Книга Электрические тела - Колин Харрисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы открыли дверь. Я до тошноты боялся, что мы найдем труп. Женская щетка для волос валялась в центре комнаты рядом с парой розовых трусиков-бикини с обычными пятнами, вывернутых наизнанку. Где они? Я скользнул взглядом по матрасу, стоявшему в углу, телефону, немногочисленным мелочам. Десяток цветных карандашей – словно яркие палочки были рассыпаны по ковровому покрытию. Некоторые из них были сломаны, раздавлены ногами. А потом я увидел нечто, заставившее меня замереть: такая же наполовину заполненная банка воды, какую я видел в жалком гостиничном номере Долорес, бережно поставленная на перевернутую коробку. Я ничего не понимал.
– Квартира пуста, – сказал Ахмед, толкая меня перед собой.
И тут мы услышали оклик Санджея:
– Мистер Ax-мед! Мистер Ах-мед!
– Он на лестнице, которая ведет на крышу, – сообщил мне Ахмед.
Мы поспешно поднялись по лестнице на покрытую толем крышу, вынырнув под яркое утреннее небо. Ахмед подобрал женскую туфлю без каблука: она была парой той, которую он нашел чуть раньше на улице.
– Я не понимаю, – сказал я. – Где они?
Мы быстро осмотрели большую крышу. Рабочие Ахмеда уже начали отдирать дюжину слоев ветхого толя, потрескивающего под ногами, заменяя его новым прочным толем, который они закрепляли на месте горячим битумом. Среди больших металлических банок и рыхлых рулонов материала, кистей, лопаток для битума, рабочих рукавиц, лопат и канистр стоял огромный котел на колесах, густо облепленный дорожками засохшего битума.
– Вот! – воскликнул Санджей, демонстрируя нам, что огромный котел выпускает облачка сернистого дыма. – Большой котел немного горячий. Совсем немного! – возбужденно сказал он. – Смотрите, нет топлива, мистер Ахмед. Не осталось топлива. – Он указал на волнистую поверхность битума в котле. У меня задрожали пальцы. – Смотрите! Это мадам. Или ее дочь.
На маслянистой черной поверхности мы увидели волосы, густо вымазанные битумом.
– Вытаскивай ее! – приказал Ахмед.
Санджей тут же в ужасе отпрянул назад, словно его самого обвинили в преступлении.
– Нет! – возразил я, не желая видеть то, что таилось внутри. – Это должна сделать полиция.
– Вытаскивай ее! Санджей! Вытаскивай ее из битума! – завопил Ахмед. – Мы должны убрать ее из здания!
Тщедушный человек мотал головой, не помня себя от ужаса. Ахмед указал на меня.
– Ты это сделаешь! – сказал он. – Ты должен это сделать.
Санджей решился дотронуться пальцем до черной поверхности и тут же отдернул его.
– Битум слишком холодный, мистер Ахмед! – воскликнул Санджей. – Слишком холодный!
– Тогда тащи газ, Санджей.
Тот подбежал к краю крыши и свистнул, привлекая внимание тех, кто стоял внизу. Затем он спустил вдоль стены тяжелую веревку и набросил ее на блок. Ахмед возбужденно расхаживал по крыше, высматривая новые разрушения. Я смотрел на слипшиеся черные волосы на поверхности застывшего битума. Котел был достаточно большой, чтобы вместить женщину и ребенка.
Я не мог этого вынести.
– Ахмед, ты не можешь так делать! – закричал я на него. – Это неправильно!
Он подошел ко мне:
– Японские банкиры очень осторожные. У них в договоре много мелких пунктов. Если найдут тело, все доллары с моего счета вернутся в Токио. Они делают один звонок – и через десять минут...
– Есть! – раздался голос Санджея, и мы оба повернулись к нему.
Перебирая руками веревку, Санджей вытягивал баллон пропана. Он установил его под горелкой, повозился с вентилем, поднес спичку к тонкой трубке, еще немного подкрутил вентиль – и горелка вспыхнула. Голубое пламя горело с шумом. Я завороженно смотрел на этот процесс, но не мог его остановить. Битум быстро разогрелся, тусклая пленка на поверхности начала испускать спирали дыма, а потом растеклась глянцевой черной жидкостью. Масса жирных волос погрузилась в глубину котла.
– Ты вытащишь женщину? – спросил Ахмед, обращаясь ко мне.
– Нет. Я вызываю полицию. Не трогай ее.
Санджей смотрел на нас, переводя взгляд с одного на другого.
– Я не могу никого сюда пускать, нам надо работать.
– Это твоя проблема, Ахмед, – твердо заявил я. – Все должна делать полиция.
Я не собирался ему помогать, но и не был настолько глуп, чтобы ему мешать. Он это понял.
– Дерьмо! – заорал Ахмед, отталкивая меня. – Ладно!
И тут, прямо в костюме от Армани и кожаных ботинках, он гневно запрыгнул на устройство, балансируя на двухдюймовом краю котла. Он снял огромные золотые часы «Ролекс» и спрятал в брючный карман.
– Подай-ка мне это, – приказал он Санджею и надел толстые кожаные перчатки, доходившие почти до локтя.
Приготовившись, Ахмед осторожно присел на корточки, готовясь пустить в ход свои сильные ноги. А потом он запустил руки в вязкую черную массу и стал слепо шарить там, пока его пальцы не натолкнулись на что-то. Его брови недоуменно выгнулись. Он напряг руки и стал тащить, преодолевая густое сопротивление битума. А потом единым напряженным усилием Ахмед медленно выпрямил ноги и спину и вытащил из битума длинноногое туловище пропавшей немецкой овчарки. А потом он поднял в воздух всю собаку целиком: с нелепо свернутой набок головой, с залепленными битумом глазами и мертвой пастью, застывшей во влажной черной ухмылке.
Мы втроем несколько секунд потрясенно смотрели на находку.
– Смотри на это, Джек! Смотри на это! – завопил Ахмед яростно, безумно. Он кинул собаку, и она с отвратительным стуком упала на крышу. Ахмед спрыгнул с котла, протягивая липкие, почерневшие перчатки к моему горлу. – Смотри на меня, Джек! Изволь смотреть мне в глаза! Ты понятия не имеешь, с кем связался, так? Ни хрена не знаешь! – Черный битум обжигал мне кожу. Я увидел, что неожиданная тайна случившегося напугала его. – Эта женщина чего-то тебе не рассказала! Ты много чего не знаешь! Так?
Следующие несколько дней были пыткой. Долорес не звонила. Я с тревогой вспоминал яркие карандаши, разбросанные и растоптанные на полу пентхауса. Мой желудок был в очень плохом состоянии, и я слишком много времени проводил, глядя, как солнечный луч движется по моему рабочему столу и как тени перерезают края бумаг. Во время ланча я добредал до газетной стойки в вестибюле здания Корпорации и листал пачкающие пальцы страницы «Дейли Ньюз» в поисках сообщения об избиении или убийстве женщины и ее маленькой дочери, но таких сообщений не было, хотя в городе постоянно совершались всевозможные преступления. Например, ребенка выбросили из окна и он напоролся на ограду. Я ни с кем не мог поделиться своей тревогой, даже с Хелен. Если выяснится, что я тесно связан с гибелью какой-то несчастной бездомной женщины – если, например, Долорес найдут убитой с моей визиткой в сумочке, – мне придется долго объясняться в Корпорации. Однако, хотя судьба Долорес и Марии была не моей заботой, мне казалось вполне возможным, что только я знал об их проблемах. И это не давало мне покоя. Я подумывал пойти в полицию и заявить об исчезновении молодой женщины и ее маленькой дочери, но что бы я смог там сказать? В Нью-Йорке, где и так много катастроф. Я не мог доказать, что Долорес и Мария пропали. Но я все же позвонил администратору гостиницы, старому мистеру Клэммерсу, которому я запомнился из-за пятидесяти долларов, полученных от меня. Она не возвращалась, сказал он мне. Нет, она не оставила ему телефона.