Книга Детство Левы - Борис Минаев

— Этот, что ли? — Колупай ковырнул ножичек носком ботинка.

— Рукоятка лёгкая, раз! Лезвие кривое — два! Неострый — три! — и Колупай с трёх шагов (гад) вонзил свой клинок в ствол.

Вот у него был какой надо! Да ещё свежий, незатупленный…

— Вынь, — Колупай посмеиваясь кивнул на свой ножичек.

Рукоятки у таких ножей ведь нет. Уцепиться не за что. Я тянул его тянул — еле вытянул.

— Понял, как надо?

…Колупай отошёл на те же десять шагов и начал кидать свой ножичек в тополиную шкуру.

Тополь тупо вздрагивал от каждого удара. С него даже начали облетать прошлогодние серёжки.

Бамс. Бамс. Бамс.

— Учись, студент, пока я жив, — лениво сказал Колупай. И дал мне попробовать. Вот чем надо тренироваться!

Я взялся за трамвайный ножичек с опаской и восхищением. Сильная, конечно, вещь. Длинная узкая рыба. Маленькое хищное острие. Вес хороший. Чёрная гранёная сталь.

Я кинул. Колупаевский ножичек лениво воткнулся, подумал и рухнул вниз.

— Не умеешь… Смотри.

Он поднял его с земли, подбросил на ладони и с разворота изящно, несильно и точно послал в самую серединку ствола.

Да, взмах нужен. Привычка. Глазомер. Ощутить в ладони. Привыкнуть. Ну чему я могу научиться за один раз? Только так… Попробовать. Почувствовать.

Я кинул и промахнулся. Вздрогнул и застонал старый деревянный забор, который стоял прямо за деревом. Это было совсем ужасно. Тополь был в три — наших с Колупаем — обхвата. Промахнуться было трудно. Колупаевский ножик валялся возле забора и обиженно сверкал, замызганный пылью.

— Ты че, дурак? Не умеешь — не берись! Колупай легко замахнулся и всадил свой ножичек тополю прямо между двумя складками коры.

И опять солнце вышло из-за облачка. И обожгло. И тут вдруг со мной случился какой-то удар.

Я представил себе как мы, я и Колупаев, всаживаем ножички в старого больного человека. А он молчит. Терпит.

Я взял у Колупая его чёрный трамвайный ножичек и забросил на крышу трансформаторной будки. Оттуда достать его будет трудно. Даже мячи оттуда не возвращаются. Не то что ножички.

Колупаев сгреб меня в охапку и отвёл за угол.

— Двадцать пять матросских щелбанов, — деловито сообщил он мне. — Будешь орать, прибавлю штрафных.

Руки у Колупаева большие. Как у его отца, шофера. Оттяжка великая. Каждый щелбан как лёгкий нокаут. А ты молчи. Всё плывет перед глазами. А ты молчи, друг природы. Лоб болит страшно, слёзы хлещут сами без спроса, а ты молчи.

— Зачем ты это сделал? — спросил меня Колупаев, когда закончил свою страшную месть. — Ты больной? У тебя папа больной? Может, ты ещё хочешь?

— Он здесь стоял, — я обвёл руками наш двор. — Когда ещё ничего здесь не стояло. Здесь, может, коровы паслись. Здесь, может, огороды были с картошкой. А он уже стоял. Может, он ровесник Трехгорной мануфактуры. Может, он ровесник футбольного клуба «Спартак». Может…

Тут я прекратил свою речь, потому что вдруг понял, что Колупаев совершенно меня не слышит. Он смотрит на тополь.

Во взгляде Колупаева было неподдельное чувство. Восторга. Восхищения. И любви. Он совершенно забыл о своём ножике. Но от этого для меня не последовало ничего хорошего.

Мысль о том, что тополь — народное достояние нашего двора, совершенно потрясла Колупаева.

— Ты гад, гад! — кричал он. — Я тебе ещё матросских надаю! Это ты придумал тренироваться…

Он бежал за мной и махал руками. Но я почему-то его не боялся.

Я шёл домой, размышляя о том, что на тополь надо повесить табличку. Типа «охраняется государством».

Но табличку в тот раз мы так и не повесили. А зря.

Очень зря.

ШМЕЛИ И ПЧЁЛЫ

Городская природа — непонятная вещь. Особенно в Москве. Едешь, едешь там по какой-нибудь улице: пыль, гарь, дышать нечем.

Потом вышел из машины — пустырь. На пустыре лужа. В луже кузнечики — стрекозы — пиявки… Трава по пояс. Дальше вообще поле. Ящерицы, мыши. Змеи. Ходить страшно по земле. Полно живых существ. А вы говорите Москва.

Вот и наш двор отличался не только тем, что в нём рос почти столетний тополь.

Были в деревне? Там у каждого дома палисадники за заборчиком. Цветочки, подсолнухи, кусты смородины, левкои, астры, ну я там не знаю что ещё. Кто во что горазд. Какая бабушка покруче, у той вообще дикий виноград.

Так вот, в нашем дворе бабушки стали разводить под окнами такие же палисадники. Воздух им нужен душистый-ароматный. А что у людей аллергия на цветение луговых трав — это ладно. Это ничего.

Но об аллергии мы, конечно, пока не думали. Пока Колупая шмель не укусил. У Колупая вмиг пол-лица стало большим и красным — вот это аллергия называется. Он ревёт, мама его бежит, чтобы мазать Колупая совершенно бесполезной зелёнкой, моя мама что-то кричит ей из окна — типа, мол, надо пописать ему на лицо, верное народное средство. Я стою и думаю: а откуда тут вообще эти шмели, эти пчёлы, эти осы? Почему я всё время слышу это угрожающее жужжание?

И мы с Хромым поползли туда внутрь.

Все палисадники вокруг дома были уже обтянуты с некоторых пор такой гнусненькой тоненькой проволочкой. И прикручены к таким колышкам, к таким дощечкам, от которых ещё и занозить можно руку, если хочешь, а то и ногу.

Но мы влезли с Хромым. Решили посмотреть.

Расползлись в разные стороны, и я его из вида потерял. Ну это же надо! Я и не знал, какое тут творится дело. Джунгли! Просто джунгли. Хромой, шепчу, ты где, а его и след простыл, не видно, не слышно, я один и только жучки, муравьи ползают по мне, какие-то бабочки лицо щекочут, червяков каких-то давлю коленями…

Но главное — пчёлы, шмели и трутни. На каждом цветке! По две! По три! Налетели в наш двор, собирают себе пыльцу… Ну хорошо, ладно пчёлы, хотя укус пчелы тоже бывает смертельным. Но от неё всё-таки, как известно, мёд. Но над ними же всякие другие жужжат — тёмные, мохнатые, жуткие…

Еле Хромого дождался, весь переполненный чувствами.

— Хромой! Это ужас! Это кошмар! Это же опасно для людей нашего двора! Эти твари везде! Их надо… Их надо истреблять! Надо уменьшить поголовье шмелей и пчёл!

— Ага! — кивает Хромой. — Только я их боюсь…

— Тихо! Я всё придумал. Защита: мажем лицо одеколоном. У меня дома никого нет, одеколона сколько хочешь. Нападение. Берём спичечный коробок…

— Ты что? — испугался Хромой. — Совсем, что ли? И так жарко, а ты огнём…

— Тихо! Ты не понял! Ты не дослушал! Это безопасная технология. Вообще никаких спичек. Спички из коробка выбрасываем. У меня дома никого нет, спичечных коробков сколько хочешь, и пустых, и полных. Берём спичечный коробок без спичек, подползаем сзади, открываем, накрываем, медленно, осторожно, потом — хлоп! И он наш!