Книга Потому что - Даниэль Глаттауэр

Тогда я пригласил двух дежурных охранников на чашку кофе. Я понимал, что делать этого не следует, однако ничего иного мне не оставалось, одиночество стало мне невыносимо. Полицейские вели себя смиренно. Они принесли с собой всю вечернюю прессу и теперь очень гордились возможностью потыкать меня носом в газетные заголовки. Я отбивался. Но они настаивали и в конце концов вынудили меня принять эти трофеи.

Я был для них сегодня героем. Большим, чем актер, только что получивший «Оскар», или политический лидер — посредник в деле урегулирования ближневосточного конфликта. Потому что и тот, и другой уступили мне сегодня место на первых газетных полосах, украшенных моими фотографиями, вдвое большими, чем прочие. И шрифт заголовков с моим именем был в два раза крупнее.

«Фурор на заседании суда!» — возвещала «Анцайгер». «Прокурор склоняет присяжных осудить убийцу». Подпись под фотографией гласила: «Ищейка против зайца: Зигфрид Реле и Ян Хайгерер». «Таг актуэль» выразилась еще изящнее: «Первый день процесса года. Позор прокурору: жидкий суп, жесткие слова. Подсудимый два раза терял сознание».

«Абендпост» проявила объективность, какой и следовало ожидать от нашего ведущего бульварного издания. «Опытные юристы согласятся с нами: убийцы выглядят по-другому» — таков был заголовок, под которым шел текст, набранный жирным шрифтом: «Вид Яна Хайгерера оставляет тяжелое впечатление. После нескольких месяцев на сухарях и чае он похож на скелет. Однако приветливая улыбка не сошла с его лица. Симпатии всех на стороне Хайгерера. Его неуклюжий защитник также вызывает сочувствие. Первый день слушаний отмечен злобными выпадами прокурора против обвиняемого и СМИ. Отсутствие мотива преступления нисколько не смущает Зигфрида Реле. Оставайтесь с нами. „Сегодня мой друг Ян Хайгерер нарушит молчание“, — сообщает близко знающая подсудимого репортер Мона Мидлански специально для наших читателей».

«Процесс года: анализ, комментарии, снимки. Страницы 3–10».

«Серьезная» «Культурвельт» просто шокировала меня, вынеся крайне сомнительное высказывание моего адвоката в заголовок: «Хайгерер — хороший человек». Подзаголовок: «Вступительная речь адвоката поразила всех искренностью. Обвинение в убийстве, выдвигаемое против известного журналиста „Культурвельт“, сомнительно», — это, вероятно, написано под диктовку Гвидо Денка. «Читайте на странице 7: Человек, которому сочувствуют. Психологический портрет улыбчивого мечтателя. Ян Хайгерер, каким его знают коллеги».

Под конец этого тягостного обзора тюремщики попросили меня оставить им автографы на газетных страницах. Чувствуя себя достаточно наказанным своим собственным цинизмом, я подписал весь этот позор. Улыбка не сходила с моего лица, а банановое пюре подступило к горлу. Я сглотнул. Повторюсь последний раз: седьмое марта был удачный день. Я знал это с самого начала.

Ночью я видел кошмарные сны о Хелене. Утром мне хотелось кричать: я боялся обмануться в ней и одновременно опасался ее предательства. Мутный свет лампочки заставил меня подняться с постели. Выблевав банановое пюре в раковину, я ощутил облегчение и принялся набивать снова только что опорожненный желудок. У меня оставалось два часа, чтобы привести себя в приличный вид. Я начал с тридцати отжиманий.

Наверное, мне удалось оттолкнуться от пола не больше тринадцати раз, прежде чем руки отказались работать. Затем я углубился в изучение инструкций всех имеющихся у меня лекарственных препаратов и принял максимально допустимую дозу каждого. После чего снова принялся за бананы. Теперь я мог бы претендовать на титул чемпиона мира по их глотанию. Оставалось научиться удерживать бананы в желудке. Вероятно, это только после следующего убийства. Шутка. Рассмеявшись, я посмотрел на себя в зеркало. Знал, что запустил себя за последние несколько недель, но все-таки не ожидал увидеть там Кейта Ричардса.

В шесть утра я позвал «дворецкого» и попросил его сделать мне прическу. Он нашел мою шутку довольно удачной для обвиняемого в убийстве на второй день судебных слушаний. Напомнив, что я никогда ничего не клянчил, я убедил его в том, что ни в чем не нуждаюсь сейчас так, как в аккуратной короткой стрижке.

— Как хотите, — пожал плечами он. — Я принесу ножницы.

За завтраком я заставил себя проглотить три подсушенных ломтика хлеба. Яйца и масло выбросил, однако оставил на подносе скорлупу и пустую обертку, чтобы обмануть тюремного врача. Тщательно выбрился и во время чистки зубов долго держал во рту пасту.

В одном из нераспечатанных пакетов из тюремной прачечной я нашел черный костюм. Не знаю, был ли он мой или попал сюда по ошибке, но он оказался мне впору. Правда, штаны застегивались только на бедрах, но подобный стиль лишь года два назад вышел из моды.

Я поддел под пиджак черную футболку и решился снова подойти к зеркалу. На сей раз я остался доволен: вместо Кейта Ричардса на меня смотрел Ник Кейв.

Для тюремного врача этого оказалось достаточно.

— Сегодня вы мне нравитесь, — сказал он, увидев меня.

Я улыбнулся.

— Берегите себя, — напутствовал он меня, убийцу. — Если вы опять потеряете сознание, я получу нагоняй.

В половине девятого за мной зашли охранники. Тепло поздоровавшись, они осторожно надели на меня наручники и повели, словно по кругу почета, по коридорам тюрьмы. Попадавшиеся нам навстречу полицейские приветствовали их, как рыбаков, вытащивших на сушу самую большую рыбу. Мои провожатые не скрывали гордости. Карнавал давно закончился — какие еще развлечения оставались им теперь в этой стране? Пара-другая снежных лавин, грабежей или заварушек на автотрассе. И все? Поэтому-то они и радовались, что у них есть я и мое преступление.

— Как ваши дела? — поинтересовался тот, который еще ждал снега в этом году.

— Спасибо, пока жив, — ответил я, мысленно добавив: «К сожалению».

— Сегодня выдержите? — раздался голос другого.

— Как там, на улице? — в свою очередь спросил его я, делая вид, будто не расслышал его вопроса.

— Холодно, — произнес один из охранников.

— Вероятно, выпадет снег, — добавил его товарищ.

Это был тот, который раньше полагал обратное.

— Значит, хорошо, что мы здесь, а не там, — заметил я и рассмеялся, как Джек Николсон в «Сиянии». По крайней мере, в одной сцене. Оба охранника тоже расхохотались. Вероятно, они не видели этого фильма.

— Вы знаете, о чем я хочу спросить вас в первую очередь, господин Хайгерер? — начала Аннелизе Штелльмайер.

Мне нравился ее голос, ее благородное спокойствие и симметричная шапка волос, напоминающая серебристо-серый тюрбан.

Я сидел напротив нее, в середине небольшой площадки, за ней находилась так называемая свидетельская трибуна. Она представляла собой маленький пульт с микрофоном, на который было удобно опереться, когда у свидетеля возникала необходимость подумать.

Позади меня шепталась публика. Справа присяжные внимательно слушали судью. Я чувствовал их напряжение. Слева находился прокурор. Встретившись взглядами впервые за день, мы кивнули друг другу, почтительно опустив головы. Его вид меня разочаровал: он сбрил бороду. Вероятно, таким желала видеть его жена на страницах газет.