Книга Книга легиона - Наль Подольский

— Это вам.

И не дав ему снова захватить инициативу, без паузы продолжила:

— Вы говорите интересные вещи, хотя я не все поняла. И главное, не совсем ясно, какую роль в этом может сыграть Легион?

Оглядевшись по сторонам с хитрой, чуть вороватой, и одновременно благостной улыбкой, Философьев приложил кончик пальца к губам:

— Сия тайна велика есть.

— И все-таки?

— Еще не настало время, — он интимно понизил голос, — это самое сокровенное, и мы ведь пока недостаточно знаем друг друга. — Он бесцеремонно и плотно положил ладонь на левую грудь Марго. Убедившись, что она не склонна к резким движениям, он добавил: — Для начала скажу: Легион — Сын Человеческий. Истинный Сын Человеческий, и истинное дитя Вселенского Поля Животворящего.

Марго не пыталась стряхнуть его руку. Ощущать ее не было неприятно, даже при том, что большим пальцем он осторожно старался прощупать сосок, но особого удовольствия она не испытывала. Что же, не противно — уже полдела, пришла в голову неожиданная и, по ее меркам, циничная мысль. Она вспомнила предупреждение его бывшей сожительницы, насколько он хитер. Ведь надо же, через пять минут общения изловчился обозначить хамскую цену своей информации и при этом обойтись без скандала. Ведь если бы просто заявил: «Сперва вам придется со мной переспать», то схлопотал бы увесистую затрещину, даром что официальный сумасшедший.

— Ладно. Попробуем узнать друг друга получше. — Своей ладонью Марго накрыла его руку и прижала ее плотно к себе, подтверждая заключение сделки, и только после этого отстранилась. По ее представлениям об этике человеческих отношений подобную договоренность следовало предварительно согласовать с Платоном, но она не сомневалась, он, не задумываясь, скажет: «Валяй». Ну и черт с ним. Назвался груздем, полезай в кузов, уныло подумала она. Куда денешься… Стоп. А где же он думает это сделать? Значит, хочет отсюда сбежать? И чтобы она организовала побег? Действительно, куда как хитер! Конечно, она согласится. Тем более что в этом даже не будет состава преступления.

Философьев словно читал ее мысли:

— Ты наверняка понимаешь, — он перешел непринужденно на «ты» и заговорил уже совсем свойским тоном, — что в преддверии грядущих событий мне находиться здесь неуместно.

— И что ты предлагаешь? — нарочито рассеянно спросила Марго.

— Люди часто думают: вот это сложно, а вон то просто. А на деле оказывается наоборот: это просто, а то — сложно.

— Не поняла.

— Все думают, из дурика трудно выбраться. А это пустяк. Трудно сразу же не попасть обратно.

— А, вот ты о чем, — небрежно махнула рукой Марго. — Это я беру на себя.

В следующий «впускной» день Платон принес в портфеле цивильную одежду для поэта. Тот переоделся в уборной и покинул больницу через проходную, держа Платона под руку и оживленно с ним болтая. Марго наблюдала эту сцену, ошиваясь около вахтерши, чтобы в случае чего ее отвлечь. Но все и так прошло гладко.

Они с Платоном решили содержать поэта в явочной квартире в «логове», причем, по крайней мере, первые несколько суток около него должен находиться неотлучно кто-нибудь из них двоих. Против ожиданий такая опека не вызвала протеста со стороны пленника; он требовал только, чтобы вечерняя и ночная «смены» были закреплены за Марго.

Заниматься любовью с ним оказалось приятно и неутомительно. В постели он был нетребователен и кроток. Осознав себя вполне шлюхой, Марго совершенно успокоилась. С Платоном она по-деловому договорилась, что, в угоду ее провинциальной старомодности, они прекратят спать вместе, пока поэт не будет водворен снова в психушку. Трудно давалось Марго только одно: переносить непрерывный поток болтовни, разумной по форме и бессмысленной по содержанию. Часть этого нелегкого бремени взял на себя Платон. Марго была просто не в состоянии анализировать на ходу бредятину, которую нес Философьев, и Платон с завидным терпением часами прослушивал диктофонные записи.

Марго перестала расспрашивать поэта о Легионе, ибо любой прямой вопрос будил в нем шизофреническую подозрительность и он тотчас замыкался. Она предпочла положиться на его природную болтливость и не ошиблась. Сначала он стал делать туманные намеки, упоминая вскользь Легиона и провоцируя Марго на расспросы, а столкнувшись с полным отсутствием интереса с ее стороны, принялся проповедовать о божественной сущности Легиона, стараясь обратить Марго в свою веру. Она изображала строптивую, настроенную скептически, но не вовсе безнадежную ученицу, тем самым стимулируя его разговорчивость.

Марго ничего не понимала в религиозных делах, все, что касалось верований, было для нее заведомой чепухой, но она допускала, что многие люди могут искренне заблуждаться, с той или иной степенью логичности выстраивая в уме веру в несуществующее. Но то, что творилось в голове у Философьева, ставило ее в тупик. Никакой логики в его декларациях не было, и в ответ на любые вопросы по этому поводу он высокомерно кривился и снисходительно повторял одно и то же объяснение: истинная вера не нуждается в логике, она намного выше ее. При каждом удобном случае он цитировал Неистового Тертуллиана: «Верую, ибо это абсурдно», так что Марго, в конце концов, возненавидела этого, существовавшего в незапамятные времена, религиозного фанатика. Ее разум никак не хотел принимать всерьез болтовню Философьева, она была бы просто счастлива счесть все это плодом его больной фантазии, но не могла себе этого позволить, ибо проклятые самоубийства продолжались с неумолимой методичностью. И, увы, она ни на минуту не забывала, что в бреду других неудачливых самоубийц тоже присутствовало это, ставшее привычным и, порой, вызывающее у нее омерзение, слово «Легион».

Несмотря на многословие, обилие посторонних выдумок и бессмыслиц и вообще изрядную путаницу в голове Философьева, Марго совместно с Платоном постепенно удалось воссоздать приблизительную модель его вероучения. Оно гласило, что истинный Мессия и есть Легион. Он — богочеловек, Сын человеческий и одновременно — Бог-сын, но не Бога-отца, а Вселенского Поля Животворящего. Иисусу Христу, в зависимости от настроения, поэт отводил разные роли. Вариант первый: Христос — просто святой, один из пророков, чье явление было генеральной репетицией пришествия Легиона. Вариант второй: Христос был предварительным, опять же, по выражению поэта — репетиционным воплощением Легиона. И, наконец, третий: Христос — лжемессия, самозванец. Независимо ни от чего люди сейчас не могут уже поклоняться бородатому персонажу в сандалиях. Вселенная стремительно расширяется и развивается, и Бог, будучи Информационной сущностью Вселенной, развивается тоже. Человек, создавший искусственный интеллект, вышедший в космос, превзошедший науки, нуждается в покровительстве Бога современности, совместимого с компьютерной реальностью и генной инженерией. Этот Бог — Легион, Бог дерзновенных, Бог человекобогов, Бог превзошедших и знающих.

Положение самого Философьева следующее: он возлюбленный, первозванный апостол Легиона. Недаром же имя его — Петр, и ему суждено стать краеугольным камнем новой церкви, Церкви Легиона. Как возник Легион? Это божественная тайна. Сначала он был человеком, но давно уже стал Богом. Как поэт с ним общается? Легион иногда по своей божественной воле входит в его сознание, очищает его душу и просвещает разум. Истинный Бог сам посещает человека, и для этого нет нужды часами простаивать на коленях перед иконами. Но в силу своего особого положения он, поэт Философьев, может и по собственной воле призывать Легиона и даже задавать ему вопросы.