Книга Потерпевшие претензий не имеют - Георгий Вайнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Очень интересная теория! – хмыкнул я.
– Уверяю вас. Я занимаю должность старшего инженера по комплектации и в голые, непроверенные теории не верю. – Он снова закашлялся, засопел, засунул окурок в кулек, раздавил в кулаке этот фильтр нашего газообмена и кинул в корзину. И тут же потащил из пачки следующую папиросу. Я понял, что если не остановлю его, то до обещанного раскрытия истины мы не доберемся никогда.
– Одну минутку, товарищ Абдраззаков! Вы обещали мне рассказать истинные обстоятельства драки, – пошел я на него, как жесткий стоппер на быстрого нападающего.
– Конечно, конечно! Все как было…
– Вы видели драку с самого начала?
– Нет, конечно нет! Я в комнате слушал по радио спортивный выпуск новостей, значит, это было начало двенадцатого. И вдруг я услышал с улицы, с шоссе, какие-то крики, а потом пронзительный женский визг…
Так, значит, «вся истина» Абдраззакова имеет сильный изъян. У нее нет начала.
– Я чисто рефлекторно вскочил и выбежал на лоджию… И все увидел…
– Все? – с сомнением посмотрел я на толстые стекла его очков.
– Практически все, насколько можно было рассмотреть в этой темноте. У меня сильная дальнозоркость, я вблизи вижу гораздо хуже…
Абдраззаков потянулся за своей пачкой, но я своевременно отодвинул ее дальше по столу.
– Что же вы рассмотрели вдали?
– Как он изготовился убить его… Это было ужасное зрелище. – Абдраззаков стал сворачивать новый фунтик.
– То есть вы хотите сказать, что видели, как Степанов сел в машину и поехал на толпу? – Я пересел поближе к Абдраззакову.
– Ни в коем случае! – удивился он. – Я не знаю, кто из них Степанов, не имею чести быть с ним знакомым. Но я видел, как кучка дерущихся развалилась и из нее выскочил на шоссе высокий парень. Этот участок дороги был хорошо освещен фарами стоящей неподалеку машины. «Победы», у меня когда-то была такая.
– И что сделал этот парень, выскочив на шоссе? Побежал, сел в машину?
– Нет, он стал в такую агрессивно-выжидательную позу… – Абдраззаков вскочил со стула и, растопырив руки и ноги, как атакующий краб, очень смешно изобразил стойку боевого самбо. – Тогда один из драчунов пошел на него, выставив перед собой длинный нож…
– Что-что-что? – поразился Уколов. – Какой нож? Вы ничего не путаете?
– Почему это я должен путать? – обиделся Абдраззаков. – Я тут не собираюсь интриговать, а рассказываю вам все, что видел вот этими самыми глазами. Он наставил на него нож…
– Извините меня, пожалуйста, – вмешался я. – Вы действительно рассказываете очень важные вещи. Поэтому мы должны быть уверены в их абсолютной точности. Вы можете наверняка утверждать, что, несмотря на темноту, отчетливо разглядели нож?
– Да я же вам сказал, что это место было освещено фарами, как в театре! Нож блестел, простите, как у Спарафучиле…
Простите, я не помню, как блестел нож у Спарафучиле, жестокого наемника несчастного Риголетто. Но свидетельство Абдраззакова застало меня врасплох. За все это время нож упоминался впервые.
– Так, один из драчунов наставил нож… – вернул я Абдраззакова к сюжету. – Что произошло дальше?
– Дальше? – задумался Абдраззаков, и тень смущения мелькнула на его багровом лице. – Я закричал: «Айшат, вставай, вставай! Звони в милицию, на шоссе ножами режутся!»
– А кто это Айшат? – полюбопытствовал я.
– Это моя супруга, она уже в кровати лежала… Я обернулся в комнату, кричу ей, а она мне говорит: «Пусть они хоть на клочки исполосуются, приличные люди ночью по дороге с ножами не ходят». Неумная ты женщина, сказал я ей и бросился к телефону. Пока номер набрал – занято, стал снова набирать, и тут с улицы услышал рев мотора и удар, такой характерный, как при наезде.
– А почему вы позже, когда милиция приехала, не вышли на улицу? – недовольно спросил Уколов. – Почему не рассказали, что видели?
Абдраззаков помолчал, помялся, с хрипом и перханьем закурил папиросу. Потом закашлялся и долго сплевывал в бумажный кулек мокроту, тяжелую, черную, как котельный уголь, пока сквозь дым и кашель донеслось до меня:
– Айшат, глупая женщина, не пустила… Сам отвечать будешь, сказала…
Разоблачение мифов – занятие весьма опасное. Ибо мифы чрезвычайно живучи, и, уже осознанные, разоблаченные, осмеянные, они вдруг начинают незримо руководить нашими поступками, волей, реальностью. Я всегда посмеивался над киношно-литературным главным Чудо-Делом, которое якобы занимает все время, помыслы и силы следователя, навсегда забросившего и забывшего остальные свои дела.
Но каждые год-два я вдруг со смущением и досадой обнаруживаю, что уже давно закручен, захвачен, втянут в водоворот событий именно такого расследования – миф оказывается жизнью, которая, не спрашивая моего согласия, распоряжается моими действиями по своему усмотрению.
Конечно, я не забыл и не забросил висящий на мне добрый десяток дел. Но мозг начинает искать лазейки – хитроумные, однако по возможности законные. Я охотно удовлетворяю ходатайство о повторной экспертизе по «строительному» делу. Беру отсрочку по браконьерам. Передаю в товарищеский суд драчунов из общежития. Приостанавливаю производство в связи с затянувшимся радикулитом у обвиняемого по делу о хищении молочной тары…
Как говорит моя теща – и так, и далее…
Я выгадываю время, чтобы заниматься Чудо-Делом!
Сейчас мне нужно время, чтобы разобраться со Степановым и ресторанными бойцами.
Нужна свободная голова.
Сейчас у меня нет желания и досуга посмеиваться над Чудо-Делами, захватывающими воображение следователя полностью.
Может быть, в жизни Чудо-Дело всегда имеет такой обыденный вид?
Может быть. Во всяком случае, на стоянку для отдыха автомобилистов я уже езжу каждый день, как на работу. Мне кажется, что я могу во сне или с закрытыми глазами начертить детальнейший план этого места не хуже заправского картографа. Я уверен, что естественная простота, приземленно-бытовая логичность разразившейся здесь драмы чересчур достоверны. У меня острое ощущение, что здесь правдоподобия на пару процентов больше, чем нужно для того, чтобы совершившиеся события оставались правдой. Я вообще не считаю, что правда проста. Проста убедительная ложь, поскольку вымысел – это искусство, это приведенные в логическую гармонию факты, вырванные из клокочущего хаоса случайностей нашей жизни.
И поэтому я собрал сюда целую рать помощников, которые были над ложью принятой пока версии и над моими неясными, интуитивными предубеждениями, над моими сомнениями и недоверием. Конечно, я пригласил их сюда на помощь моим подозрениям, но, если им удастся найти то, что я искал, они, как перст судьбы, станут свидетелями и добытчиками правды.