Книга Мансарда на углу Бейкер-стрит - Алексей Биргер

— Все трое. — Мистер Флетчер указал на нас размашистым жестом. — Каждый из них изрек свою часть истины — и каждая из этих трех частей оказалась очень к месту!

— Тем лучше, — сказала Сьюзен. — А я, признаться, надеялась втайне, что застану вас здесь, когда стала звонить Алисе и никто не брал трубку. Потому что вы с Алисой тоже приглашены на обед в ресторан при исследовательском центре!

— Принимаю приглашение с превеликим удовольствием! — отозвался мистер Флетчер. — Позвольте предложить вам руку!

И мы отправились обедать.

Осталось досказать совсем немного. Пока я писал эти письма, уже и Пасха подошла, и сегодня мы идем в цирк. За эти дни тоже немало случилось событий.

Во-первых, Ванькины догадки подтвердились полностью. Российские службы тщательно обыскали «Иван Сусанин» — который, когда пришло срочное сообщение мистера Флетчера, уже готовился причалить в Санкт-Петербурге — проверили подноготную всех членов команды и в итоге нашли бриллианты и финансовые документы и арестовали второго помощника капитана, который и оказался пособником контрабандистов, участником их банды.

Шофера «дядю Витю» Данилова ищут, но еще не нашли. Сложно сказать, найдут или нет.

За эти дни мы и в Озерный Край съездили, и в Оксфорд. Мы с Ванькой немного разделились. Он так «законтачил» с Алисой, что иногда отправляется куда-нибудь вместе с ней, а я гуляю самостоятельно, если их затеи мне не очень интересны. Алиса оказалась яростной футбольной болельщицей — и позвала Ваньку на принципиальный футбольный матч между сборной ее школы и сборной другой школы. Они там так наорались и «наболелись», поддерживая «своих», что у обоих глотки сели, и они потом некоторое время только сипеть могли.

Мне все интересно, что будет, если они упрутся на чем-нибудь и не захотят уступать друг другу. Это ж такой взрыв может рвануть — всех окружающих сметет! Впрочем, мне кажется, у них характеры настолько похожие, что любая ссора только крепче привяжет их друг к другу.

Не знаю, как сложится у мистера Флетчера и Сьюзен и сбудется ли пожелание Алисы, но вот сегодня букет, чтобы преподнести Арнольду Запашному, они выбирали вместе. И очень на то смахивает, что дело докатится до свадьбы, по тому, как они себя ведут.

Но это я забегаю вперед. Все, что было — и поездку в Озерный Край, и остальное — я опишу тебе подробно в следующих письмах. Я, кстати, и несколько пленок уже отщелкал, чтобы можно было побольше фотографий тебе показать. А сейчас меня зовут — пора в цирк. По пути опущу это письмо, а вечерком — или если мы сегодня совсем вымотаемся, завтра утром — сяду за следующее.

С огромным приветом твой Борис Болдин

Крауфорд-стрит, 18, Лондон, Вест 1.

ЭПИЛОГ

ОТРЫВОК ИЗ РОМАНА «ШЕРСТИНКА ДЬЯВОЛА. НЕИЗВЕСТНАЯ РУКОПИСЬ ДОКТОРА ВАТСОНА, ОБНАРУЖЕННАЯ И ОПУБЛИКОВАННАЯ МИСТЕРОМ ДЖОРДЖЕМ ХЭВИСТОКОМ»

(Перевел отрывок Борис Болдин)

— Что это такое, Холмс? — спросил я, разглядывая книжицу, лежавшую на углу нашего обеденного стола. — Неужели вы под старость лет увлеклись поэзией?

На книжице значилось: «Томас Стернз Элиот. Пруфрок и другие наблюдения». Пролистав книжицу, я обнаружил, что она сплошь состоит из стихотворений на английском и французском языках. Это была поэзия того типа — «новая», или «экспериментальная», которую я не очень понимал и воспринимал. И тем более удивительно было обнаружить такие стихи у моего друга, да еще с теплой надписью автора: «Шерлоку Холмсу на добрую память. Большой Том».

Холмс не сразу ответил мне. Он, в глубокой задумчивости, созерцал языки пламени в камине. Была зима 1917–1918 годов, холодная и суровая зима. И Лондон в целом жил суровой и мрачноватой жизнью военного времени. Ощущение, что победа близится, делалось все отчетливее, но Германия еще была сильна, на многих фронтах шли жесточайшие бои, каждый день газеты печатали длинные списки павших на поле боя.

К тому же эта война велась такими методами, которые раньше не могли бы привидеться человечеству и в кошмарном сне. Авиация, сбрасывающая бомбы, отравляющие газы, подводные лодки, несущие незримую и беспощадную смерть огромным кораблям… Я вполне понимал Холмса, который, на время вернувшись в Лондон, подолгу просиживал перед жарким, ярко пылающим камином: камин и пространство вокруг него были тем островком тепла и уюта, который возвращал нас мыслями к прежним временам и заставлял верить, что жизнь наладится, что все будет хорошо.

— А?.. — откликнулся наконец Холмс. — Эта книжица?.. Не обращайте внимания, дорогой Ватсон, не обращайте внимания. Эту книжицу преподнес мне очень толковый молодой человек. Да, очень, очень толковый.

— Толковый?.. — усомнился я. — Позвольте, Холмс, но… — и я процитировал: — «Полночь трясет мою память, как сумасшедший — мертвую герань…» Вы хотите сказать, что это — толково?

— По-моему, совсем ничего, — отозвался Мой друг, беря кочергу, чтобы пошевелить дрова в камине. — Если к этому подобрать красивую музыку, то получится очень неплохая ария… Я бы сделал эту арию от лица кошки — такой вот несчастной, всеми заброшенной кошки под дождем… Это бы прозвучало… Можете мне поверить — я ведь хорошо знаю оперу и ее законы. И вообще, если сделать легкую, но при этом не без драматизма, сказочную оперу, в которой всеми персонажами были бы кошки… А? По-моему, неплохая идея. Неожиданно и свежо. Я ему так и сказал…

— Да, если переложить эти стихи в виде кошачьих воплей — было бы вполне… — Я не знал, шутит мой друг или говорит всерьез, но не мог удержаться от насмешки.

— Не обижайте кошек, — задумчиво проговорил Холмс. — Они — хорошие существа. Кстати, этот мистер Элиот — любитель кошек. Благодаря его кошке мы и познакомились. Она стала приходить ко мне и с огромным удовольствием слушать мою игру на скрипке… Знаю, знаю, вы собираетесь возразить, что я давно не играю на скрипке, так я вам отвечу, что играю — в ваше отсутствие. Мне известно, что моя игра несколько вас… гм… нервирует. Но у кошки оказалось больше музыкального слуха, чем у вас. Я стал вознаграждать благодарную слушательницу, а потом познакомился и с ее хозяином.

— Так только ради этой «музыкальной» кошки…

— Не только, дорогой Ватсон, не только. И не закавычивайте интонацией слово «музыкальный». Я признателен ей за то, что она ценит мои скромные способности. И я вам уже сказал, что мистер Элиот — очень толковый молодой человек. Он — крупный банковский работник, у него четкий и ясный логический ум, он умеет за цифрами видеть целое. Если он решит бросить банковское дело ради поэзии, то и в поэзии далеко пойдет, с его разумностью и чувством цели. Уверяю вас, тогда он быстро отбросит все свои новомодные выверты и сделает нечто действительно достойное музыкального театра — я имею в виду того великого музыкального театра, в лучших его проявлениях, который мы с вами еще помним… Но неважно. Дело сейчас не в этом. Дело в том, — Холмс встал и стал искать свою трубку, — что только что мистер Элиот был у меня. И обратился он ко мне именно как банковский работник. Причем имея полномочия обратиться ко мне от совета директоров своего банка — банка Ллойда.