Книга Нумизмат - Евгений Сартинов

Теперь надо было решать, что делать дальше. Вчера он не смог даже подойти к дому, где должна храниться его коллекция. Силин понял, что его рассмотрели через телекамеры наружного наблюдения, с подобным в Свечине ему сталкиваться не приходилось. Любой другой опустил бы руки, но не Нумизмат. Сейчас он походил на бульдозер с заклинившим управлением, упрямо сносивший перед собой все преграды. Решение пришло быстро. Враги разглядели его издалека, почему бы и ему не заглянуть в дом, не приближаясь к нему?

С открытием магазинов Силин два часа убил на хождения по этим «храмам» современной эпохи. Оптика имелась разная: отечественная и импортная, дорогая и очень дорогая. Вся она не устраивала Нумизмата ни мощностью, ни ценами. Бинокли годились лишь для того, чтобы подглядывать за девицами на пляже. Силину понравился переносной телескоп, но куда же он денется с этой полутораметровой дурой? Поставит на пустыре и притворится, что разглядывает созвездие Большой Медведицы? Да и цена весьма кусалась.

Потом Михаил присмотрел семидесятикратную подзорную трубу, но в последний момент засомневался: в таком случае была угроза остаться без копейки денег. И тогда Силин отправился на Блошиный рынок, благо день пришёлся как раз на субботу.

Обширная площадь перед Дворцом спорта просто кипела от народа. Это был не обычный оптовый рынок с дешёвым барахлом из Китая или Турции. Длинным рядком выстроились машины, где за стёклами надрывались в лае колли и сенбернары, бультерьеры и доги. За рядом собак стояли владельцы породистых кошек со своим очаровательным товаром в плетёных корзинках. Ну а дальше уже кишел народ с самым разнообразным «зверьём»: попугайчиками, хомячками, рыбками. Тут же продавалось всякое подспорье для этих живых человеческих забав: клетки и аквариумы, ошейники и шампуни, птичий корм и искусственные кости.

Вторую половину площади занимали книжные развалы, ну а как раз между ними толпился народ, уже хорошо знакомый Силину: продавцы монет, медалей, залежалого антиквариата, икон и просто старинного барахла. Отдельно стояли со своими полотнами художники, неодобрительно поглядывающие на небо, снова грозившее дождём.

Силин с полчаса толкался среди народа, прикидывая по конъюнктуре рынка, что он сможет продать сегодня подороже. После всех раздумий Михаил решил остановиться на медалях, в этой области у него конкурентов почти не оказалось. Силин присматривал место, где встать, когда неожиданно столкнулся с мужиком, одетым в брезентовую рыбацкую робу и держащим в руках половинку большого морского бинокля.

— Это что у тебя такое? — спросил Михаил, кивая на изрядно потёртый оптический раритет.

Мужик с цветом лица под стать серому осеннему небу и закатывающимися от похмельного синдрома глазами с трудом, но оживился.

— Настоящий цейсовский бинокль, морской, восьмидесятикратный. Батя ещё с войны привёз. Половину-то я ещё в детстве грохнул, а эта вот осталась.

От едкого запаха перегара Силин поморщился, но мужик понял все это по-своему.

— Да ты не сумневайся! — зачастил он, время от времени облизывая обветренные губы. — Знаешь, как он показывает, нынешние по сравнению с ним просто дерьмо!

Да, старая немецкая оптика работала безукоризненно. Галки и вороны, рассевшиеся по деревьям вокруг рынка, неприязненно поглядывали на Силина своими чёрными глазами-бусинками.

— Сколько хочешь за него? — спросил Нумизмат, не отрываясь от окуляра и вертя верньер регулировки резкости.

— Ну, на пару литров водяры, — неуверенно начал рыбак.

Силин молча вытащил из кармана деньги и отдал их потрясённому мужику.

— Дай Бог тебе хорошую невесту, — пробормотал тот, торопливо пересчитывая деньги и спиной раздвигая толпу. — Ты не сомневайся, вещь стоящая!

«А удачно начался день», — подумал Михаил, укладывая в сумку бинокль.

На рынке он задержался ещё на часок, выгодно продал две медали — «За отвагу» и довольно редкую «ХХ лет РККА».

Уже в первом часу дня Силин покинул рынок и отправился к ближайшей автобусной остановке, раздумывая, где ему пристроиться с этим биноклем в районе ипподрома. Эти его раздумья прервал большой чёрный автомобиль, промчавшийся по дороге совсем рядом с тротуаром и окативший Нумизмата грязной водой. Выругавшись, он отскочил в сторону и перевёл взгляд с мокрых брюк на проехавшую машину. Прежде чем та исчезла за углом, он успел разглядеть на номере три одинаковых цифры.

«Пятьсот пятьдесят пять! — вспыхнуло в голове Нумизмата. — Та самая машина, про которую говорил Зубанов».

Силин, не раздумывая, рванулся за автомобилем, испугав при этом ветхую старушку, мирно выгуливающую престарелого японского хина. Импортная моська зачастила вслед бегущему истошным, визгливым лаем, в сторону шарахнулась пара молоденьких девчонок, но Михаил ни на кого не обращал внимания. Забежав за угол, он увидел, как в дальнем конце небольшой улицы чёрная машина свернула влево.

Что и говорить, судьба улыбнулась Нумизмату. Сразу за углом Силин увидел мирно стоящий «чероки». Подойти к нему Михаил не решился, боялся попасться на глаза владельцам машины — вдруг узнают в нем вчерашнего возмутителя спокойствия! Вернувшись за угол, он прислонился спиной к дереву и долго переводил дух. Отдышавшись, он со всеми мерами предосторожности принялся рассматривать стоящий автомобиль. Хотя окна в джипе были тонированные, Силин все же разглядел, что в салоне сидели трое.

Прошло десять минут, двадцать — все оставалось по-прежнему. Михаил чувствовал, что он чересчур привлекает к себе внимание, и решил рискнуть, сменить позицию. Опустив голову, он быстрым деловым шагом пересёк тупичок, где стояла машина по диагонали и вошёл в подъезд трехэтажного старинного здания на противоположной стороне улицы. Поднявшись на лесничную клетку между вторым и третьим этажами он осторожно выглянул наружу и убедился, что все осталось по-прежнему, его демарш никого не встревожил.

Прошло ещё сорок минут, лишь затем Силин увидел, как открылись дверцы машины и появились двое коренастых, плотного сложения парней. Один из них остался на крыльце дома, второй прошёл в подъезд. Вскоре он вернулся, но не один, а с высоким худощавым человеком. Тут Нумизмат вспомнил, что в сумке лежит бинокль, но, пока он лихорадочно возился с молнией, трое на другой стороне дороги подошли к машине. Худощавый остановился и коротко махнул кому-то наверх рукой. Силин лишь заметил, как колыхнулся в одном из окон четвёртого этажа белоснежный тюль. Рука, задёрнувшая штору, явно принадлежала женщине.

Это было уже кое-что. Михаил не сомневался, что нужный ему человек рано или поздно вернётся в этот дом. Оставалось только ждать.

ЧЁРНАЯ ТЕТРАДЬ

Андриенко.

«Я, Андриенко Александр Фомич, профессор Санкт-Петербургского университета…»

В тот воскресный день профессор, как всегда, с утра работал в своём кабинете. С тех пор как умерла жена Александр Фомич стал истинным анахоретом. В прежние времена Варвара Никитична непременно бы вытащила его или в церковь, или в гости к многочисленной родне. И хотя Андриенко обожал свою жену — все-таки прожили вместе тридцать лет, — спустя год после её смерти профессор очень полюбил эти спокойные выходные в четырех стенах. Как всегда, он занялся переводами скандинавских саг. Зная шесть языков, в большинстве своём «мёртвых»: древнегреческий, латынь, языки кельтской группы, Андриенко последние годы мечтал увязать в одно целое древнейшую историю славян, скифов и норманов. Где-то здесь, в переплетении судеб этих народов, и родилась русская нация.