Книга Раяд - Всеволод Бенигсен

Преданный Вам,

Александр Переверзин

Е. ВИНОГРАДОВ – А. ПЕРЕВЕРЗИНУ

2 февраля 1921 года

Дорогой Саша,

извините, что не ответил сразу – много болел и только сейчас, кажется, начал отходить от прилипчивого гриппа.

Оба письма Ваших получил. Надеюсь, больше не было, ибо почта работает отвратительно, и даже сейчас, посылая это письмо, я чувствую себя моряком на необитаемом острове, бросающим бутылку с запечатанным призывом о помощи куда-то в морские волны.

Сначала об общем.

Я категорически не согласен с Вашим замечанием, что беспорядок есть естественное состояние русского человека и когда по каким-то причинам он вдруг решает навести порядок, выходит такой порядок, что мертвые позавидуют живым. Неужели то, что сейчас происходит в нашей несчастной стране, а именно бессмысленная вражда, нищета и голод, Вам кажется тем самым жутким порядком, к которому мы пришли?

И что же Вы в контексте всего этого можете сказать по поводу Веймарской республики, например? Порядок там или беспорядок? И к чему, например, стремятся немцы?

Теперь о раядах. Внимательно проштудировав все, что вы мне прислали, я прихожу к выводу, что Раяд если не процветал, то, по крайней мере, существовал относительно неплохо. Об этом говорят высокая обрядовая культура (в том числе и захоронений), найденные предметы быта, а также следы явно развитых ремесел, среди которых, что немаловажно, и торговля. Смущает внезапный упадок всего этого. Однако здесь мне представляется важным упоминание князя Святополка Спасителя, и я невольно связываю его появление (и правление) со скорым исчезновением раядов. По крайней мере, я бы обратил на него особое пристальное внимание. И тут я пока не могу предложить Вам ничего оригинального, кроме как обратиться к профессору Шестакову. Шестаков – безусловный специалист в области праславянских рун и, я уверен, он смог бы пролить свет на те события, если Вы, конечно, доверите ему работу по дешифровке. Найти его Вы сможете через нашего общего знакомого профессора Керчина – они, кажется, когда-то вместе работали.

Крепко обнимаю Вас и надеюсь, что, победив болезнь, смогу вырваться и навестить Вас с Сашенькой.

Ваш Е. Виноградов.

А. ПЕРЕВЕРЗИН – Е. ВИНОГРАДОВУ

22 февраля 1921 года

Дорогой Евгений Осипович,

в своем последнем письме Вы довольно едко, если не сказать раздраженно, отреагировали на мои размышления о былом и настоящем, и в частности о порядке. Вы пишете: «Неужели то, что сейчас происходит в нашей несчастной стране, а именно бессмысленная вражда, нищета и голод, Вам кажется тем самым жутким порядком, к которому мы пришли?»

Для начала хочу сказать Вам, что мы еще никуда не пришли. И если хотите знать, то сегодняшнее положение вещей есть лишь первая ступень к наведению того страшного окончательного порядка, который будет фатален или летален (что в России почти одно и то же). Ибо нынешнее бедственное состояние страны вынудит русского человека отдаться любому, кто этот порядок наведет.

Представьте себе прокрустово ложе. А теперь представьте, что происходит, когда в него кладут человека, готовя его к «идеальному соответствию» сей кровати. Хрустят ли суставы ног (это если ноги короткие), трещат ли шейные позвонки (это если не умещается голова), но, так или иначе, льется кровь и криком надрывается жертва. Вот это и есть то, что мы сейчас переживаем. Жертва скончается от потери головы или крови, но зато идеально впишется в ложе. И наступит тот самый порядок. Мертвый порядок. Последователи великого изобретения Прокруста могут время от времени подравнивать отдельные части тела для придания ему еще более совершенной формы, но сути это уже не изменит.

Вспомните Московское восстание 1547 года – недовольство народа родней нового царя привело чуть ли не к осаде перепуганного и спрятавшегося Ивана Грозного. После этого он навел такой порядок, что «хоть докати шаром!», как написал уже упоминавшийся мною А. К. Толстой. Можно было бы назвать порядком и то, что было при Петре, если бы не палка, которой он, поколачивая русского мужика по хребту, требовал от него невозможного – стать европейцем. История, конечно, вещь сложная и всего не углядишь, но вот какой мне видится, что называется, классическая схема. Сначала есть некий беспорядок, в котором «свой порядок есть». Он хорош и правилен. Воруют? Воруют. Взяточничествуют? Взяточничествуют. Ленятся? Ленятся. Ну и прочее. В какой-то момент происходит либо катаклизм (допустим, война или природная беда), либо, простите, идиотизм (со стороны царя или властей). Раздраженный народ, рыча, что тот медведь-шатун, бросается на все и вся, требуя порядка. Далее его можно брать голыми руками и вести к тому самому идеальному порядку, против которого он, в общем, и не против – никому же в голову не придет бросать клич: «Вернемся снова к воровству, взяточничеству и лени!» Наоборот, все начинают кричать об идеальном порядке.

Возможно, мои размышления покажутся Вам сумбурными, но какое время, такие и размышления.

Истина в парадоксе: русский человек слишком живой и мечтательный, чтобы не думать об идеальном порядке, но в то же время любой идеальный порядок умерщвляет его живость и мечтательность. Иными словами, как только мы пытаемся построить царство божие на земле, выходит самая что ни на есть преисподняя. Но, выскочив из преисподней в одном исподнем, простите за каламбур, мы продолжаем думать о царстве божьем, не понимая, что ни то ни другое нам НЕ ПОДХОДИТ.

Что же касается немцев, то возражение принимается. И я даже готов поверить, что после подписания унизительного для Германии Версальского договора немецкий народ вполне может оказаться в клещах идеального порядка. Но вот в чем парадокс. Если немец осознает, что идеальный порядок не то, к чему он стремился, он сам себе в этом легко признается (ибо такая самокритика входит в понятие «порядочности», еще раз простите за игру слов). Но русский – никогда. Мало того что он не захочет признаваться в собственной дурости, он еще и пожмет плечами: «Я хотел порядка – я порядок получил. За что же мне каяться или в чем же мне себя винить?» Ему и в голову не придет, что ему и вовсе не надо было стремиться к порядку.

С бесконечным уважением,

А. Переверзин

В. ЛЕНИН – Ф. ДЗЕРЖИНСКОМУ

22 февраля 1921 года

Т. Дзержинский,

я думаю, пришло время серьезно взяться за писателей и профессоров, помогающих контрреволюции. Почти все места скопления этой интеллигентской сволочи (журналы, университетские кафедры, научные кружки) являются настоящими рассадниками белогвардейского подполья, кишащими пособниками Антанты и растлителями растущей молодежи. Мы можем (и будем) говорить о высылке некоторых из этих людей за границу, однако тем, кто отказывается поддержать новую власть, важно дать понять, что диктатура пролетариата – это прежде всего террор. Скажу яснее. Этот террор может и должен быть применен против всех, кто считает подобный террор неприемлемым в отношении очагов буржуазного сознания, которые сознательно отказываются от осознания необходимости террора в их отношении, ибо диктатура пролетариата именно в силу своей пролетарской природы и не имеет права позволить антипролетарскому меньшинству диктовать свою волю тем, кто считает диктатуру большинства пролетарской и диктаторской. Надеюсь, я прояснил суть дела.