марк вырывался, но жестокая рука тянула прочь. Мальчик глядел вверх, чтобы узнать, кто уводит его все дальше от Миррен и папы, и видел лишь дымное небо и пляшущий по веткам огонь.

Он не сразу сообразил, что его трясут за плечи. Он бы долго еще всматривался в собственные лихорадочно расширенные глаза, где зрачки затопили всю радужку — но небо нехотя перевернулось, и все встало на свое место.

Марк лежал на спине. Над ним распростерлась голубизна, испятнанная черными клубами. Кто-то тормошил его, не желая оставить в покое. Марк оторвал взгляд от неба и равнодушно уставился на закопченную физиономию туземного мальчишки. Абориген ощерился и потянул землянина по скользкой хвое. Шишка впилась в бок. Надо было вставать и бежать к реке, пока на прибрежные заросли не накинулось пламя. Но Марку было все равно. Ему все было безразлично, и хотелось только лежать, уставившись в сине-черное пространство над головой. Мальчишка шевелил губами и даже, кажется, кричал. Еще вечность под тревожащим небом, и Марк наконец услышал, что выкрикивает маленький туземец. Тот повторял одно слово: «Утабе».