Книга Кошачьи - Акиф Пиринчи

Но есть и радостный побочный аспект у этой печальной истории. Чем больше я занимаюсь этими животными и больше узнаю о них, тем сильнее они восхищают меня. Все равно теперь, к чему мы придем в результате, я полагаю потом совершенно забросить исследования, вероятно, вообще больше не стану работать. Выведение этих тварей на строго научной базе было бы милым и прибыльным хобби. Чтобы быть честным: я уже тайно начал этим заниматься.

4 августа 1980 года

Три печальных послания в один день: теперь уже официальные. Сегодня утром на мой письменный стол легло письмо из «Фармарокса», в котором Гайбель сообщает мне, что средства на проект сокращены на треть. Конкретные последствия бессмысленного перелома: увольнение почти всех лаборанток и ассистента-биолога, сокращение жалованья, суровая экономия на подопытных животных и различных мелочах, недостаток которых добавит нам трудностей в работе. Эти крохоборы делают все в точности до наоборот. В напряженные часы, когда мы не продвигаемся вперед и, как никогда, нуждаемся в дополнительном финансировании, они сокращают бюджет. Вдобавок Грей подал заявление об увольнении. Я полагаю, он не хочет, чтобы его имя было связано с провалом, что, следует признать, указывает на высокую степень интеллекта.

Третья катастрофическая весть относительно безвредного происхождения. Ветеринарные ведомства дали разрешение нам проводить меньше опытов на животных, чем мы запросили. Чтобы сохранить без изменения число пока выданных разрешений, члены комиссии потребовали детального введения в курс экспериментов — это значит, они хотят видеть успехи. Что сказать на это? Если бы проект финансировался не «Фармароксом», а этими всезнайками. Я, конечно, могу полагать, кто скрывается за этим опасным хулиганством: Кнорр и его прихлебатели. Так как они не видят никакой другой возможности повредить моей работе, они прибегли к этому нечестному приему.

Два часа ночи. Во всем здании царит удушающая жара. Я снова пьян, и чувства притупились. Только что был в зверинце, ходил проведать моих пациентов и дать им воды. У всех ужасные шрамы. Очень жаль, что некоторые останутся калеками, но у нас не было выбора. Хуже всех дела у Клаудандуса, генетический код которого мы так и не смогли пока расшифровать. После бесчисленных экспериментов он выглядит как монстр. Он спит, но стонет во сне от боли. Если действительно должно существовать чудо, то я увековечу его имя. Я назову препарат «Клаудандус».

23 августа 1980 года

Сегодня я сделал это. Когда я, покинув лабораторию в три часа утра, шагал к своему автомобилю… не очень ровно под влиянием существенной дозы перебродившего виноградного сока… они бросились мне в глаза. Перед входной дверью почти каждого дома сидел один из этих эксцентричных творений и охранял свой участок. Так как это превосходные ночные звери, они выходят на улицу в середине ночи. Тогда город принадлежит им. Это нужно предусматривать. Они формально берут его в свои владения. Вдруг у меня возникло абсурдное подозрение: они чувствуют себя превосходно по сравнению с нами и ждут только подходящего момента, чтобы свергнуть нас. Мне вспомнилась история о поедающем мясо растении, которое принесли в дом как сеянец, холили и лелеяли, в один прекрасный день оно выросло и окрепло, потом проглотило всю семью целиком.

Я устало бродил по улицам, когда увидел парочку экземпляров, сидевших на садовой ограде. У них на мордах было философское выражение, словно они думали о бесконечности вселенной. Мысль воодушевила меня, и тут же вспомнился недостаток подопытных животных и постоянные неприятности с ветеринарными ведомствами. В том, что я сделал, я не чувствовал себя виноватым: не долго раздумывая, крепко схватил обоих философов, притащил в лабораторию и запер в клетке. Они зло сверкали на меня глазами. Совершенно ясно: они теперь больше не думали о бесконечности вселенной.

Теперь я мысленно спрашиваю воображаемого судью: преступник ли я, только потому, что я украл две жизни для эксперимента, от удачи которого могут зависеть жизни других животных? Негодяй ли я, потому что рискнул ради науки? Но судья в моей голове молчит. И это гораздо хуже, чем если бы он осудил меня. Потому что не молчание судьи, а жертва заставляет стынуть от ужаса кровь в моих жилах.

15 сентября 1980 года

Крысы покидают тонущий корабль. Сегодня с нами попрощался Цибольд. Под благовидным предлогом он благополучно смылся. Уволился во время прощальной беседы, которую мы вели в моем кабинете, этот человек говорил, как книга загадок. Но между тем я мастер по части разгадывания загадок и умею правильно толковать знаки и полуправду. Я чувствую, что каждый сотрудник имеет что-то против меня, они все только того и ждут, чтобы увидеть меня поверженным. Вероятно, неудача была запланирована с самого начала. Теперь я спрашиваю себя: почему Цибольд с такой готовностью покинул институт, чтобы присоединиться ко мне? Он же раньше никоим образом не выражал, что чувствует себя там некомфортно. Одного-единственного предложения оказалось достаточно для того, чтобы заполучить его в мою команду, как мне тогда казалось по моей наивности. Но я многому научился. Теперь я знаю: мой проект саботируется извне. Но все же довольно странно, что до сих пор одному мне удавалось добиться небольших успехов. Что ж, так суждено. Они хотят доконать меня.

Вероятно, мой телефон прослушивается. Но я не подам виду. Буду терпеливо ждать горького конца. Пусть они все покинут меня. Я могу обойтись и без них.

3.20

У меня подозрение, что даже Розалия с ними в сговоре. Если не по их наущению, то почему она день за днем подливает масла в огонь? Только для того, чтобы изнурить мои духовные силы и оторвать меня от работы. Поэтому я больше не вернусь домой. Так или иначе, это глупая привычка. Кроме того, я целыми ночами занят тем, что провожу опыты на животных.

29 сентября 1980 года

Сегодня в лаборатории произошло достойное фильма побоище. У Кнорра, Габриэля и у меня, — у всех фонари под глазами и ушибы. Я еще никогда не позволял себе распускать руки, но бесстыдство моих врагов даже Ганди привело бы в ярость.

Когда я в первой половине дня совершал рутинный обход по зданию, то застал врасплох доктора Габриэля, который демонстрировал предписания для опытов этому дураку Кнорру, появившемуся в лаборатории без предварительной договоренности, посвящал его, как я предполагаю, в наши тайны, и обхаживал со всех сторон, словно не я, а он был шефом этой лавочки. Как только я увидел обоих, доверительно шепчущихся друг с другом, терпение мое лопнуло. Я набросился на них и стал беспорядочно колошматить! Шпионы попытались защищаться, но я впал в неистовство и отдубасил их почем зря, пока нас не растащили подоспевшие ассистенты и лаборантки.

Это послужит им уроком. Я сыт по горло постоянным саботажем и твердо решил защищать лабораторию, если потребуется, ценой собственной крови!

17 октября 1980 года

На письменный и телефонный террор из Швейцарии я больше не реагирую. Деньги на содержание лаборатории давно уже урезали, и, кроме меня, в здании работают только биолог-ассистент и две лаборантки. Бесстыдное послание пришло сегодня. В новом году меня должен сменить Кнорр. Мое подозрение, что проект — жертва отвратительных интриг и тайных переговоров с институтом, полностью подтвердилось. Моей задачей лишь было вести основные исследования для «Фармарокса». Более ничего. Успех же должен был стяжать этот жуткий стервятник Кнорр. Они только не учли, что я намерен бороться. Если они придут, я встречу их с оружием. Тогда могут установить повсюду подслушивающие микрофоны и велеть разъезжать взад и вперед шпионам в черных лимузинах перед зданием, чтобы следить за тем, что я делаю.