Книга Звездопроходцы - Сергей Челяев

Последний раз Надежин готовил для своего экипажа (борщ на первое, рис с креветками на второе) накануне эпохального события — открытия Вершининым d-компонента, «четвертой планеты».

Что же до Щедрикова, то он верховодил на камбузе почти каждый день, лишь изредка уступая автоматам честь кормить своих товарищей.

И не удивительно, что лингвиста-кулинара Жору на «Звезде» обожали все… за исключением разве что историка Ермолаева.

Гуманитарии широкого профиля нередко пребывают в состоянии конфронтации со своими коллегами, они менее сплочены, нежели их коллеги-технари. По своим должностным обязанностям историк должен помогать лингвисту, кибернетику и астробиологу в случае контакта с внеземным разумом.

В последнее, вплоть до явления планеты Сильваны, в обоих экипажах мало кто верил всерьез. И потому к штатному летописцу экспедиции Юрию Петровичу Ермолаеву, упорно не желавшему подобно Щедрикову осваивать смежные специальности, на «Звезде» относились с понятной иронией.

Поначалу, еще на стадии формирования экипажей, Надежин полагал, что к назначению на «Звезду» Ермолаева приложили руку соответствующие органы. Им очень даже не всё равно, о чем первым делом будут договариваться космонавты и инопланетяне в знаменательный час контакта двух цивилизаций.

Штатная должность гуманитария, тем паче историка, соответствовала подобной функции практически идеально. Однако в самом скором времени Петр Алексеевич изменил мнение о Ермолаеве: прибывший на борт «Звезды» самым последним генетик Камалов немедленно предъявил Надежину свои полномочия. В том числе и особые, по части присмотра за всеми членами экипажа на предмет «обнаружения возможного развития девиантных параметров физического и умственного состояния штатных единиц как побочного следствия генных модификаций по программе „Амфибия“.»

— Включая и меня? — Холодно уточнил Надежин.

— Включая и выключая, — мгновенно ответил Камалов, глядя в глаза командиру.

Сколько его впоследствии видел Надежин, тот всегда был выдержан, спокоен и улыбчив. Камалов никогда никуда не опаздывал, но и не задерживался у гиберкапсул слишком долго. Васильев обращался к нему только по вопросам стандартной, рутинной профилактики аппаратуры. Сам же криотехник зачастую часами просиживал в гибернационном зале, сверяя показания приборов, контролируя датчики или отслеживая состояние космонавтов визуально.

Камалов особой инициативы не проявлял, но профилактику проводил досконально, не минуя ни одного промежуточного тест-задания даже на контрольных капсулах. «Абсолютная самодостаточность, граничащая с самодовольством», — определил для себя психологический портрет генетика Надежин. И впервые за многие годы ошибся.

В его второй ипостаси — космического представителя органов безопасности России — доктор наук Давлат Наилевич Камалов оказался дотошным, нацеленным на успех, истым энтузиастом своего дела. Он регулярно отправлял пространные отчеты о работе экспедиции и себя лично, отчего довольно скоро завел приятельские отношения с «почтовиком» — оператором бортовой связи Вадимом Полюшкиным.

Основной специальностью Вадима значилась кибернетика и, прежде всего, ее ксенологическое направление — подобно лингвисту незаурядное дарование Полюшкина было законсервировано на случай возможного контакта с инопланетным разумом. Пока же Вадим был всеобщим любимцем как мастер на все руки и технологии, с легкостью могущий эксплуатировать, отлаживать и ремонтировать все устройства связи и любые компьютеры.

Теоретически «почтовик» «Звезды», хотя это и было строжайше запрещено, был способен внести изменения в работу программного обеспечения даже бортовых компьютеров, что в крайних случаях подразумевалось рядом параграфов Экстренного Протокола, этой подлинно священной книги звездных экспедиций тех лет.

В итоге совпали детали сразу нескольких механизмов, и вошли в резонанс частоты вращения невидимых маховиков, которые двигали судьбами всей экспедиции…

Звездолеты землян к тому времени уже прошли плоскость протопланетного диска, очутившись во внутренней полости этого колоссального бублика. Получив необходимые расчеты от штурманской группы, Полюшкин немедля известил командира корабля Надежина: твердой гарантии, что радиодонесения «Звезды» будут по-прежнему в нормальном режиме покидать окрестности звезды Вольф 359 и уходить к Земле, больше нет.

Разумеется, это не стало экстренной новостью ни для капитана, ни для других членов экипажа. Радиосигнал в одну сторону должен был идти почти восемь лет, а обратный ответ — соответственно уже шестнадцать. Никакой сколько-нибудь адекватной двусторонней радиосвязи на таких расстояниях нет, да и быть не может. Но теперь уже и односторонняя связь обоих звездолетов с родиной оказалась под вопросом, пока Землю затенял колоссальный первобытный массив протопланетного диска.

Последним колесиком механизма судьбы стала, как ни странно, ППСС — плановая профилактика средств связи.

На двадцать шестые сутки после открытия Сильваны «Восход» приводил в порядок антенны, и в перечне молчащих диапазонов оказался именно тот, единственный, полоса пропускания которого выдала «Звезде» аванс, оценивать значимость которого впоследствии предстояло многим поколениям историков российского покорения космоса.

Оценивать и спорить до хрипоты, потому что в тот знаменательный день капитан «Звезды», командир экспедиции Петр Надежин, сделал шаг, поставивший всё их предприятие на грань катастрофы.

Когда Полюшкин принял пространную радиопередачу, исходящую с Сильваны, он, разумеется, первым делом доложил о ней Надежину.

* * *

— Что?! Радиопередача?!

— Именно так, Петр Алексеевич! — Полюшкина буквально колотило от возбуждения. — Радиопередача с Сильваны! Если быть точным: то ли с Сильваны, то ли с ее орбиты!

— Кому-то сказал?

— Нет, сразу к вам.

— Правильно. Ну и что за передача? Какой-то код?

— Да вот самое главное! Там не то чтобы код! Первая часть передачи по сути на линкосе!

— На линкосе… Погоди, это что-то из криптографии?

— Линкос — это такая штука… Ее один голландский математик еще в двадцатом веке разработал, некто Фройденталь… Это, если угодно, самопоясняющийся искусственный язык.

— Ну и какие голландцы на Сильване? Вадим, ты выпил, что ли?!

— Никаких голландцев на Сильване, Петр Алексеевич! Просто линкос это настолько очевидная для математика вещь… Нельзя даже сказать, что Фройденталь его «придумал»… Скорее уж открыл. Ну, понимаете? Атом водорода везде одинаково устроен. Физики его не придумывают, верно? Они его только открывают и описывают! Точно так же дважды два четыре — это фундаментальная вещь! Элементарную счетную алгебру нельзя «придумать» — ее можно описать! Вот и линкос начинает с того, что элементарным алгебраическим объектам ставит в соответствие…

— Короче, Вадим. Есть шансы прочесть, дешифровать послание?