Книга Отель, портье и три ноги под кроватью - Яков Томский

– Теперь посчитай наличку. Я ухожу.

Я опускаю голову и начинаю выкладывать купюры на стол, одну за другой, пытаясь не отвлекаться. Обменивать мелкие купюры Серого Волка на сотенные – на самом деле, не моя работа. Если гость подходит, я должен прерваться, обслужить его, а затем начать считать снова.

– Сорок семь, сорок восемь, сорок девять…

– Как это ты не умеешь считать деньги? Держи их сложенными пополам и листай пальцем…

– Шестьдесят два, шестьдесят три, ЗАТКНИСЬ, шестьдесят четыре, шестьдесят пять…

Эта ежедневная маленькая операция с наличными – важный момент для любого посыльного или швейцара. Превосходный добытчик, настоящий виртуоз в борьбе за чаевые, вполне может заработать больше ста тысяч долларов в год, и все эти деньги – наличные, мелкими купюрами. Вы думаете, у него по всем углам квартиры рассованы мешки для мусора, набитые долларами и пятерками? Так что стодолларовая купюра – это веха, квинтэссенция существования. Их копят. Хотите ограбить посыльного? Следуйте за ним домой и найдите его стопку (ВНИМАНИЕ: я этого делать не советую. Посыльные – словно медведи гризли: если вы встанете между ними и их чаевыми, даже пятью долларами, они вцепятся вам в горло, заставят истечь кровью, посмеются над трупом, а затем пойдут напьются пива).

– 98, 99 и сотня.

– Отлично, – напевает Эл, постукивая пальцами.

Я протягиваю ему стольник, и Алан цыкает зубом:

– Посмотри, какая мятая, грустная купюра. Оставь ее для гостей. Есть поновее?

Вот оно. Фишка этих парней. Я выкладываю пять купюр – пусть выбирает. Видели бы вы его лицо, взволнованно смотрящее сквозь очки на сотенные, как второклассник – на пирожные в кондитерской.

– Вот моя сотенка. Серьезно, неужели не чувствуешь силу, исходящую от этой купюры? Знаешь, откуда берутся хрустящие стодолларовые купюры, малыш?

– Откуда?

– Их отрезают прямо от спины Бога.

– О господи.

– Я серьезно. Я запускаю руку в мешок с купюрами и вытаскиваю сотни только благодаря их силе. Я не пропущу сотенную в мешке с однодолларовыми купюрами, даже если мне глаза завязать.

– Вот, – заключаю я, – это чушь собачья.

– Уверен? Поспорим на деньги? – спрашивает Алан, победно глядя мне в глаза.

– Вот что мы сделаем, – говорю я, вынимая пять долларовых и пять сотенных бумажек из отельной кассы. – Ставлю двадцать долларов. Я завязываю тебе глаза, протягиваю по одной из каждой стопки, и ты говоришь мне, какого достоинства банкнота. Три из пяти, и моя двадцатка – твоя.

– Малыш согласен поиграть в стодолларовую загадку? Я только того и ждал. Но глаза мы завяжем не мне. Ставлю на Джея, швейцара.

Через пять минут Джей идет по извилистой тропинке, проложенной через море чемоданов и сумок, как в джунглях через высокую траву, и входит в подсобку. Серый Волк кладет купюры на стол. Я снял галстук и крепко держу его перед собой, как будто собираюсь задушить Джея.

– Вашу мать, в чем дело? Я теряю деньги тут с вами.

– Успокойся, Джей, ты заработаешь здесь, – говорит Алан успокаивающе.

Вставать между швейцаром и деньгами, которые он может заработать, так же опасно, как между гризли и его детенышами. А Джейсон – это альфа-самец; высокий, красивый, с крупным американским подбородком и страшный как черт.

Я медленно подхожу к нему с галстуком в руках:

– Полегче, здоровяк.

– Давай, Джей, садись в это кресло и слушай. Парнишка сейчас завяжет тебе глаза, понял? Затем в каждую руку тебе дадут по банкноте, один доллар и стольник. Выберешь стольник – выиграешь раунд. Три раунда из пяти, и мы делим двадцатку пополам.

– Ты прелесть, Волк. Вяжи меня, Томми. Это мы мигом.

– Малыш придумал это сам, – говорит Алан, по-отечески положив руку мне на плечо.

Я завязываю ему глаза галстуком, и мы начинаем первый раунд – произвольно вытягиваем купюры из каждой категории.

Смотрите на него сейчас, смотрите, как гризли, лишенный зрения, прибегает ко всем своим природным инстинктам. Посмотрите, как запрокидывается его голова и трепещут ноздри. Он берет одну из купюр в лапу и подносит к лицу, нюхает, морщит, водит по ней носом.

– Вот сотня.

– Что за черт? – кричу я. – Ты даже не пощупал вторую купюру.

– Эй, – говорит Джей, водя головой туда-сюда, как все люди с завязанными глазами, – она разговаривала со мной. Дальше.

Для второго раунда мы берем хрустящие бумажки. Обе срезаны с божественного зада, только долларовая – с зада какого-то заштатного божка.

О, гризли нравится эта задачка. Новизна банкноты почти приводит его в исступление. Он фыркает и трясет головой, хрустит обеими бумажками прямо под носом, разминает их, как листья салата. Замирает, как будто далеко в лесу хрустнула ветка, медленно опускает обе руки и роняет бумажку из правой на пол.

– Кирпич, – говорит он, снова поднося сотенную к носу и глубоко вдыхая.

– В самом деле? Может, вы меня водите за нос? Чушь собачья.

– Я тебе говорил, – утешает меня Алан. – Я говорил, что это можно сделать.

– Еще не конец. Третий раунд. Удачи тебе, Джейсон, ты жадная, любящая деньги горилла. Начали.

Для третьего раунда мы с Элом сминаем купюры. Мы скатываем их, ломаем, разравниваем и растираем, пока они не становятся совсем мягкими. Я закрываю глаза – обе на ощупь абсолютно одинаковы.

Гризли не нравится то, что ему вручают. Испорченность сотни, независимо от того, в какой руке она может оказаться, возмущает его. Но посмотрите, голова колеблется из стороны в сторону, он сбит со следа! Он обнюхивает каждую купюру, и каждый раз отказывается от запаха с недовольной усмешкой. Но вот его челюсть напрягается, и он начинает тереть поверхность купюр, одновременно скрести каждую подушечками пальцев. Он незыблем, как гора, и полностью сосредоточен в единении с Богом.

Джей начинает слепо выправлять одну из купюр, любовно втирая ее в колено. Это долларовая купюра, и я смотрю на Алана, покачивающего головой. Расправив, он кладет ее на стол, затем крепко сжимает в кулак вторую и вытягивает руки в воздух.

– Купюра долбаных БОГОВ! – ревет он.

Распахивается дверь в подсобку, и Келли Мэдисон, администратор рецепции, изучает ситуацию. Мы с Аланом в муках победы и поражения, Джей с завязанными моим форменным галстуком глазами и поднятыми вверх кулаками, будто давая знак о начале обряда жертвоприношения.

– Какого дьявола тут творится?! Там очередь у стойки регистрации, и на улице люди, которым нужны такси. Господи, вы оставили там своего коллегу одного? Ты: сними галстук с лица. Ты: надень галстук И ИДИ РЕГИСТРИРУЙ ЛЮДЕЙ, ТЕБЕ ЗА ЭТО ПЛАТЯТ! Что за дерьмо? ЧЕРТ БЫ ВАС ВСЕХ ПОБРАЛ!

Джей встает и стягивает галстук с лица. Он бросает взгляд на измятую сотню в ладони, убедившись в своей правоте, а затем пронзает Келли безумным взглядом. Она отступает.